Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

послание, которое он хотел передать через Бабушио. Папа намеревался уведомить итальянское правительство о своей надежде на то, что, какие бы меры ни принимались против «ответственных за итальянскую трагедию» (то есть против Муссолини и других представителей фашистского руководства), это «не будет отступлением от того духа милосердия, который присущ нашему народу»[929].

По стечению обстоятельств визит британского премьера пришелся на особенно неудачный для папы момент. В тот самый день, 22 августа 1944 г., когда Черчилль прибыл в Рим, кардинал Мальоне, у которого давно болело сердце, скончался. Ему было 67 лет. За несколько недель до этого кардинала положили в американское отделение одной из неаполитанских больниц, но врачи не смогли его спасти. Похороны Мальоне прошли в Риме через неделю после его смерти – и через несколько дней после отъезда британского премьера из Рима. Хотя отношения между Мальоне и Пием XII никогда не отличались теплотой и в последнее время папа чаще предпочитал иметь дело с двумя заместителями Мальоне – монсеньорами Монтини и Тардини, неаполитанский кардинал пользовался авторитетом в иностранном дипломатическом корпусе и пристально следил за событиями на международной арене. После его кончины осталась пустота, которую удалось заполнить не скоро[930].

Черчилль в сопровождении Осборна встретился с Пием XII на следующий день после кончины Мальоне. Перед этим монсеньор Тардини, обсудив с папой предстоящий визит, набросал список вопросов, которые понтифик хотел бы затронуть в беседе с британским премьером, затем его перевели на английский. Основная часть вопросов касалась политической ситуации в Италии, и первой значилась проблема монархии. Виктор Эммануил два десятка лет поддерживал Муссолини и фашистский режим, и теперь существовал риск отстранения династии, некогда основавшей Итальянское королевство. Папа намеревался заявить британскому премьеру, что монархию нужно сохранить, так как «переход от монархической системы к республиканской лишь усугубит нынешние несчастья страны, обострит существующие разногласия и подготовит почву для народных волнений». Кроме того, папе очень хотелось обсудить свои главные страхи: «Коммунизм – весьма серьезная опасность, нависшая над итальянским народом. Она особенно сильна именно сейчас, когда народ пребывает в нищете, голодает и сильно недоволен происходящим». Папа намеревался предупредить собеседника, что остроту коммунистической угрозы удастся приглушить только в том случае, если союзники предоставят Италии масштабную экономическую помощь.

Понтифик хотел также поговорить о тревожных сообщениях из Южной Италии, где союзники разрешили государственным школам отказаться от преподавания католицизма. Папа жаловался, что подавляющее большинство членов Комиссии по образованию, созданной союзниками, не являются католиками. Под предлогом привлечения к работе антифашистов комиссия обращалась за рекомендациями к «итальянским интеллектуалам, известным своими антикатолическими настроениями, хотя на самом деле они составляют ничтожное меньшинство по сравнению с огромной массой образованных итальянцев-католиков». Папа считал, что вместо этого союзникам нужно консультироваться с церковными властями, особенно в вопросах подбора подходящих учебников для государственных школ.

Далее папа намеревался обсудить с Черчиллем свою озабоченность будущим Латеранских соглашений, которые Ватикан подписал с Муссолини 15 лет назад: «Некоторые утверждают, что Латеранские соглашения заключались с фашистским режимом, а следовательно, подлежат ликвидации вместе с ним». Переделывая историю (эта практика быстро стала стандартной в Ватикане), папа должен был показать, что фашистское правительство Италии никогда не отличалось благожелательностью в отношении церкви. Он собирался настаивать на том, что соглашения заключались не между церковью и Муссолини, который вел переговоры и подписывал документ, а между церковью и королем Италии.

Наконец, папа очень хотел, чтобы союзнические власти что-то предприняли в отношении тревожной новой тенденции. По настоянию Ватикана фашистский режим подавлял попытки протестантов заниматься обращением в свою веру на территории Италии, однако теперь, когда фронт сместился на север, протестанты-миссионеры стали появляться в стране. Если допустить в Италии «протестантскую пропаганду», это приведет к «а) прискорбному расколу и серьезным волнениям в народе; б) резкой реакции со стороны епископов, духовенства в целом и "Католического действия"; в) неизбежному противодействию со стороны Святого престола»[931].

