Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Патрик Келли приезжал к нам на неделю на каждое Рождество.

— Генерал прибыл проинспектировать и вразумить нас, — ворчливо отзывалась о нем Майра.

— Он выполняет свой долг по отношению к детям Майкла, — отвечала я ей. — Из любви к брату.

Благодаря тому, что Патрик устроил старших ребят на хорошо оплачиваемые работы, младшие получили возможность продолжать ходить в школу — они были школьниками, причем не в Бриджпорте. Каждый день все четверо ездили на учебу в Чикаго. Бриджет, шестнадцати лет, и Грейси, тринадцати, были воспитанницами школы при монастыре Святого Ксавьера.

Однажды на Рождество Патрик повел нас с Майрой на встречу с матерью-настоятельницей, Мари Фрэнсис де Сале. Просто поразительно, как легко он общался с этой суровой на вид женщиной. Позже Патрик рассказал, что такое строгое выражение лица у нее осталось после неудачно сделанной операции на зубах.

— Я знавал ее в прежние времена, когда сестры милосердия только-только появились в Чикаго, — сказал он.

Мать-настоятельница рассказала, что никогда не забудет, как Патрик оставлял перед дверью монастыря мешки с картошкой и капустой. Она добавила, что очень рада дать образование его племянницам, и теперь Бриджет и Грейси были среди лучших учениц в своих классах.

Отец Данн из церкви Святого Патрика с радостью взял Стивена и Майкла в свою приходскую школу.

— Платите, сколько сможете, — сказал он нам.

Оба мальчика получали хорошие оценки, а Майкла приняли в церковный хор. Помимо синих глаз Майкла-старшего, его роста и широких плеч, он унаследовал от своего отца мелодичной голос. Стивена, которому недавно исполнилось четырнадцать, одноклассники звали Рыжий. Он был отличным товарищем, и все хотели с ним дружить. Ничего удивительного, что местная пожарная команда выбрала его своеобразным живым талисманом и даже брала его с собой на тушение пожаров. Не знаю, возможно, Патрик Келли и тут замолвил слово. Зато точно знаю, что Патрик спас Томаса от больших проблем из-за карточных долгов в казино Майка Макдоналда. И сейчас Томас лишь изредка играл в покер за кулисами театра Маквикера с Джеймси и тамошними актерами. А там в долг не играли. Патрик сказал Томасу, что, если тот будет отдавать Майре три четверти своего заработка служащего у Хафа, на оставшиеся деньги он может играть. Теперь Томас представлялся всем Пайком. Майра лишь пожимала плечами. Ему было девятнадцать, пусть называет себя как хочет.

Меня всегда поражало то, как Патрику Келли, в его кожаных штанах с бахромой и мокасинах, удавалось ворочать рычагами в Чикаго. Лиззи Маккена говорила нам, что Патрик стал ровней Билли Колдуэллу — ирландско-индейскому пионеру Чикаго.

— В конце концов, мы ведь приграничный город.

— Патрик Келли приобрел тут влияние, — объяснил мне Джеймс Маккена, используя чикагское словечко, описывающее вид власти, не зависящей от денег, образованности или положения в обществе, но являвшейся отражением внутренней силы человека. — Патрик Келли решает вопросы. И люди прислушиваются к нему. Он хороший товарищ, но опасный враг, и это знает каждый.

Я знала, что Патрик Келли приложил руку к организации большой демонстрации перед городским муниципалитетом в середине пятидесятых, когда Чикаго захлестнула волна неизвестности и неопределенности. Группа людей, называвших себя «Американцы на страже», избрала мэром Леви Буна. Он хотел избавиться от ирландцев и вообще огородить Америку стеной, чтобы не пускать сюда иммигрантов. В Чикаго провели закон, согласно которому лишь коренные жители города могли стать полисменами, а натурализованные граждане не имели права участвовать в выборах, пока не проживут в Чикаго двадцать пять лет. Америка ополчилась против нас. Однако, когда Бун и его приспешники попытались закрыть салуны и пивные, оказалось, что они зашли слишком далеко. Это объединило ирландцев с немцами. Патрик вновь поднял жезл Святого Греллана и увлек демонстрантов за собой, а потом и провел переговоры по улаживанию конфликта. Бизнесмены Чикаго согласились с разумностью его доводов. «Чикаго Трибьюн» могла сколько угодно называть нас пьяницами, оскорблять нашу католическую веру, однако коммерсанты нуждались в наших деньгах, а владельцы заводов и фабрик — в наших мускулах, сказал Патрик. И был прав.

