Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Когда они уходили, я слышала, как он сказал им:

— Сначала к Хафу, сказать ему, что вы увольняетесь.

— Но я не хочу оттуда уходить, — возразил Томас.

— Тогда ты останешься, — ответил ему Патрик, и они все ушли.

*

— Там настоящая кузница, мама! И я там как стукнул молотом! — восторженно рассказывал мне Пэдди. — Как папа. А это видишь? — Он закатал рукава, обнажив руки. — Это всего лишь сажа, мама, — продолжал он, показывая мне черную рубашку и испачканное лицо. — Никакой крови. А еще там были лошади, мама! И одна — точно такого же окраса, как наша Чемпионка.

Джонни Ог тоже пребывал на седьмом небе от счастья. В лодочной мастерской Майкл Гибсон позволил ему устанавливать парус.

— Он сказал, что у меня есть способности к этому делу, а я рассказал ему, что мой папа был рыбаком, но я его никогда не видел. Потому что он мертвый.

— Нужно говорить «погиб», Джонни Ог, — поправила его Майра.

Лиззи Маккена посоветовала нам говорить, что наши мужья погибли, — так это звучало более прилично.

После обеда к Молли зашел Патрик. Мы все были на кухне, мыли посуду, а дети находились в комнате наверху.

— Я продал шкуры, — сказал он. — Сядьте.

Мы сели за стол, а он выложил перед нами десять золотых монет по двадцать долларов.

— Ничего себе, — ахнула Майра.

— Вот, Молли, — сказал Патрик. — Это плата за их комнату и кормежку на год вперед.

— Ну, месяцев на десять, по крайней мере, — ответила она.

— Нет, погодите… — вмешалась Майра.

— Спасибо тебе, Патрик, — перебила ее я. — Ты очень добрый человек.

— Погодите, — не унималась Майра. — Мы не можем жить все в одной комнате, нам нужна своя квартира. Сейчас тут как раз сдается одна, на Хикори-стрит 2703: три спальни, кухня, гостиная. Тридцать долларов в месяц.

— Довольно разумная цена, — заметила Молли, — хотя там вам еще придется покупать еду и дрова.

— Вам лучше остаться здесь, Онора, — сказал Патрик.

Майра пнула меня ногой под столом.

— Нет, Патрик, мы съедем, и Молли возражать не станет.

— Что ж, — сказала та, — некоторые мои постояльцы жалуются на то, что маленькие дети шумные, к тому же я раньше никогда не брала к себе женщин, потому что некоторые из них начинают жутко флиртовать. Не то чтобы я кого-то осуждаю, но пока вы здесь, — она выразительно взглянула на Майру, — мне трудно отказывать в постое кому-то другому.

Я видела, что у Майры язык чешется резко ответить Молли.

— Вы правы, Молли, пора нам съезжать, — быстро откликнулась я.

— Это вам с Майрой решать, — заметил Патрик.

— Вот именно, — заявила Майра.

— Там вам понадобятся постели и кухонная утварь, — сказала Молли. — И хватит ли зарплаты мальчиков на еду, на дрова, на всякие вещи для младенца, на доктора, на лекарства… — Она вдруг умолкла.

— Я устроюсь на работу, — ответила Майра. — А ты, Патрик, тоже, конечно, мог бы найти себе хорошую работу.

Молли с Патриком дружно рассмеялись.

— Ради бога, — фыркнула Молли. — Многие бизнесмены в Чикаго вели переговоры с Патриком Келли, но все они уже отказались от мысли нанять его к себе.

Патрик утвердительно кивнул.

— У меня уже есть собственное дело, Майра.

— Ты все время повторяешь это, но…

— Мы справимся, Патрик, — перебила ее я. — После рождения ребенка, думаю, я могла бы давать уроки на дому — например, обучать ирландскому языку. Когда я обращаюсь к Пэдди и Джеймси по-ирландски, они отвечают мне по-английски. И другие дети тоже, безусловно, забывают родной язык.

— Ну, я бы не рассчитывала на это как на источник доходов, Онора, — возразила Молли.

— Тогда я могла бы писать письма для ваших постояльцев.

— А вот это хорошая идея, — кивнула Молли.

— Если вы считаете, что сможете зарабатывать достаточно денег… — Патрик пожал плечами.

— Мы сможем, — уверенно сказала Майра.

— Вам решать, — снова сказал он и взглянул на меня. — Колдунья у колодца и братья О’Нейлы.

