Элохим - Эл М Коронон

– Удивительно, а у вас даже походка одинаковая. Посмотри сам!

Элохим шел ровным твердым шагом, но при этом двигал левой рукой сильнее, чем правой. Он был, как и Давид, левшой.

– Видишь, его правая рука почти покоится на боку, будто он что-то держит под одеждой.

– А мне показалось, что под его одеждой и в самом деле что-то было.

– Может быть. Но это неважно. Его походка всегда была такой. Я Элохима знаю много лет.

– И о чем это говорит? – недоуменно спросил принц.

– Видишь ли, походка передается по наследству. Она даже больше говорит о близком родстве, чем внешняя схожесть.

Слова Дворцового Шута поразительно сочетались с тем труднообъяснимым ощущением родства, которое у Давида возникло в тот момент, когда он в первый раз взглянул Элохиму в глаза. Дворцовому Шуту он мог доверять. Но все же принц предпочел промолчать.

По возвращению во Дворец Давид прежде всего захотел увидеть мать. Только с ней он мог поделиться своими догадками.

Давид сызмальства знал, что царь Ирод ему не родной отец. Ольга не хотела, чтобы сын вырос в полном неведении и лжи. Тем не менее она не открыла ему всей тайны его рождения, понимая, что знать правду раньше времени было бы для него очень опасно.

Она научила сына говорить на своем родном языке. На нем она пела ему колыбельные песни, на нем же рассказывала ему чудные сказки. Чарующие слова родного языка матери всегда погружали Давида в какой-то далекий сказочный мир.

Позже, общаясь между собой исключительно на этом, не понятном никому вокруг языке, они ощущали себя чужими во Дворце и принадлежащими другому миру. В том мире царь был для них чужим человеком.

До двенадцати лет Давид жил вместе с матерью в доме Мариамме. Но в прошлом году по указанию царя он перебрался в Агриппиев дом, где холостым царским сыновьям было отведено целое крыло на втором этаже. Каждый из них имел там свою комнату.

Раз покинув гарем, им больше не разрешалось вступать ногой на Женский двор, и они могли встречаться со своими матерями лишь в Ковровой комнате в башне над воротами Женского двора.

Багоас, новый главный евнух, жирный идумей, узнав о причине прихода Давида, немедленно послал Кароса, молодого евнуха, в дом Мариамме за Ольгой. Тем временем, Давид вошел в Ковровую комнату. Ему там не пришлось долго ждать. Ольга появилась через несколько минут. И, как всегда, поцеловала его в обе щеки, но, заметив его волнение, спросила:

– Что случилось, родненький?

– Мама, я встретил его.

– Кого «его»?

– Элохима.

Ольга тут же зарделась.

– Мама, скажи, это он?

Ольга опустила ресницы и тихо ответила:

– Да, родненький.

Давид отвернулся к окну. Ольга нежно обняла его. Прошло некоторое время, прежде чем Давид нарушил молчание.

– Он был почти в лохмотьях. Я смотрел на него и не мог понять, что со мной творится.

– Ты можешь им гордиться. Он лучше всех.

Ольга достала бриллиантовый камень, подаренный Элохимом, и вложила его в ладонь Давида.

– Это его камень. Я его хранила все эти годы под сердцем. Отныне он твой.

Давид сжал камень в кулаке, едва сдержав слезы, готовые литься ручьями.

90

Ворота Элохиму открыла в этот раз другая привратница. Она приветливо улыбнулась и тут же позвала Мариам. Прыгая от радости, Мариам прибежала и кинулась ему на шею.

– Дада, дада, можешь себе представить! Наставница отпустила меня до самого вечера!

В радости Мариам была необыкновенна. Все ее лицо сияло от счастья.

– Как здорово! До самого вечера! – повторила она.

Было невозможно не порадоваться ее непосредственности. Элохим улыбнулся, хотя все еще находился под впечатлением от встречи с Давидом. Мариам чутко уловила его настроение.

– Дада, ты думаешь о чем-то другом?

– Да, родная, – признался он, – но пойдем скорее. Времени у нас не так уж много. А поговорить надо о многом.

Всю дорогу до Царских садов Элохим не проронил ни единого слова. Улицы были слишком многолюдны и шумны. Он провел дочь по тем же улицам, по которым некогда в ночь Хануки шел к Царским садам, встретившись случайно на одной из них с Дура-Деллой. Теперь Дура-Деллы давно не было в живых. Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Перед смертью – а это произошло в том же году, когда умерла Анна, – она ушла из города. Ее отсутствие сперва никто не заметил. Бывало и раньше, что она подолгу не выходила из дома. Ее тело было случайно обнаружено на обочине дороги недалеко от Масады. Люди вдруг осознали, что без Дура-Деллы город стал каким-то другим.

В Царских садах они сели под очень старым дубом, по преданию посаженным самим Давидом. Мариам хорошо знала это место. Почти в каждый приезд Элохим приводил ее сюда и рассказывал ей все, что он знал о здешних деревьях.

– Вот когда у меня будет сын, – сказала Мариам, – я приведу его сюда. Как только он немножко подрастет. И расскажу ему все, что ты мне поведал о Царских Садах. И еще мы вместе посадим тут дерево. Недалеко от твоего дуба.

– Посадить дерево – самое благородное дело на свете, – одобрительно сказал Элохим. – Деревья и вообще растения – начало начал. Без них нет жизни на земле. Они могут жить без нас. А мы без них – нет. Они доставляют нам пищу и даже воздух, которым мы дышим.

– Дада, я часто думаю о деревьях. Так же часто, как и о тебе, – призналась Мариам, смущенно улыбнувшись.

– Приятно слышать.

– Я их очень люблю. Но мне кажется, в них начало не только жизни, но и смерти. Ведь вместе с яблоком Ева передала Адаму смертность. Смертность вошла в их тела вместе со съеденным яблоком. Плоды того дерева были смертоносны.

Элохиму было известно много толкований истории Адама и Евы. Но такого объяснения он никогда раньше не слышал.

– В смерти нет ничего плохого и ничего хорошего, – ответил он, – как и в самой жизни. Жизнь – преступление, а смерть – наказание. Но не в том смысле, что в жизни ты совершаешь какие-то преступления, за которые должен нести потом наказание в виде смерти.

– А в каком тогда?

– В том смысле, что сама жизнь изначально преступна. В ее таинственных истоках многие рвутся к жизни, как морские рыбы рвутся к соленой воде, оказавшись в пресной реке. Но только одному удается пробиться и выжить, что оборачивается гибелью для остальных. Побеждает лучший среди равных.

– Лучший среди равных!? Странное словосочетание.

– Да, странное. Но за эту редчайшую удачу добиться