Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

— В августе.

Я взяла у него чашку и хотела наполнить ее снова, но Патрик покачал головой.

— Все, хватит, — сказал он.

Дети стояли вплотную к печке, дрожали, понурив плечи, и молчали. Интересно, помнит ли Патрика Джеймси?

— Дети замерзли, — сказал Патрик.

Он открыл дверцу печки — там тлела зола. Патрик сунул внутрь последнее полено из ящика для дров, взял палку и принялся ворочать ею угольки, пока пламя не разгорелось и полено не занялось.

— Открывайте мешки, — сказал он мне. — Расстелите шкуры. Укройте детей. Сейчас вернусь.

Он вышел на улицу и спустился по ступенькам.

— Что ж, крутой парень, — заметила Майра, вновь вручая мне Стивена. — А теперь ложитесь в кружок, — сказала она детям, после того как мы устлали весь пол шкурами.

Я нашла мягкий белый мех — кролик, наверное, — и завернула в него Стивена. Прижимала его к себе, пока остальные дети занимали свои места. Они легли в круг, ногами внутрь, а головами — наружу. Получилось что-то вроде большого колеса. Они лежали на своей мягкой и теплой постели, погрузившись в мех, и улыбались нам. Майра укрыла их сверху шкурами животных, названий которых я не знала.

Свечки на нашей рождественской елке догорели.

— А теперь мы можем уже спать, мама? — спросил Джеймси.

— Можете, Джеймси.

— Я уже поджариваюсь под всеми этими одеялами, — сказал Пэдди.

— А Рождество уже наступило? — поинтересовался Дэниел.

— Оно наступит, когда вы проснетесь, — ответила ему Майра.

Я присела у печки со Стивеном на руках. Майра взяла длинную шкуру какого-то черного зверя и накинула мне на плечи. Стивен спал, вздрагивая при каждом вдохе всем своим маленьким тельцем. Майра попробовала его лоб.

— Все еще горячий, — сказала она.

Я кивнула.

Она стояла рядом и смотрела на меня сверху вниз.

— Он у тебя сильный малыш, Онора.

— Да, это так, — вздохнула я.

Она нагнулась и понюхала его дыхание.

— Дурного запаха нет, как бывает во время…

— Круп. Молли говорит, что это круп.

— А этот Патрик Келли… — начала она, но я прижала палец к губам.

— Завтра поговорим, — прервала я ее. — Иди уже спать, Майра.

— Что ж, по крайней мере, стулья Молли уцелели, — усмехнулась она и улеглась, забравшись в кружок детей.

*

Патрик появился ближе к полуночи с целой охапкой наколотых дров. Он вывалил все это в ящик, а два полена положил сразу в печку. Там вновь весело заплясало пламя, и по комнате разлилось настоящее тепло.

— Где ты это достал?.. — начала я, но умолкла. Зачем я спрашиваю?

Стивен слабо захныкал, и это немного воодушевило меня.

— Заболел? — спросил Патрик.

Я кивнула.

— Круп. Дети от крупа не умирают.

«Только бы не лихорадка, умоляю тебя, Господи».

Патрик нагнулся, внимательно осмотрел Стивена у меня на руках, а затем из висевшего на поясе мешочка извлек какой-то пакет. Сунув в него палец, он поднес его к моему носу — это была какая-то мазь, по запаху напоминавшая нашу рождественскую елку. Я согласно кивнула и раскутала Стивена. Патрик натер этим целебным бальзамом грудку Стивену, а затем вновь завернул его в кроличью шкурку.

— Спасибо, — сказала я Патрику, гладя Стивена по голове.

Он ничего не ответил, просто стоял рядом и молча смотрел, как поднимается и опускается грудь ребенка при дыхании.

Прошло много времени, прежде чем вдохи Стивена стали не такими судорожными. Он открыл глаза и посмотрел на Патрика.

— У него его глаза, — заметил Патрик.

— Думаю, немного светлее.

— У моего отца были такие, — сказал он.

— У Джеймси такие, — ответила я. — Да и у тебя тоже.

— Ему уже лучше.

— Да.

Стивен начал вертеться у меня на коленях.

— Успокойся, Стивен. Поспи лучше.

— Принести воды? — спросил Патрик.

— Да, пожалуйста. Ведро в углу, а кружка рядом с ним.

Патрик принес мне воды.

Стивен сделал глоточек.

— Спой мне, мама, — попросил он, и я затянула ему мамину колыбельную.

