Записки мертвеца - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надеюсь, что не умру там в первый же день. Надеюсь, что когда-нибудь продолжу вести эти записи и расскажу обо всём том, что ещё только приключится со мной на другой стороне реки. Надеюсь, что мне снова удастся хотя бы краем глаза увидеть свой дом. Надеюсь, что, когда всё закончится, у нас с Ирой будет всё хорошо. Надеюсь… Не знаю, что ещё добавить. Просто надеюсь на лучшее.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ IV
Запись 19
Славно, что, всё же, появилась возможность сесть, как следует воспроизвести произошедшее в голове и всё подытожить. Мне этого не хватало. Есть время ещё и на то, чтобы взглянуть на старые записи уже новыми глазами. Какой же длинный выдался путь. Как же всё вокруг изменилось за это время. Когда я перечитываю первые заметки в моём уже порядком поистрепавшемся дневнике, желание поскорее продолжить писать охватывает меня с головой. Страниц чистых, правда, осталось совсем немного. Любопытно: история моя тоже должна совсем скоро подойти к концу. Главное — успеть зафиксировать её здесь, чего у меня вполне может и не получиться, если я, как и раньше, буду растягивать эти бесконечные вступления и преамбулы. Поэтому к чёрту их. Пусть здесь — во всяком случае, в этой заключительной части дневника — останется только то, что на самом деле имеет смысл. То, что действительно важно.
День 109
Мы прибыли в город рано утром. Было ещё темно. С самого начала мы попали в бесконечный водоворот выгрузки всевозможного барахла из Уралов, приехавших вместе с нами. Я охотно брался за всё, что мне поручали, и каждое новое, даже самое дурацкое поручение воспринимал как миссию. В конце концов, Уралы были опустошены, и дальше хламом занялись уже другие люди.
Позже Смирнов построил нас на центральной площади и ушёл, по всей видимости, докладывать о нашем прибытии Старкову. Мы остались стоять там, в предрассветных сумерках, под лёгким утренним снегопадом. Вокруг нас суетились солдаты, уже пробывшие здесь какое-то время. Кое-кто из нашего строя стремился уличить момент и расспросить этих ребят хоть о чём-нибудь: как здесь вообще дела, что происходит, и как продвигается вся операция. Солдаты в массе своей отмахивались от расспросов и продолжали самозабвенно сновать туда-сюда, занимаясь порученными им такелажными работами, но кое-кого всё-таки удавалось тормознуть на минутку-другую при помощи дармовой сигаретки. Сам я не интересовался ничем, что могли бы поведать здешние бывалые. Я стоял и наслаждался погодой: упивался морозной свежестью, перемежавшейся с целой симфонией других запахов. Выхлопные газы, дым чьих-то сигарет, мокрая древесина, порох и лёгкий флёр чего-то илисто-травянистого, доносившегося, наверное, с реки. Всеми фибрами души я чувствовал, что стою на нулевой отметке новой главы своей жизни. Я предвкушал путь, который мне предстоит пройти здесь и ощущал холод опасностей, с которыми мне совсем скоро предстоит столкнуться. Я думал о том, как со дня на день меня пошлют куда-то туда, во враждебный мир за пределами безопасных и зачищенных кварталов. Пошлют на охоту за смертью и её голодными, мычащими и хрипящими воплощениями. Всё это больше не пугало меня. Теперь одна мысль о нахождении на грани погибели заставляла меня чувствовать себя живее всех живых.
Пришёл Старков и осмотрел нас. Потом провели перекличку, и каждый в нашем строю выкрикнул своё «Я!», услышав собственную фамилию. После нас построили повзводно и по отделениям. Затем полковник что-то долго обсуждал с капитаном Смирновым, стоя в нескольких метрах перед нами. Солнце к тому моменту уже начало восходить, и я смог как следует разглядеть всё вокруг. Мимо этих мест мы проезжали вместе с Ирой и её матерью, когда направлялись на встречу с группой из Фаренгейта. Всего в нескольких километрах отсюда случилась та страшная авария, оставившая Иру сиротой. По лицу Иры было понятно, что только об этом она сейчас и думает. Вот, прямо перед нами — здание администрации, которое мы проезжали тогда и видели на его стенах нелицеприятные отзывы о работе мэра Гросовского на его посту. Надписи эти теперь были замазаны белой краской. Вот чуть позади нас — памятник человеку, монументы во славу которого есть, пожалуй, в каждом городе нашей страны. Статуя вытягивает руку вперёд, указывая на тот маршрут, которым мы ехали в тот роковой день. Только здесь, на площади — суета и шум. Чуть дальше вокруг — относительно тихо. Но теперь — иначе тихо, чем в те дни, когда город был мёртв. Утро ещё не разыгралось, и во многих квартирах — там, где уцелели окна, выходящие на главную улицу города — пока ещё горит свет. Похоже, люди, жившие там всё это время, наконец, дождались спасения.
— К середине дня мне нужно три отделения могильщиков, — сказал Старков Смирнову, и холодный ветер донёс его слова до нас, — Каких-нибудь, которые помоложе, послабее. Пусть привыкнут слегка. Мясца горелого нюхнут. Понял?
— Так точно, та-щ полковник, — ответил Смирнов.
Я сразу понял, что к чему. Сразу стало ясно, что за работа нас будет ждать в первый наш день в городе.
После построения нас отвели в расположение, которое нам необходимо было самостоятельно подготовить к нашему дальнейшему проживанию там. Так, в городе казармой для нашей роты стала гостиница с видом на реку, уборка помещений в которой в последний раз проводилась ещё в июле, ещё — до всего. До обеда нам предстояло приспособить это место для жизни. Само собой, комнаты с выбитыми стёклами никто не занимал. Комнаты, где кто-то умер, тоже распределяли в последнюю очередь. Нам с Ирой достался не самый плохой, но довольно тесный номер. Плохая новость заключалась в том, что вместе с нами в нём поселили и рядового Лопатина. И зачем его только запихнули к нам, чёрт его
