Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Мне вспомнился рассказ Лиззи о тех временах.

— А таверна, в которой все тогда столько танцевали, случайно звалась не «Сауганаш»? — спросила я у вождя Робинсона.

— Да, ее назвали в честь Билли. И это говорит об уважении, которым он пользовался.

Но потом сюда пришли люди с Востока. Торговцы-янки обжуливали индейцев, расплачиваясь с ними виски за меха. Потом начали продавать им товары в кредит, а взамен потребовали у индейцев землю. Янки были твердо намерены вытеснить отсюда всех индейцев. Правительство Соединенных Штатов было с ними заодно, поддерживая такие сделки на индейские земли. По словам Робинсона, в 1833 году местные поселенцы уже официально сделали Чикаго городом.

Однако они с Билли Колдуэллом в 1833 году подписали договор о Чикаго как представители своих племен.

— Выбора у нас не было: в противном случае индейцы не получили бы вообще ничего, — сказал Робинсон.

Потом он описал их грандиозный заключительный танец войны два года спустя, когда индейцы получили свою последнюю выплату по этому договору и должны были уйти. Вокруг отеля «Сауганаш» собрались тысячи индейцев, одетых как для битвы, бивших в барабаны и грозно топавших ногами.

— Мы с Билли тоже хотели раскрасить наши лица в боевой окрас, нацепить перья и присоединиться к ним. Чтобы в последний раз нагнать на янки страху.

Вождь Робинсон сказал, что после этих событий Билли еще некоторое время оставался здесь, а затем ушел вместе с индейцами в штат Айова.

— Там он и умер семь лет назад. В возрасте шестидесяти лет.

— Билли Колдуэлл, Сауганаш, — это человек, которым я восхищаюсь, — сказал Патрик, обращаясь к мальчикам. — Чикаго построили именно такие люди, как он. Можете сказать это своему учителю-янки в бриджпортской школе.

— А Билли Колдуэлл чем-то похож на вас, дядя Патрик, — вдруг сказал Пэдди.

Александр Робинсон рассмеялся.

*

В тот рождественский вечер вернулись мы поздно. Патрик занес в наш пансион Бриджет и Грейси. Я держала Стивена, и он уснул у меня на руках. Лоб у него был холодный, а дыхание — чистое. Майра помогала Джеймси и Дэниелу, а Джонни Ог, Пэдди и Томас поднимались по ступенькам сами, хотя и с трудом.

Мы устроили их всех, сытых и согревшихся, на соломенных тюфяках, а сверху укрыли шкурами.

— Славные у вас сыновья, — сказал Патрик нам с Майрой, когда мы сидели за столом у Молли на кухне. — Я заметил черты Майкла у Пэдди и Джеймси. А у твоих двух, Майра, нет ничего от Пайков.

— Спасибо тебе, Господи, за эту маленькую радость, — с сарказмом ответила она.

Она была уже не так холодна по отношению к Патрику, и это радовало. Я не особо верила, что они подойдут друг другу, как на то намекала Молли, хотя это было бы очень кстати.

— Ладно, а теперь расскажи нам, как ты жил у этих… как их… о… од… — начала Майра.

— Оджибве?

Она кивнула.

— Я жил у них целый год в Северных лесах, — сказал он.

— И каково там было? — продолжала Майра.

Патрик повернулся ко мне:

— Ты знаешь сказания о Фиане и воинах Красной ветви из истории Ирландии?

— Знаю.

— Так вот, племя оджибве живет точно так же: они охотятся, рыбачат, перемещаясь с места на место в огромных Северных лесах. Это очень красивые края, где одно чистейшее озеро соединяется в другим. Такой должна была быть и наша Ирландия. Без городов и больших домов. Без англичан. Кланы и семьи, живущие все вместе. Странно говорить такое, но среди индейцев я впервые по-настоящему почувствовал себя ирландцем, потому что был свободен.

— Свобода, — повторила я.

— Я часто думал о Майкле и жалел, что он… — Патрик умолк. — Прости. Я так много хотел рассказать ему об Америке. А сегодня вечером… Иногда я забываю, что его нет.

— Понимаю тебя, Патрик.

Мы немного посидели молча, но потом Майра прервала молчание:

— Послушай, Патрик, можешь объяснить мне, каким образом то, что ты бегал по лесам с индейцами, помогает Ирландии?

