Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все на молитве. Жди! – грубо отрезала она и резко захлопнула окошечко.
«Дай ей волю, – подумал Элохим, – она бы растерзала меня на кусочки ни за что. Мымра озлобленная. Как будто я виноват в ее уродстве». Он отошел от ворот. Сколько ждать? Утренняя молитва обычно длится не более получаса. Но когда она началась?
Прямо перед глазами находились Шушанские ворота. Невольно он вспомнил ту ночь, когда вот там, под арочными сводами, Анна кинулась ему на шею, обдав его своим жарким дыханием. Стало тоскливо. Он медленно подошел к Шушанским воротам. Слезы навернулись на глаза. Он быстро опомнился, попытался взять себя в руки, думать о чем-то другом.
«Адда, наверно, подросла. Девочки в этом возрасте растут быстро. Узнаю ли ее? Что мне ей сказать? Как оправдаться? Нет, лучше не оправдываться. Она теперь большая. Сама поймет, что я не мог».
Вдруг он услышал скрип открывающихся ворот. Тут же обернулся и застыл на месте. Ему навстречу бежала дочь, словно юная Анна, какой он ее увидел в первый раз в жизни.
– Дада! Дада! – крикнула Мариам.
Он бросился ей навстречу.
– Дада мой! – еще раз крикнула Мариам и прыгнула ему на шею. Его обдало знакомым жарким дыханием. Словно время повернулось вспять.
– Дада, дада мой! – горячие слезы катились по ее щекам. Она вся тряслась.
– Не плачь, родная моя! Я уже здесь, рядом.
Элохим бережно опустил ее, поцеловал в макушку.
– Дада, я так соскучилась по тебе! Где же ты был? Почему тебя не было так долго?
– Адда, не мог раньше. Прости меня, родная.
– Нет, нет, не надо извиняться, – быстро проговорила Мариам, – не мог, не мог, верю.
– Как ты выросла, родная моя! Как изменилась!
– К лучшему?
– Не то слово.
– Красивая?
– Необыкновенно. Как имэ! Стала похожа на нее. Даже почудилось, что это она бежит мне навстречу.
– Нет, я похожа на тебя. У меня твои глаза.
– Пусть будет так, родная.
Чем больше он рассматривал ее, тем больше узнавал в ней Анну и себя. Даже больше себя, чем Анну. Она только внешне походила на мать. Но в каждом ее движении, в выражении лица он узнавал самого себя.
– Мариам, – внезапно они услышали гнусавый голос привратницы, – наставница зовет!
Мариам вопросительно посмотрела на отца.
– Сейчас придет, – отозвался Элохим за дочь.
Привратница словно не расслышала его и, нагло уставившись на них, повторила:
– Мариам! Ты слышала меня!? Наставница зовет!
– А ну-ка, закрой окошко! – на этот раз довольно грубо сказал Элохим, смерив привратницу своим холодным пронзительным взглядом. Та тут же захлопнула окошко. Мариам восхищенно посмотрела на отца:
– Дада, ну ты ее здорово отшил! Но я рада. Она заслужила.
– Почему заслужила?
– Она очень вредная. Настоящая сторожевая собака. Лает на всех. И всех ненавидит. Ей хорошо, если другим плохо.
– Адда, забудь ее.
– Ладно, дада.
– И послушай меня внимательно. Нам надо о многом поговорить. Я приду после дневной молитвы. Мы пойдем с тобой в Царские сады. Там никто нам не помешает.
– А куда пойдешь теперь?
– К Йешуа. Выбить разрешение для тебя.
– Дада, если бы ты знал, как я тебя люблю!
Элохим нежно обнял ее. Мариам поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, но потеряла равновесие и неожиданно прильнула к его губам. Но она не оторвала свои губы. Так – в губы Мариам никогда раньше не целовала его. Сам Элохим обычно целовал ее ручки, глазки, щечки, волосы или же чмокал в носик. Но теперь Мариам, обняв его шею и приоткрыв ротик, крепко и долго целовала его в губы. У Элохима перехватило дыхание.
Вдруг она повисла у него на шее, сильнее прижалась к нему и неожиданно обвила ножкой его ногу. Все ее тоненькое тело задрожало в его объятиях.
Вдруг, она оторвала свои губы, посмотрела на него чистыми, невинными глазами и потянулась губами к его уху. Обдав его вновь жарким дыханием, она прошептала два слова:
– Жизнь моя!
87
Йешуа бен Сий жил в доме рабби Иссаххара. Дом перешел ему по наследству, как и пост Второсвященника. Дверь Элохиму открыл Никодим, который вежливо пустил его в дом, но сообщил, что рабби Йешуа очень занят и, к сожалению, никого не принимает.
– Приходите попозже, или, если угодно, подождите здесь. Рабби может освободиться в любую минуту.
Не было смысла уходить и возвращаться позже. Некуда и незачем было идти. Поэтому Элохим решил подождать. Из прихожей они прошли в переднюю комнату. Элохим услышал неразборчивые голоса, доносившиеся из приемной комнаты Второсвященника. Никодим предложил ему пройти в комнату ожидания, расположенную рядом с приемной.
«Видимо, что-то стряслось, раз с утра собрались у него люди», – подумал Элохим, усаживаясь за маленький стол у окна. Молодой левит принес ему чашу вина. Он поблагодарил, отпил глоток и погрузился в свои мысли.
Элохим был потрясен встречей с Мариам. В ее поцелуе и в том, как она обняла его и как обвила его ногу, чем она напомнила ему Соломпсио, было что-то неожиданное, необъяснимое, что-то большее, чем обычная ласка дочери. «Нет, мне показалось», – подумал он. Она случайно поцеловала его в губы, она выросла, она уже не та маленькая девочка, какой была три года назад, в ней проснулась женственность, но она еще не знает, как управлять ею, она целовала его, как дочь целует отца, а не как женщина мужчину. Просто так вышло, случайно. Она ведь потеряла равновесие, чуть не упала. Но как объяснить те два слова, которые она прошептала ему на ухо и которые сильно потрясли его: «Жизнь моя!». Это были его собственные слова. Откуда она могла их знать? Он никогда не произносил их при ней.
Еще одно ощущение поразило Элохима. Мариам издалека сильно напомнила ему юную Анну. Но когда она подбежала ближе, он уловил едва заметное отличие. Ее волосы были светлее, голубые глаза скорее были похожи на его глаза, хотя в них, как и у Анны блестели чертики. Но его еще больше поразило то, что он это лицо где-то давно видел. И это странное ощущение не покидало его. Он мучительно копался в своей памяти, старался вспомнить и, казалось, что вот-вот вспомнит. Но не мог.
Прошло больше часа прежде, чем он услышал за дверью шум уходящих людей. В окне он увидел, как один за другим из дома вышли старые знакомые: Иохазар и Эл-Иазар бене Боэтии, сыновья покойного Первосвященника, а следом Иосиф бен Эл-Лемус, племянник и помощник Маттафия бен Теофилия, нынешнего Первосвященника.
Спустя несколько
