Моряки идут на лыжах - Еремей Лаганский

— Нет, вы прямо скажите, что вы мне ответили?　

— Ответил… — растерянно лепетал краснофлотец, — ответил: здоров, товарищ комиссар!　

— А это, оказывается, неправда: я стороной узнаю, что у вас пальцы на ногах отморожены. Нехорошо, Дмитриев!　

— Так это же ничего, товарищ комиссар! Это же сущие пустяки! В походе сразу все пройдет.　

— Нехорошо, Дмитриев, обманывать. Нехорошо! — строго повторил Богданов.　

Пришлось оставить «симулянта» на стоянке. Чуть не плакал он, прощаясь с товарищами. Мог ли комиссар Богданов сомневаться в успехе операции, имея дело с такими людьми?

* * *

Было около полуночи, когда сорок человек лейтенанта Чепрасова белыми призраками скользнули из тени леса на пушистую гладь залива. Лишь шуршащие шлепки лыж по глубокому снегу нарушали покой морозной ночи. Продвинувшись километров на шесть к югу, отряд круто свернул на северо-запад, взяв направление на узкий пролив между островам Койвисто-Бьеркэ и деревней Муурила.　

Насторожилась белея пустыня вокруг, а высоко над ней повисло звездное небо. Ничто не мешало пока стремительно-мерному лыжному бегу. Далеко впереди выступила темная полоска прибрежных сосен. Где-то правее, километрах в пяти, притаилась на горке невидимая Муурила.　

Вдруг над нею взметнулся вверх и упал на залив острый луч прожектора. На миг накрыл группу. Короткая команда Чепрасова бросила людей в снег. Никто не шевелился.　

Чепрасов был уверен, что прощупывание прожектором был случайным, что опасности внезапного нападения или окружения на заливе быть не могло, так как его отряд двигался с должным охранением.　

Прошло десять долгих минут. Моряки продолжали неподвижно лежать. Предательский луч упорно шарил вокруг, вгрызался в отдельные снежные кочки, шарахался в стороны и снова сторожевым псом ложился у самых ног обнаруженной разведки.　

Более чем на двадцать километров продвинулась разведка по льду во вражеский тыл. Вдали над лесом небо озарилось вдруг цветистыми вспышками многочисленных ракет. Видимо, не спалось сегодня врагу: мерещились близкие, опасные «москали». Наконец, враг угомонился. Тревога улеглась. Прожекторный луч убрался. Тогда бойцы Чепрасова, разминая застывшие руки и ноги, поднялись и продолжали свой путь.　

Приближалось время выполнения задачи: захватить контрольного пленного («языка»), найти огневые средства врага и расположение минных полей.　

Подойдя еще ближе к берегу, Чепрасов приказал командиру взвода Гошунову с восемью бойцами выйти на неприятельский берег и во что бы то ни стало достать «языка». Чепрасов знал, что невдалеке проходит шоссейная дорога и надеялся, что залегший в засаде Гошунов непременно дождется или одинокого пешехода, или проходящую машину. Остальное для храброго и сообразительного командира взвода — сущие пустяки.　

Попрежнему было тихо вокруг. Враг не подавал признаков жизни. Казалось, все благоприятствовало разведке.　

Расставшись с Гошуновым, Чепрасов, спустя некоторое время, последовал за ним, чтобы в случае необходимости оказать помощь. Подойдя к опушке леса, он расположился со своими людьми на льду. Через короткие промежутки он трижды высылал дозорных для связи с Гошуновым и обследования берега. Стояла такая тишина, что с берега ясно доносились приглушенные звуки передвижения людей, слышны были даже удары и царапанье лыж о прибрежные валуны. Вскоре пришел первый связист и доложил, что обнаружены крупные лыжни в лесу и несколько пустых землянок.　

Другой донес лейтенанту Чепрасову:　

— Товарищ начальник, нас очень хорошо видно оттуда. На двести метров всех можно пересчитать.　