Внезапно мы услышали шаги на лестнице. В дверях появилась Молли, за которой следовали постояльцы. Дороги вновь стали проходимыми, и все вернулись домой. Они окружили Патрика, весело смеясь и похлопывая его по спине.

— Нет, вы только посмотрите, кто к нам пришел!

— Мы уж думали, что ты больше не появишься!

— Хаф будет сильно удивлен!

— А я так скажу: боссы будут рады, что канал закрылся на зиму!

Молли тепло обняла Патрика, а он поцеловал ее в щеку. Она шутливо потянула его за бороду.

— А вот это мне не нравится, — проворчала она, — потому что под ней прячется симпатичный мужчина.

Затем Молли отвела меня в сторонку.

— Что ж, Онора, он все-таки появился.

— Да, — сказала я.

Майра тем временем принялась рассказывать постояльцам, как мы едва не замерзли, — «и все из-за того, что этот скупердяй ростовщик обдурил меня».

Она уже была готова изложить им все подробности своей стычки с Крокером, но парни заявили, что нужно попросить Маккену открыть таверну, чтобы достойно отметить возвращение Патрика, и сразу ушли.

— Спасибо тебе за мой любимый табачок «Тип-Топ», — сказала Молли Майре, когда мы уселись покурить.

Я затянулась и медленно выдохнула дым, но сразу закашлялась.

— Она не умеет курить, — пояснила Майра.

— Она же в положении, — сказала Молли и, забрав у меня трубку, выбила из нее еще тлеющий табак. — Я приберегу это для другого раза. Итак. Расскажите мне, что Патрик собирается тут делать.

— Он не сказал, — ответила я.

— Наверное, подбивает ребят в лагерях лесорубов на революцию и вербует индейцев, чтобы плыть с ними в Ирландию — бороться с Sassenach.

— А ваши постояльцы, похоже, не жалеют своего времени на Патрика Келли, — заметила Майра.

— Да уж, это так. Он возглавил тут большую забастовку. Боссы тогда просто взяли и урезали зарплаты. Люди умирали, вкалывая по двенадцать часов, — копали землю и таскали камни, стоя по колени в воде. А эти палатки — если заснешь слишком далеко от печки, можно вообще не проснуться. Патрик Келли в то время работал в Саммите — это в восьми милях к югу отсюда. Приходит день получки, а денег дают мало. Десятник говорит: «Плохо работаете». А людям что делать? На следующий день Патрик Келли собрал народ, и все разом бросили свои лопаты. Никакой работы не будет, пока нормально не заплатят. А потом Патрик поднял над головой этот свой золоченый посох и пошел с ним дальше вдоль канала. «Опустите лопаты! Бросайте их!» — призывал он. И его послушали. Так Патрик прошел все восемь миль сюда, по пути останавливая всю работу. Ко времени, когда он добрался до шлюза номер один в Бриджпорте, его там уже ждал управляющий стройкой канала, сам мистер Арчер. Патрик Келли подошел к нему, и они целый час или даже больше беседовали, стоя нос к носу, после чего мистер Арчер ушел оттуда в бешенстве. «Что он тебе сказал?» — спросила я Патрика. «Они не верят, что мы будем держаться друг за друга. И поэтому пришлют сюда подводу с виски — выпивкой для тех, кто продолжит работу». И Патрик еще раз прошел эти восемь миль обратно с посохом над головой. И ни один человек не взял виски и не вернулся к работе. Прошло еще три дня, состоялось еще три встречи, и руководство сдалось. Парням заплатили все, что были должны, и зарплаты оставили прежними. Так что народ здесь Патрика не забыл, равно как и боссы канала. Если возникала какая-то несправедливость, Патрика просили переговорить с начальством. О, в этом он чем-то похож на Хафа — тот тоже умеет решать вопросы, но даже Хаф уважает Патрика Келли.

*

Через несколько часов я услышала, что постояльцы вернулись домой, а на следующее утро застала Патрика за столом у Молли на кухне, где он ждал Джонни Ога, Пэдди и Томаса.

— Сегодня день Святого Стефана, — сказала я ему. — В Ирландии мы бы продолжали праздновать Рождество — в прежние времена, по крайней мере.

— В прежние времена, — эхом повторил он.

Мальчики пришли заспанные, с трудом волоча ноги.

— Вперед, команда, — сказал Патрик.