Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нашем ауле все знают, что в главной городской больнице с помощью достижений медицинской науки мне сумели вернуть материнское счастье. Что я еще могу рассказать вам?!.
Вот и вся моя исповедь.
ИСТОРИЯ ПОРТРЕТА
перевод Н. Ровенского
В доме председателя аульного Совета «Ак-Булак» в золоченой рамке висит старый почерневший портрет. По всей округе о нем ходят легенды: одни утверждают, что его когда-то подарил старухе Маржанбике тот, кто изображен на портрете, другие рассказывают, будто отец председателя Даулета Даулбаева купил его в честь рождения сына.
Но сама Маржанбике, которая и по сей день здравствует, на все расспросы отвечает коротко:
— Этот портрет — память о моем муже Даулбае.
Только однажды, когда ее пригласили на праздничный сбор пионеров, она подробно рассказала подлинную историю портрета. Вот эта история.
Было совсем темно, когда Маржанбике вскочила с постели и начала торопливо собираться.
— Что с тобой? Куда ты? — удивился Даулбай.
Пеленая сонного ребенка, молодая женщина с упреком заметила:
— Ты все время говоришь, что пришел кенес[62] и мы теперь заживем по-человечески. Даже дома перестал бывать, стараешься, чтобы во всех аулах быстрее был кенес… А здесь сыновья Туремурата, как бешеные волки в овчарне, безжалостно льют кровь простых людей…
— Кто тебе сказал? — испуганным голосом спросил Даулбай и машинально потянулся к оружию. — Они же все в тюрьме!
— Сама видела собственными глазами! Все собираются в кыстау Туремурата, что в камышах. Распространяют слухи, будто проклятый белый царь опять сел на трон. Народ очень обеспокоен. Ведь эти волчата говорят, что от самого царя привезли наказ истребить всех бялшебеков[63]…
— Врут они, гады! — у Даулбая заходили скулы, он крепче сжал свою трехлинейку без штыка, которая верно служила ему еще с шестнадцатого года, когда он отобрал ее у царского солдата.
Он смотрел на жену и не знал, что подумать и что предпринять. Ведь они в свое время выловили всех сыновей феодала и первого в округе богача Туремурата и заперли в тюрьму. Им бы давно следовало рубить лес в Итжеккен[64], а они возглавляют белую банду и терроризируют народ.
Будто перед боем, он дозарядил винтовку. «Да, видимо, верными были слухи о том, что большая группа феодалов сбежала из тюрьмы в Каракумы и вербует там всех недовольных Советской властью в свою банду…»
— Никуда ты не пойдешь. Оставайся здесь. Никто тебя не тронет. А я слетаю в город. День — туда, день — обратно. Потом мы их всех переловим!
Жена взяла на руки запеленатого ребенка и вплотную подошла к мужу:
— Я ни за что здесь не останусь!
— Трудно с ним, — погладил он маленький сверток.
— Ничего, как-нибудь справимся.
Даулбай был в замешательстве. Он хорошо знал, что озверевшая банда не пожалеет ни его жену, ни сына — убьют. Разве может он оставить их на растерзание врагам? А до города больше ста верст. Когда они втроем туда доберутся?
— Родная Маржан, не бойся. Стоит мне известить ревком, и им конец!
— Пока ты доберешься, они и меня и сына твоего прирежут!..
Даулбай Койшыгулов был членом ревкома, контролировавшего всю эту округу. Он объездил три Совета, граничащих с Тургайским районом, помог очистить их от байских прихвостней, поставил толковых бедняков и теперь вернулся к родному очагу. Ему в голову не приходило, что в его ауле орудует банда.
Наконец жена согласилась остаться, и он уже взялся за скобку двери, как у самого окна раздался гулкий конский топот. Потом послышались голоса:
— Конь его здесь!
— Попался, голубчик!
— Смотрите, чтобы он не улизнул в темноте!
— Ничего, ночь лунная.
— Перестаньте галдеть!
Даулбай вспомнил, что он был сарбазом[65] Амангельды Иманова, зарядил винтовку и приготовился к встрече. Жена кинулась к нему.
— Не надо. Иди к ребенку! — скомандовал он.
За дверью о чем-то совещались. Потом в ночной тишине раздался визгливый фальцет:
— Эй, поганец Койшыгула, выходи сюда, поговорим! Нам ничего не стоит поджечь это змеиное гнездо, да жалко твою жену и ребенка. Ну, выходи быстрее!
Даулбай молчал. Проснулся и заплакал испуганный ребенок. Маржанбике взяла сына на руки и подошла к мужу.
— Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой!
Муж молчал. Ребенок, видимо, чувствуя недоброе, заплакал еще громче и начал дергаться.
— Накорми его, — буркнул Даулбай.
— У меня пропало молоко.
— Тогда вот что: иди через внутренний ход в хлев, — сказал Даулбай, с трудом разжимая сведенные скулы.
— Все равно я потом вернусь.
Маржанбике с ребенком в одной руке и бумажным свертком в другой кинулась к внутренней двери, через которую обычно ходили в хлев, когда наступал сезон окота. В темноте она наступила на маленького козленка, тот жалобно заблеял. Она присела от неожиданности. Немного успокоившись, нашарила в углу кучу соломы, села и дала грудь ребенку. Ребенок жадно припал к соску. Маржанбике обрадовалась, но сразу представила, что сейчас должно произойти, и, сжимая бумажный сверток, заплакала горько и безнадежно.
А ведь всего лишь полмесяца назад все было совсем по-другому.
— Маржан, вставай! Зажги свет!
Она спала очень крепко, голос мужа показался ей идущим издалека, как эхо. И никак не могла пошевелиться.
— Маржан!..
Она с трудом открыла глаза. Голова словно прилипла к