Третий дозорный — командир взвода Бутусов — принес еще более важные сведения:　

— Под самым берегом — минное поле.　

Чепрасов вместе со старшиной Армизоновым поспешили к указанному месту. Действительно, под несколько приподнятым берегом, выступая над снежным покровом, маячат аккуратно расставленные в шахматном порядке белые колышки. Между ними протянуты того же цвета провода.　

Чепрасов приказал старшине Армизонову оттянуть свою группу в глубь залива и там дождаться Гошунова. Нескольким же бойцам приказал остаться в секрете.　

Выполняя приказ, Армизонов поднял группу со льда и приготовился отдать команду: «шагом марш». Вдруг с тыла и флангов ударили тяжелые пулеметы и автоматы «Суоми». Проследив направление огня, Чепрасов понял, что огонь носил скорее заградительный, чем поражающий характер. Отрезая отступление в глубину залива, белофинны жали отряд на минное поле. Пулеметный огонь усиливался с каждой минутой. Били по голове походной колонны Чепрасова с такой силой, что движение стало невозможным. Бойцы зарылись в снег и открыли ответную стрельбу. Завязалась перестрелка.

* * *

Широким ослепительным лезвием вскинулся луч прожектора над макушками прибрежного леса, задержался на миг и стремтельным броском перескочил на бухту. За ним другой и, 'наконец, третий. На три неравные части рассекли лучи отряд лейтенанта Чепрасова. Подвижные источники света, установленные на аэросанях, приблизились и остановились. Застыли и широкие полосы света на снегу. Лыжники-балтийцы оставались в тени без движения. Тогда Чепрасов приказал Армизонову продолжать отход и зайти в тыл белофиннам. Этим маневром он надеялся отвлечь их внимание от основной своей группы. Но, заметив движение группы Армизонова, противник одновременно открыл огонь и по ней. Разрезанные и отделенные друг от друга яркой полосой прожекторного луча, обе группы, самостоятельно обороняясь, попятились в глубь залива.　

Краснофлотцы и их командиры сегодня впервые сталкивались с врагом непосредственно в его глубоком тылу в такой сложной и невыгодной обстановке. И у некоторых в первый момент возникло тягостное чувство оторванности от своих, растерянность. Но это было лишь мимолетным ощущением молодых необстрелянных бойцов. Они быстро освоились.　

Взяв у бойца Морщагина автомат, старшина Армизонов разглядел откуда велся обстрел его группы и открыл ответный огонь по гребешку недалекого тороса. Но тут на Армизонова свалилась новая беда: новый косой луч через всю бухту расколол его маленький отряд. Часть лыжников могла продолжать отходное движение, а другая, где был политрук Доброскоков, командир отделения Морозов, краснофлотцы Полунин и Посконкин, всего восемь человек, прижатая лучом к самому берегу, была отрезана.　

Горсточка эта находилась метрах в пятидесяти от берега, а белофинны показались на льду метрах в ста, т. е. в ближайшем тылу. Скрываясь за высокими ледяными гребнями торосов, им удалось подойти незаметно. Старшина Армизонов, оценивая создавшуюся для этой группки обстановку, мрачно бросил:　

— Попали в мешок — остается завязать.　

Попрежнему огонь из-за торосов имел целью загнать балтийцев на минное поле. Понимая уловку, группа Морозоза яростно дралась.　

Несколько раз комсомольский секретарь Луканин видел, как из мрака ночи совсем рядом неожиданно возникали расплывчатые тени врагов. Сухо трещал одиночный выстрел, «тень» шаталась, жалобно выкрикивала что-то на незнакомом языке и грузно садилась в снег. С полдесятка врагов посадил таким способом на снег юный комсомолец Луканин, но, наконец, вражеская пуля уложила наповал его самого, вызвав в бойцах ярость и жажду мести.　

Значительно превосходя отрезанную лучом группу Морозова, белофинны бешено бросались в атаки, но, встречаемые горячим свинцом,