— Так ты знаешь эту историю? — удивилась я.

— Ее рассказал мне Майкл, чтобы я мог понять женщину, на которой он женился. Вот так-то.

Пока Молли и Майра обсуждали что-то насчет одеял, Патрик надел свою большую куртку и вышел. Я спустилась по лестнице вслед за ним.

— Что ты хотела, Онора? — спросил он, когда мы остановились у входной двери.

Всего два дня назад я открыла этому человеку эту же дверь, только вчера утром я сидела, закутавшись в медвежью шкуру, и обвиняла его в смерти Майкла. А теперь… Я должна была задать ему этот вопрос.

— Патрик, — начала я. — Этот посох… Святого Греллана… хм-м… Молли говорила, будто ты использовал его, чтобы поднять людей на забастовку.

— Это правда.

— Мне интересно, где он сейчас?

— В церкви Святого Патрика. Отец Донохью хотел, чтобы он находился на алтаре во время рождественской мессы. Святые реликвии нечасто попадают в Америку, не говоря уже о Чикаго. Я забираю его сегодня.

— Вот как… Я подумала, что этот посох — вещь очень ценная и, как ты сам сказал, редкая, особенно здесь. Там золото и вообще… Сводить концы с концами трудно, даже с твоими деньгами. А обнищать так легко… Я имею в виду, ты ведь мог бы получить за него целое состояние — несколько тысяч, возможно?

— Ты считаешь, мне следует его продать?

— Но только правильному человеку, конечно. Скажем, епископу. И чтобы у этого посоха был собственный алтарь в церкви Святого Патрика.

— Епископ не даст за него и пенни. У местной церкви вообще нет денег. А отец Донохью страшно нервничает, даже когда просто берет его взаймы. «А что если наша церковь сгорит?» — как-то сказал он мне.

— Но его точно мог бы кто-то купить.

— Кто? Здесь нет Королевской Ирландской академии, нет Национального музея. Да, есть такие, кто взял бы его ради золота, чтобы потом переплавить и…

— Но это было бы великим грехом и святотатством!

— Вот именно, — ответил Патрик и вышел.

Я последовала за ним в холодную ночь. Он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза:

— Думаю, ты все поняла, Онора. Он нужен мне для моей работы. Когда я приезжаю в лагерь рудокопов в Колорадо, или сижу вокруг костра с лесорубами в Северных лесах, или встречаюсь с людьми, которые добывают уголь в Пенсильвании… Поговорив об Ирландии, о том, в чем она сейчас нуждается и как они могут помочь ей, я пускаю этот посох по кругу. Каждый берет его в руки и произносит клятву. Ни один доносчик или предатель не смеет повторить эту клятву, потому что жезл тут же сожжет ему ладони.

— Клятву? О чем?

— Клятву бороться и дать отпор. — Он многозначительно поднял вверх палец. — И это произойдет раньше, чем ты думаешь, Онора. Самое уязвимое место Британской империи находится всего в нескольких днях пути отсюда к северу.

— Я не понимаю.

— Канада, — сказал он. — Там в основном французы, ирландцы и индейцы, причем все они ненавидят англичан. А племена оджибве по обе стороны границы тоже готовы присоединиться к нам.

К нам направлялся Барни Макгурк.

— Патрик, а я искал тебя у Маккены. Ты сегодня поставил Хафа на место, напомнил ему, что нас, ирландцев, нужно уважать. — Он повернулся ко мне. — Видела бы ты эту картину, Онора.

— Расспросишь его потом, Онора, — сказал Патрик и обратился к Барни: — Ты ведь меньше чем два года назад воевал за присоединение Техаса к Америке. И кто там командовал войсками? Ирландцы вроде Джеймса Шилдса и Томаса Суини. Я прав, Барни?

— Прав, Патрик. Но мы тогда заплатили большую цену.

— Платить приходится всегда, — сказал напоследок Патрик и, развернувшись, пошел по темной улице.

— Куда ты идешь? — бросила я ему вслед.

— Дело делать, — отрезал он.

— Разумеется, Патрик, — сказал Барни. — Ná habair tada.

— Но ты ведь не уезжаешь насовсем? — спросила я. — Мы благодарны тебе, и нам хорошо, когда ты рядом. Ты не можешь просто так уйти!

— Я еще вернусь, — ответил он.

— Но когда?

— Я вернусь, — повторил Патрик и ушел.