Но больше всего я ценила в Патрике то, что благодаря ему в наших детях жил Майкл. Патрик передал им что-то от их отца. Вечером на каждое Рождество, вернувшись после ежегодного визита к профессору Лангу и его семье, где ели немецкие кексы, испеченные рожденной в Слайго Эллен Ланг, и восхищались их громадной рождественской елкой, мы собирались вокруг камина в гостиной у себя дома. Мы с Майрой и Патриком прихлебывали виски, а дети пили сладкий чай, обильно приправленный молоком. И Патрик рассказывал нам свои истории. Но не старинные ирландские, а его воспоминания о своем брате в детстве.

— Дядя Патрик, расскажите, как вы спасли папу, когда он был совсем крошкой, — просил тогда Джеймси.

Пэдди мог заказать рассказ о скачках. Бриджет любила слушать «Моя бабушка Келли», а Стивену нравилось все о громадном кузнеце Мерте Море. На Рождество, когда Майклу-младшему было четыре года, он рассказал Патрику, что помнит все о своем папе с самого его детства, когда тот был еще мальчиком и жил в Ирландии. Для Джонни Ога Патрик выдумывал воспоминания о Джонни Лихи, а в рождественскую ночь два года назад сообщил Томасу, Дэниелу и Грейси, что, как ему удалось выяснить, Роберт Пайк погиб в Индии в результате несчастного случая, когда пытался спасти солдата, упавшего в бурную реку.

— Это было очень убедительно, — позднее сказала ему Майра, — хоть я и не поверила ни единому слову. И все же мертвый герой все равно лучше живого мерзавца. Так что спасибо тебе, Патрик.

Когда все расходились спать, мы с Патриком переходили к нашему рождественскому ритуалу: разговаривали о политике, ирландской политике, до самого рассвета приводя друг другу примеры из нашей истории.

Патрик придерживался мнения, что освободить Ирландию можно только физической силой, тогда как я выступала за общественное движение, массовые собрания и мирное решение вопроса с помощью ирландцев из Америки.

— Британцы понимают только язык насилия, — утверждал Патрик. — Нам необходима своя армия.

— Нельзя просить людей, едва переживших страшный голод, вновь рисковать собой, тогда как даже письменный призыв к бунту карается смертной казнью, — возражала я.

Так продолжалось раз за разом. Патрик был непоколебим, он верил в принципы «Молодой Ирландии». Барни Макгурк намекнул мне, что Патрик Келли приложил руку к тому, чтобы помочь осужденным лидерам восстания 1848 года — Митчелу, Мигеру и Макманусу — бежать из Австралии. Патрик и сам рассказывал мне, что встречался с этими людьми уже в Америке и был с ними, когда они ездили по стране, выступая с речами. Он привез Джона Митчела в Чикаго и повел всю нашу команду послушать его выступление в новом приходском зале церкви Святого Патрика. Митчел призывал к вооруженному мятежу в Ирландии и получил горячее одобрение со стороны толпы людей, которые уже через час-другой будут спокойно спать в своих постелях. Однако мы были рады лишнему случаю еще раз увидеть Патрика Келли.

Хотя Майра громогласно клялась, что этот «дикий тип» ее нисколько не интересует, она все же продолжала любопытствовать относительно его женщин.

— Они у него точно есть, — как-то сказала она мне.

Но когда она заявила ему: «Я знаю, что в Северных лесах у тебя есть дочь индейского вождя, которая предана тебе», — он ответил:

— Ну зачем индианке нужен такой нерадивый муж, как я?

Я сказала Майре, что единственная женщина, завладевшая сердцем Патрика Келли, — это Roisin Dubh, или Темная Розалин. Наша Ирландия. На что она ответила: такой мужик в любом случае должен где-то получать «немного того и этого» — если, конечно, я понимаю, что она имеет в виду. Потому что всем необходимо «немного того и этого», за исключением разве что «святой Оноры», может быть.