Фантастика, 1979 год - Сборник

Милка опять громко засмеялась.

– Ой, как интересно! А еще, а?

– Худо будет! - закричал Иван. - Ой, худо будет!… Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!…

Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на девицу.

– Тю, тю, тю, - испуганно затараторил черт и стал теснить Ивана в угол. - Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?… А-я-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался, - пояснил он девице “выступление” Ивана. - Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придет… Я там договорился: нас примут в первую очередь.

Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто маленький, беленький - сам Мудрец, как понял Иван.

– Чушь, чушь, чушь, - быстро сказал он на ходу. - Василиса никогда на Дону не была.

Черт почтительно склонил голову.

– Проходите, - сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.

– Пошли, - подтолкнул черт Ивана. - Не вздумай только вылететь со своими предисловиями,- Поддакивай, и все.

Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.

– Откуда?! Откуда они это взяли?! - вопрошал он когото и поднимал руки кверху. - Откуда?!

– Чего ты расстроился, батя? - спросил Иван участливо.

Мудрец остановился перед посетителями - Иваном и чертом.

– Ну? - спросил он сурово и непонятно. - Облапопшли Ивана?

– Почему вы так сразу ставите вопрос? - увертливо заговорил черт. - Мы, собственно, давно хотели…

– Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?

– Разрушение примитива, - твердо сказал черт.

Мудрец погрозил ему пальцем.

– Озоруете! А теоретически не готовы. Нет, ну серьезно… - заулыбался черт на стариковскую нестрашную угрозу. - Ну тощно же смотреть. Одни рясы чего стоят!

– Что им, в полупендриках ваших ходить?

– Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно отстали? Вы скажете - мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают…

– Тут, очевидно, следует говорить не о моде, - заговорил старик важно и взволнованно, - а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали…

– Конечно! - воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными глазами. - Конечно, о возможном положительном влиянии.

– Всякое явление, - продолжал старик, - заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается: моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию - все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную - все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. - Мудрец посмотрел на черта и на Ивана. - Обычно этого не понимают…

– Почему, это же так понятно, - сказал черт.

– Я все время твержу, - продолжал Мудрец, - что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит “да”, другая говорит “нет”.

– Я видел явление о трех головах… - вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.

– Ударим одну голову, услышим “да”; ударим другую, услышим “нет”. - Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в черта. - Какую ударили вы?

– Мы ударили, которая сказала “да”, - не колеблясь, ответил черт.

Старик опустил руку.

– Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит “да”, - крепче. Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется вперед. Идите. И - с теорией, с теорией мне!… - Старик опять погрозил пальцем черту. - Манкируете! Смотрите! Распушу!… Ох, распушу!

Черт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу… Задом открыл дверь и так, с подкупающей улыбкой на мордочке, исчез.

Иван же как стоял, так упал на колени пергд Мудрецом, - Батя, - взмолился он, - ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь…

– Ну?… Встань-ка, встань - я не люблю этого. Встань, - велел Мудрец.

Иван встал.

– Ну? И как же ты их научил? - с улыбкой спросил старик.

– Я подсказал, чтобы они спели родную песню стражника… Они там мельтешили перед ним - он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его… Они и запели…

– Какую же они запели?

– “По диким степям Забайкалья”.

Старик засмеялся.

– Ах, шельмы! - воскликнул он. - И хорошо запели?

– Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.

– А ты петь умеешь? - быстро спросил Мудрец.

– Ну как умею?… Так…

– А плясать?

– А зачем? - насторожился Иван.

– Ну-ка… - заволновался старичок, - вот что! Поедемка мы в одно место. Ах, Ваня!… Устаю, дружок, так устаю - боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.

Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.

– Сообщаю: вулкан Дзидра готов к извержению, - доложила она.

– Ага! - воскликнул старичок и пробежался по кабинету. - Что? Толчки?

– Толчки. Температура в кратере… Гул.

– Пойдем от аналогии с беременной женщиной, - подстегнул свои мысли старичок. - Толчки… Есть толчки? Есть. Температура в кратере… Общая возбудимость беременной женщины, болтливость ее - это не что иное, как температура в кратере. Есть. Гул, гул… - Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку. - А что такое гул?

Милка не знала.

– Что такое гул? - Старичок нацелился в Ивана.

– Гул? - Иван засмеялся. - Это смотря какой гул… Допустим, гул сделает Илья Муромец - это одно, а сделает гул Бедная Лиза - это…

– Вульгартеория, - прервал старичок Ивана. - Гул - это сотрясение воздуха.

– А знаешь, как от Ильи сотрясается! - воскликнул Иван. - Стекла дребезжат!

– Распушу! - рявкнул старичок. Иван смолк. - Гул - это ке только механическое сотрясение, это также… утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять…

– Ухо-то не может воспринять, а… - не утерпел опять Иван, но старичок вперил в него строгий взор.

– Ну что тебя, распушить?

– Не надо, - попросил Иван. - Больше не буду.

– Продолжим. Все три признака великой аналогии - налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается. - Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: - Так и запишите.

Секретарша Милка так и записала. И ушла.

– Устаю, Ваня, дружок, - продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался. - Так уетаю, что иногда кажется: все, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз… - Старичок тонко, блудливо засмеялся. - Захочется иной раз пощипать… травки пощипать, ягодки… черт-те что!… И, знаешь ли, принимаю решение… восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая… царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.