— Младший сын Майкла, — задумчиво произнес Патрик. — Сколько ему?

— Год и восемь месяцев, но наш с Майклом последний ребенок родится весной, — прошептала я.

— Господи Всевышний, Онора! Ты отправилась в путешествие с целой кучей детей, да еще и в таком состоянии?

— Мы бы все погибли, если бы остались дома, — уверенно сказала я. — Я обещала Майклу, что отвезу детей к тебе. К тому же мне помогала Майра.

Патрик кивнул и добавил:

— Он был лучшим братом, о котором только можно мечтать.

Взяв меховую накидку, он отнес ее в дальний угол комнаты и улегся на ней.

«Спасибо тебе, Майкл. Знаю, это ты прислал его к нам». Я откинулась на спинку ирландского стула Молли, прижала к себе Стивена и уснула.

Глава 27

Проснулась я перед рассветом. Стивен пропотел и его лоб, слава богу, был холодным на ощупь. Он открыл глаза и сказал:

— Мама, мама.

Затем коснулся рукой моего лица. Я вытерла его насухо и уложила к остальным детям, между Бриджет и Грейси.

— Поспи еще.

Сама я присела рядом с ним и гладила его по голове, пока он не уснул.

А Патрик Келли исчез.

Я подошла к кухонному окну. Встававшее над озером солнце окрасило снег в розовый цвет. Да, много дюймов снега накрыли Бриджпорт: не было видно гор мусора, лишь белоснежные холмы и долины — красота. Ветер разметал снежинки, и в солнечных лучах они сверкали над замерзшей поверхностью земли, словно бриллианты. Настоящее рождественское утро.

Я подумала, что Патрик Келли мог бы сначала помочь нам, прежде чем исчезнуть, — в Ирландии он ведь много раз поступал именно так. Но потом я вдруг увидела его идущим как бы по поверхности снега прямо у наших дверей. Я накинула на плечи шкуру и торопливо спустилась с лестницы.

Когда я открыла дверь, он стоял, согнувшись, и снимал что-то с ног.

— Снегоступы, — пояснил он, поднимая вверх деревянную рамку с рукояткой, внутри которой было натянуто что-то вроде сетки. — Изобретение индейцев. Как малыш?

— Уже лучше.

— Это бальзам оджибве.

— Оджибве?

— Это индейское племя, с которым я промышлял пушниной на севере. А ты сейчас одета в один из наших трофеев — в шкуру медведя.

— Очень теплая, — сказала я. — Заходи. Все еще спят наверху.

Я прошла в дом и поднялась на несколько ступенек. Патрик следовал за мной.

— Погоди, — вдруг сказал он. — Присядь на минутку.

Плотнее закутавшись в мех, я села прямо на лестницу. Он тоже сел — на две ступеньки ниже — и поставил между нами полный мешок.

— Что это?

— Яйца. Ветчина. Кувшин молока.

— Спасибо тебе, Патрик. И еще отдельное спасибо за дрова.

Он сбросил свою меховую куртку и прислонился плечом к лестнице. Было видно, что он много работал: на его худощавых руках появились мускулы, рельефно проступавшие сквозь рубашку из выделанной оленьей кожи. Еще на нем были облегающие кожаные штаны с бахромой по бокам и мягкие туфли, расшитые бусинами разных цветов и форм. Непривычная для нас одежда. Патрик заметил, что я внимательно разглядываю его ноги.

— Мокасины, — объяснил он, поднимая одну ногу, а потом показал на цветочный узор у себя на рубашке. — А это из окрашенных иголок дикобраза.

— В Голуэе твой вид посчитали бы странным, — заметила я.

— Твой тоже, — возразил он, — если бы ты появилась там, завернувшись в шкуру медведицы.

— В Ирландии уже нет медведей, — сказала я, — хотя когда-то должны были быть. Иначе откуда у клана Макмахонов появилось бы такое имя?

— Ну да, — сказал он. — Сыновья Медведя.

Я кивнула.

— Очень трудно поверить, что Майкл умер. Не могу этого принять, Онора, — сказал он. — Я-то думал, что вы в Ирландии живы-здоровы, что деньги, которые я вам послал, помогли вам продержаться.

— Если бы мы уехали сразу, как только получили твои деньги, Майкл сейчас был бы жив. Но ты заразил его идеей бунта — точнее, твой человек в Голуэе. И он не поехал.

— Так в том, что вы тогда остались, моя вина? — спросил он.