Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Трудно представить, что автор «Восемнадцатого брюмера» изображал лошадь во время написания, или подумать, что глаза у него были настолько воспалены, что он едва мог видеть. Читателя скорее поразит кристальная ясность этого произведения. Эта краткая и красноречивая работа превосходит все остальные своим великолепным анализом и стилем. Впрочем, все эти достоинства все равно не могли найти Марксу издателя, а Марксу нужно было чем-то зарабатывать деньги. Он в очередной раз выдвинул идею переиздания его «атаки на Прудона» и продолжал попытки заинтересовать потенциальных издателей своей книгой по политэкономии, однако ни то, ни другое не увенчалось успехом {34}. В конце февраля он писал Энгельсу: «Неделю назад я достиг очаровательного состояния: я не могу выйти из дома, поскольку мое пальто заложено, и не могу есть мясо, поскольку мясник закрыл мне кредит». Единственным светлым пятном на горизонте замаячила весть о плохом самочувствии одного из дядюшек-реакционеров Женни: «Если этот старый пес умрет, я выберусь из этой ямы». «Старый пес», однако, не умер, а отсутствие у Маркса пальто и наличных означало, что он не сможет пойти на банкет, посвященный годовщине событий 1848 года. Вместо себя он послал туда Женни, которой не нужно было платить за входной билет, поскольку она пошла туда в сопровождении француза {35}.

Казалось, у шпиков выработалось некое шестое чувство начет того, когда лучше вторгаться на личную территорию Маркса, — и он получает анонимную записку о том, что он и его друзья находятся под наблюдением провокатора {36}. Маркс полагал, что знал этого человека. Вильгельм Хирш совершенно неожиданно появился в группе Маркса в декабре, когда они только-только начали встречаться по четвергам на Фаррингдон-стрит. Догадка Маркса оказалась верна: Хирш был нанят прусской полицией, чтобы найти наконец доказательства для прокуроров, которые все никак не могли осудить членов Союза, сидящих в кельнской тюрьме {37}. Во время своего первого года пребывания в Лондоне Маркс с друзьями действительно походили на банду, в чем их нередко обвиняли: в их кругу регулярно обсуждались революции, политические убийства и любая антиправительственная деятельность. Однако к моменту появления Хирша гораздо более насущными проблемами стали пропаганда и собственное выживание.

С самого начала Хирш вызывал подозрения, и группа, не предупредив его, перенесла заседания «синагоги» на среду, в таверну «Роза и Корона» в Сохо {38}. Но это было временное решение. Хиршу платили по факту: если он сообщал конкретные сведения, ему выдавали деньги — поэтому он зачастую просто выдумывал заседания группы. Маркс не знал о такой изобретательности Хирша, как не знал и того, что другой шпион, Штибер, уже получил компрометирующие документы от другой группы эмигрантов и намеревается использовать их против группы Маркса. Самую же большую опасность представлял третий агент, о существовании которого никто и не догадывался, а он уже начал внедряться в окружение Маркса. Предательство этого человека будет очень дорого стоить всем им.

Энгельс приехал в Лондон на Пасху, но этот визит был уже не столь весел, как рождественский загул. Младшая дочь Маркса и Женни, Франциска, сильно заболела бронхитом и умерла вскоре после своего первого дня рождения, 14 апреля {39}. Смерть ребенка в таком возрасте была обычным явлением в Англии XIX века, почти 15 % новорожденных умирали, не дожив и до года {40}. Но эта печальная статистика не могла утешить родителей, и уж конечно — не Женни, чья скорбь усугублялась их ужасающей бедностью. У Марксов не было денег даже на гробик для их дочери. Не имея возможности нормально похоронить свое дитя, Женни перевела всю семью в другую комнату, оставив Франциску лежать в спальне. Она писала: «Трое наших детей легли с нами, и все мы плакали о нашем маленьком ангеле, чье крошечное безжизненное тельце лежало в соседней комнате».

Женни и Маркс безуспешно пытались занять денег у немецких и английских друзей (даже у Энгельса не было средств). Наконец Женни обратилась к эмигранту-французу, жившему неподалеку, и он дал ей два фунта на покупку гроба. «Когда она появилась на свет, у нее не было колыбели, и так долго, невыносимо долго ей было отказано и в последнем пристанище, — вспоминала Женни. — С каким же тяжелым сердцем мы провожали ее в последний путь!»

Франциска упокоилась рядом с Фокси на кладбище, расположенном в нескольких кварталах от дома Марксов {41}.

Маркс и Женни не успели оплакать свою дочь, как вновь пришли плохие вести. Вейдемейер пытался опубликовать «Восемнадцатое брюмера», однако в день похорон Франциски от него пришло письмо, что попытка провалилась {42}. Маркс писал другу, что эффект письма был убийственным: «Уже два года она [Женни] видит, как все мои предприятия оканчиваются крахом» {43}. Энгельсу Маркс рассказывал: «Ты не можешь себе представить, какой ужасной была прошлая неделя. В день похорон деньги, которые были мне обещаны разными людьми, не пришли, и я вынужден был отправиться к нашим французским соседям, чтобы заплатить английским стервятникам. Вдобавок ко всему этому пришло письмо от Вейдемейера, дающее основания предполагать, что и в Америке все наши надежды пошли прахом… Хотя я и крепок от природы, не могу не признать, что этот удар очень силен» {44}.

Позднее он признается: «Уверяю тебя, когда я вижу страдания моей жены и собственное бессилие, я чувствую себя так, словно готов продать свою душу дьяволу» {45}.

В некотором смысле так и произошло. Венгерский журналист по имени Янош Банья познакомился с Марксом весной и быстро стал центральной фигурой в его жизни. Банья был шпионом, чего Маркс не знал, и предательство его было не только политическим, но и личным. Судя по письмам Маркса Энгельсу и коллегам в Америке, он полностью доверял Банья и к концу апреля попался в умело расставленную новым другом ловушку.

Для собственного развлечения Маркс писал сатирические зарисовки, высмеивающие некоторых оппозиционеров-изгнанников, описывая их встречи, увлечения и цели. Банья заявил Марксу от имени издателя Айзенманна в Берлине, что заплатит 25 фунтов за небольшой сборник этих зарисовок, которые Маркс мог бы написать даже анонимно {46}.

Энгельс, которого Маркс звал в соавторы, сомневался. Он задавался вопросом, стоит ли неминуемый скандал 25 фунтов. Кроме того, его волновало, что друзья в Кельне могут увидеть в подобной книге проявление нелояльности к немецкой оппозиции в целом, если вообще не реакционность {47}. Однако Маркс был настроен решительно — из-за обещанных Банья денег. Венгр сказал, что заплатит сразу же, как только получит рукопись. В конце мая Маркс приехал в Манчестер, чтобы начать работать вместе с Энгельсом над проектом.