Не ясно, сколько пунктов этой служебной записки Пий XII обсудил с Черчиллем в течение 45-минутной встречи, хотя папа явно не стеснялся высказывать свои соображения. После встречи Черчилль сказал Майрону Тейлору, что папа – «личность очень откровенная и могучая». Это замечание говорит о многом, ведь Черчилль неплохо разбирался в вопросе «могучих личностей». Война изменила папу: раньше многие кардиналы опасались, что он окажется недостаточно жестким для человека, занимающего этот пост. Пий XII по-прежнему поддерживал образ аскета и по-прежнему с удовольствием кормил канареек в приватной обстановке, однако теперь он без малейшей робости высказывал свои взгляды. Он мог начать по-настоящему самоутверждаться теперь, когда исчезла необходимость делить Рим с диктатором Италии, отлично умевшим запугивать понтифика, а Гитлер под натиском союзников отступал все дальше[932].

Властные инстинкты папы с особой ясностью проявились в вопросе о назначении нового государственного секретаря Ватикана. Как всегда в такие моменты, быстро поползли слухи о потенциальном преемнике Мальоне. Но Пий XII не торопился подыскивать ему замену. Более того, ему было даже комфортнее жить без государственного секретаря. С прежним папа никогда не чувствовал себя свободно, ибо ему казалось, что кардинал Мальоне считает себя едва ли не равной фигурой. Между тем монсеньоры Тардини и Монтини виделись папе просто способными работниками, в чьем подобострастии не приходилось сомневаться[933].

В пятую годовщину начала войны, 1 сентября 1944 г., на фоне ожесточенных сражений, которые продолжались в северных районах Италии, папа выступил с первым после освобождения Рима общемировым радиообращением. В это время в Северной Италии формировался новый фронт. За лето войска союзников заметно продвинулись на север. Они прошли от Рима до Флоренции и освободили ее, но в конце августа застряли на новом оборонительном рубеже немцев – Готской линии. Она протянулась от южных предместий Специи на северо-западном побережье страны, пересекала Апеннины и оканчивалась у адриатического города Пезаро. Успеху союзников здесь препятствовало решение командования перебросить значительные силы с итальянского фронта на новый фронт во Франции. В последующие несколько месяцев сражения в Северных Апеннинах были весьма ожесточенными, несмотря на наступление зимы. Немцы и их партнеры, итальянские фашисты, по-прежнему контролировали северную треть полуострова.

Союзнические власти испытали облегчение, когда удостоверились, что радиообращение папы от 1 сентября не содержит прямых призывов к заключению компромиссного мира. Однако оно все-таки вызвало кое у кого раздражение. Особенно недовольны были поляки, которых огорчило то, что в годовщину вторжения немцев в их страну папа совершенно не упомянул об этом, а сосредоточился на страданиях Рима и Италии. Речь Святого Отца не лучшим образом восприняли и в Великобритании, где ее истолковали как попытку папы убедить жителей Лондона простить немцев за удары по ним. Письмо читателя, опубликованное в The Times 4 сентября, показывает широко распространенную тогда точку зрения на это выступление, выраженную с типичной для англичан иронией:

Возможно, я что-то упустил и не увидел папского осуждения преступлений Германии; однако мои друзья тоже ничего не заметили. Чтобы мы смогли воздать должное Его Святейшеству, а кроме того, для информирования читателей, вам стоило бы позволить своему корреспонденту поделиться с нами теми высказываниями, где папа порицает немецкое вторжение в Польшу, Францию, Голландию, Бельгию, Норвегию, Грецию, Россию и т. д., систематические зверские убийства и истязания поляков и евреев, массовые депортации и масштабные грабежи, бомбардировки Варшавы, Роттердама, Белграда, Лондона и т. д. Я пытался отыскать такие фразы в вашем репортаже… о радиообращении папы по случаю пятой годовщины начала войны. Но я ничего такого не обнаружил. Будущий историк не найдет в тексте этого обращения ни единого слова, которое указывало бы на то, что эту войну начала не Америка или, скажем, Греция.

Понтифика особенно расстроило то, что некоторые недоброжелательные комментарии в адрес его речи прозвучали по военному радио союзников, вещавшему на территории Италии. В результате Монтини вручил Осборну письмо протеста, где говорилось: «Нас не может не удивлять то, что средства массовой информации союзников собирают подобные недобросовестные и несправедливые сообщения и способствуют их распространению»[934].

Битва за Вечный город завершилась, но битва