Записки мертвеца - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центр нашего города, как и центры многих других маленьких городов страны, находился на месте слияния двух рек. Как и почти везде, сливались одна большая река и река поменьше. Соответственно, и набережных в центре было по числу рек. Я вышел из гостиницы и направился в сторону набережной малой реки, чтобы где-нибудь там найти кого-нибудь, кто остановился насладиться сигареткой. Искать долго не пришлось: нашлась компания, облепившая одну из беседок на променадной дорожке чуть поодаль от администрации и славно проводившая время этим вечером четверга. Я посмотрел на их погоны и не увидел никого званием выше ефрейтора. Стало быть, разрешения на присутствие в курилке по форме спрашивать было не у кого.
— Пацаны, сигареты не будет? — спросил я, стараясь звучать естественно: так, словно я стрелок сигарет со стажем.
Один из рядовых угостил меня чем-то из своей красно-белой пачки, и я поблагодарил его, оставшись курить рядом с этой компанией. Первые затяжки дались тяжело: я едва не позеленел, втянув в себя дым, и едва не зашёлся кашлем, который всеми силами старался задавить. Когда я, наконец, пришёл в норму и даже вошёл во вкус, я спросил:
— А чё там, не в курсе, кого сегодня вечером к штабу привезли?
— Бандосов каких-то вроде, — ответил один из курильщиков, — А может и нет — не знаю.
— Да это с окраин опять типы, — добавил другой, — Клоуны-то эти, узурпаторы магазинов. Их щас пачками привозят каждый день. Потом Старков им делает предложение, от которого невозможно отказаться: почему бы вам, говорит, на передержку тут не остаться, мол, работу найдём. Потом, вроде как, есть план самых адекватных по ротам раскидать: сделать из них полноценных бойцов. Это только для тех, кому точно, сто процентов оружие давать не опасно. Остальных так и оставят на рабочках в зоне. Ну, в смысле там, где мертвяков нет — мы это сами между собой «зоной» называем, типа как в Сталкере. Ты сам, кстати, откуда?
Последний вопрос рядовой адресовал уже мне.
— Из Смирновской роты. Только сегодня приехали, — ответил я.
— О-о, ну давай, удачи! Скоро на первую работу, поди, отправят. Сегодня чё делал? Трупы жёг?
— Ага, — сказал я, удивившись тому, как точно этот рядовой всё угадал.
— Все в первый день жгут. И как оно? Привык малёх к мясцу?
— Привык, — машинально ответил я, совсем не размышляя над вопросом. Я всё думал о том, что этот рядовой говорил до этого. Неужели всё так и будет? Неужели этим скотам из Радуги сойдёт с рук двойное убийство, свидетелем которого был я, и всё то, что они натворили после, и свидетелем чего я уже не был?
— Значит, завтра уже на какой-то серьёзный участок отправят. Сам-то вообще откуда? Мобилизованный по ходу? А то раньше я тебя не видел.
— А если эти… Которых привезли, делов натворили? — спросил я, оставив без внимания вопросы рядового.
— В каком плане?
— Ну, если они там жестили у себя на окраине, народ мучали? У них же там целый список преступлений по уголовному кодексу наберётся. Что на них, просто забьют, потому что они теперь полезными могут быть?
— Конечно. А как ты хотел? Время такое сейчас, каждый человек на счету. Да и потом, чё их, в тюрягу что ли сажать? Это тоже надо будет кого-то, кто их охранять будет.
— Он же сам говорил, что, мол, мы в город заходим, чтобы порядок навести! — с раздражением сказал я, докурил сигарету и выбросил окурок в мусорку, которая, по счастью, оказалась рядом.
— Мы и наводим. Лучше что ли, чтоб они и дальше по магазам сидели и дань свою брали? Да и так-то особо лютых полкан наказывает, причём показательно. Надо только, чтоб факты были какие-то. Ну, или если бандосы попадаются несговорчивые: начинают, например, чёрные понты гнуть какие-нибудь, мол, пошёл ты нафиг, командир-начальник, я на тех, кто погоны носит, не батрачу. И всё в таком духе. Таких — либо в расход, либо в заключение. Пока их таких, вроде, в музее местном держат под охраной. Есть тут такой музей: музей следственной тюрьмы, прикинь? Раньше туда школьников водили, показать им, мол, смотрите, ребята, как в страшные времена тоталитаризма людей мучили и репрессировали. Теперь вот, видишь, камеры тамошние по назначению используют. Впервые с тех самых мрачных времён тоталитаризма. Но это временно всё: говорю, Старкову тут свободные руки нужны, а на охрану дураков всяких он не хочет шибко много людей оставлять. Поэтому скоро, как этих зэков побольше наберётся, их в Знаменское этапируют, и там уже тыловики за ними за всеми смотреть будут.
Компания, с которой изначально был рядовой, уже разошлась, и мы остались в беседке вдвоём. Рядовой закурил ещё одну сигарету. Он не спешил уходить вместе со своими: ему явно было приятно чувствовать себя в моём присутствии этаким хранителем здешних сплетен, и делиться своими тайными знаниями, отвечая на мои бесконечные вопросы.
— В основном, — продолжал рядовой, — В тюрягу кидают главарей всех этих магазинных шаек с районов. Чтобы шайку обезглавить, как ты понимаешь, и чтобы другие члены этой шайки были более податливыми. Психологически тонкая штука такая, наверное. Чисто менеджерская тема какая-то. Если главарь какой-то совсем безбашенный был — настолько, что даже своих затиранил — то его Старков к расстрелу приговаривает, на потеху и к удовольствию бывших подчинённых этого лютого типа. Если же главарь в авторитете, и если совсем какой-то жести жестокой не натворил за времена анархии, то его — в тюрьму-музей, а потом — в Знаменское. А пастве его уже делается то самое предложение, от которого невозможно отказаться. Альтернатива работе на благо нашего доблестного батальона — та же самая тюрьма, где непокорных обещают ломать через колено. Вот такие дела.
Когда рядовой закончил свой рассказ, я взял у него ещё одну сигарету. В этот раз затяжки дались мне легко, и кашлять почти не хотелось.
— Слушай, удачно, что я тебя встретил. Ты,