Марсианские войны - Лоуренс Уотт-Эванс

Задний люк открылся, и поток холодного воздуха ворвался в самолет. Замигала красная лампочка — сигнал того, что они вышли в район десантирования.

— Пошел! Пошел! Пошел! — кричал полковник Чан, хлопая каждого из бойцов по спине.

Они прыгали, кувыркались в воздухе и уносились назад. Вскоре зеленые парашюты, цвет которых точно имитировал окраску проплывающего внизу пейзажа, расцвели под крылом, как унылые цветы.

Когда последний, получив ощутимый толчок Чана, покинул борт, полковник прыгнул сам. Как и положено, последний по очереди — старший по команде.

Операция началась плохо. Их встретил беглый огонь. Два парашюта не раскрылись, а еще один отнесло далеко в сторону. Один из солдат попытался открыть ответный огонь, но вдруг ощутил резкую боль в ноге. Следующие две стрелы поразили жизненно важные органы.

Однако десантникам все же удалось достичь земли с небольшими потерями и залечь. Полковник Чан спускался с автоматом на изготовку. Монголы, к его удивлению, оказались хорошими бойцами. Укрываясь в высокой траве и за деревьями, они вели огонь с поразительной меткостью. Монголы не ведали страха и превосходили десантников численно. Но все же в этот день судьба боя зависела не от числа, а от умения.

Как только его сапоги коснулись земли, полковник Чан упал, перекатился, освободился от строп и метнулся к ближайшему дереву, не заботясь о парашюте. Ветер подхватил полотнище и понес в сторону монголов. «Вот и хорошо, — подумал полковник, — пусть летит, может и захлестнет какого-нибудь зазевавшегося противника».

Добежав до холма, Чан окинул взглядом картину боя. Монголы держались стойко, но их оружие не шло ни в какое сравнение с автоматами Калашникова. Вот только патронов могло не хватить.

И тем не менее, стрелы оказались страшнее. Они прилетали неизвестно откуда, бесшумно пронзая плоть и дробя кости. Не один солдат героической НОА оказался выведен из строя, когда дрожащее тростниковое древко с металлическим наконечником и красным оперением вонзалось в руку или ногу. Достаточно скоро полковник Чан выяснил, что в полевых условиях их практически невозможно вытащить. Полковник спускался по склону холма, ведя огонь по кучке монголов, методично расстреливавших его солдат. Внезапно Чан почувствовал, как напряглись мышцы левого бедра, будто их сжала судорога.

Он еще ухитрился сделать два шага, но дальше тело отказалось повиноваться разуму. Чан споткнулся и ощутил новую, более пронзительную боль. Опустив голову, он увидел торчащую из бедра стрелу.

Однажды Чана ранило и он выжил. То было пулевое ранение. Кость не задело. Кусок свинца прошил предплечье, оставив отверстие в мышцах, которое быстро затянулось. Теперь об этом напоминали только мертвенно-бледные складки кожи.

Сейчас все обстояло иначе. Пуля прошла навылет, а стрелу нужно было извлекать. Опустившись на землю, полковник попытался достать ее, но это оказалось нелегко. Когда же он наконец ухватился за стрелу, то столкнулся с другой проблемой.

В какую сторону тащить? Тянуть за оперение, значит еще больше порвать мышцы. Ухватившись за острие, придется протащить через рану все древко, а это рискованно — можно оставить в теле занозы. Он попробовал отрезать наконечник кинжалом. План был хорош, да вот только проводить эту хирургическую операцию приходилось на поле боя.

Чан уже начал пилить древко, поглядывая одним глазом на своих солдат, когда вдруг почувствовал, как что-то горячее коснулось его затылка. Дуло АК-47. Голова его дернулась. Губы сложились, чтобы произнести слово «нет». Но воздух так и не вышел из легких.

Полковник Чан увидел дым боя, ощутил его вкус, но это было последнее, что ему удалось почувствовать. В следующий миг автоматная очередь разнесла его череп, разбросав мозги, глаза и клочья кожи.

История осады Шэньму зафиксировала, что подразделение «Кулак» отлично показало себя, учитывая обстоятельства. На каждого погибшего монгола пришлось всего три китайских солдата. Почти равные потери. В конце концов, силам быстрого развертывания ничего не оставалось, как отступить к окраинам Шэньму и окопаться. Монголы, столкнувшись с плотным огнем обороняющихся, просто отступили к холмам и растворились среди них.

К началу третьего часа сражения дым и вонь рассеял поднявшийся ветер, и высшее военное руководство, оценив ситуацию с точки зрения тактической реальности, отдало приказ обработать холмы напалмом.

Работу успешно выполнили военные вертолеты, поднявшиеся с воздушной базы Донг Шенг Фенг. Они бомбили холмы до тех пор, пока те не превратились в черные кочерыжки, а тела мертвых — в обугленные кости и мясо.

Точных сведений о потерях так и не появилось. При бомбежке разбился один вертолет НОА, у которого внезапно отказал мотор. Экипаж, оставшийся в живых после довольно жесткой посадки, был расстрелян на месте.

К полудню данные воздушной разведки легли на стол местного военного комиссара. Тот просмотрел еще не просохшие фотографии и возбужденно воскликнул:

— Мы их отбили. Они отступили на восток. Вот оно, доказательство того, что монгольская угроза, так напугавшая Гонконг, высосана из пальца. Они бежали с поля боя!

— Монголы нередко используют отступление как уловку, — предположил начальник разведки.

— Если это уловка, то мы на нее не поддадимся. Пусть себе отступают. Если они продолжат отход, то мы будем знать, что так оно и есть. Если вернутся, мы встретим их, как подобает. Дикари… всего лишь дикари, а мы современная нация, обладающая громадной военной мощью.

Никто не усомнился в словах комиссара. Все ожидали дальнейшего развития событий.

Глава 37. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Зловещие клубы черного дыма, испачкав синеву восточного края горизонта, повисли над волнообразным гребнем каменного дракона — Великой Стеной. Первыми их заметили воины, шедшие в арьергарде Золотой Орды, и через несколько минут об этом узнал Казархан. Не останавливая Чино, он с интересом посмотрел назад.

Подпрыгивавший в седле слева от него Байяр повторил жест хана.

— Шэньму горит.

Казар покачал головой.

— Нет. Дым не от дерева. Горит трава и мясо.

— Откуда ты знаешь?

— Я хан. Это я знаю.