Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

если попробовать увидеть за этими конфликтами нечто большее, чем полуэфемерное наследство испанс­ких королей, то во многих спорах будет также просматриваться офор­мленное вполне в духе времени желание закрепить свое право на трансляцию ключевых идей эпохи. В этом контексте Северная война (1700-1721 гг.) была не просто попыткой Швеции отстоять свой статус великой европейской державы, но и шансом для России заявить о сво­их претензиях на место в общеевропейской политике, а со временем и в культуре. Возможно поэтому, даже в самые тяжелые годы военных испытаний, царь Петр I не забывал о значимости научных изысканий, которые для него являлись важным элементом государственной поли­тики и фактором национальной самоидентификации. Успехи в области истории и географии в этом случае становились в один ряд с выигран­ными сражениями, так как кроме громкой славы, влекли за собой воз­можность культурного освоения занятой территории. Кровопролитные сражения за признание на Западе, очевидно, сопрягались с экспеди­ционными работами, строительством заводов и миссионерской дея­тельностью на Востоке, ибо только так можно было встать в один ряд с ведущими странами Европы, уже давно вставшими на этот путь. Поддерживаемые государством энтузиасты ориенталистики имели пе­ред собой гигантское исследовательское поле с крайне неопределенны­ми очертаниями мест и местных жителей.

Выдающуюся роль в создании реалистического образа Восточной России суждено было сыграть Ф.И. Страленбергу, во многом открыв­шему читающей публике историко-географическое и этническое изме­рение тех земель, что обозначались ранее как Московия, Сибирь и Великая Татария. Страленберг был одним из тех авторов, трудами которых была заложена новая просвещенческая традиция в западноев­ропейской историографии России, опиравшаяся на методики включен­ного наблюдения, сбора полевого материала и сравнительного анализа. Неслучайно Вольтер, работая над текстом своего «Петра Великого», регулярно справлялся с трудом шведского ученого. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что многие локальные историогра­фии могут смело отсчитывать свои истории с публикации в 1730 г. книги, карты и сравнительно-лингвистической таблицы Страленберга. В этом ряду не является исключением и финно-угроведение, давно и прочно связанное с этим именем, хотя до сих пор феномен Стрален­берга, впрочем, как и феномен его научной работы, остается загадкой для исследователей. Человек, посвятивший свою жизнь развеиванию мифов, сам стал в некотором роде мифологической личностью.

Филипп Иоганн Табберт (1676-1747) родился в немецком порто­вом городе на Балтике Штральзунде, отошедшем по итогам Тридцати­летней войны к Швеции. Отец его, находясь на королевской службе, исполнял должность ландрентмейстера (казначея). Мать происходила из знатной померанской семьи (Клинков/фон Клинковстрём), также тесно связанной с военной и административной службой короне. В 1694 г. Филипп Иоганн (в шведской орфографии Филипп Юхан) Таб­берт, освоив школьный курс наук, поступил вольноопределяющимся в шведскую армию. Отличаясь с детства живым любознательным харак­тером, в армии он обучился инженерному делу, ремеслу чертежника и даже освоил хозяйственно-экономическую часть. Развернувшиеся вскоре события Северной войны двинули его Зюдерманландский пе­хотный полк к театру боевых действий против вооруженных сил сак­сонского курфюрста и польского короля Августа II Сильного. Лейте­нант, затем капитан Табберт отличился при штурме крепости Торн и в битве под Фрауерштадтом, был пожалован за храбрость в 1707 г. швед­ским дворянством с присвоением новой фамилии — фон Страленберг (Штраленберг). После гибельной для шведов Полтавской баталии и поспешного отступления остатков армии в дунайские княжества, Стра­ленберг оказался в русском плену. Есть сведения, что капитан от ин­фантерии Табберт попал в плен под Черновцами в конце сентября 1709 г., будучи послан королем на рекогносцировку. Отконвоированный затем с сотней других обер-офицеров и 34 хлопцами (т.е. денщиками) капи­таном московского гарнизона Иваном Свечиным в Вятку, этап Стра­ленберга был сдан местному воеводе стольнику С.Д. Траханиотову, которому вменялось в обязанность препроводить пленных до Соликам­ска. По разным оценкам, от 20 до 25 тысяч шведских подданных оказалось тогда в плену. Это были не только военные, но и граж­данские чиновники, женщины, дети и слуги, которым долгие годы до­ведется провести в России.

Тяжкий, невольный путь в «страны полуночные» легче было преодо­леть, пытаясь с помощью веры сохранить внутреннюю свободу. В этом многим пленникам помогло распространившееся на рубеже XVII­XVIII вв. в Германии и Скандинавии религиозно-мистическое учение, известное как «пиетизм», способствовавшее духовному единению шве­дов, немцев и финнов. Сторонником учения был сам король (мастер) и многие из его солдат и офицеров, или — как их чаще всего называли — «каролины», для которых истинное благочестие было неразрывно связа­но с земными поисками, поскольку идея пиетизма прямо говорила о не­обходимости испытаний как средства приближения человека к Богу и обязательности для всех адептов практической деятельности. Приобще­ние Страленберга к пиетизму началось в армии, где батальонные пропо­ведники отвечали не только за соблюдение религиозных обрядов, но и строго наблюдали за поведением и образом жизни своей паствы. Одна­ко, по-настоящему основы учения ему раскрыл знакомый драгунский капитан К.Ф. фон Врех, с которым они вместе шли в Сибирь. Работая на веслах, голодая и ожидая худшего, пленники обсуждали «Проповеди» профессора А.Г. Франке и книги других наставников веры. Страленберг, тем не менее, не замкнулся на теологических размышлениях, свидетель­ством тому стали его наблюдения, касавшиеся истории и культуры наро­дов, встреченных им в Восточной России. Сейчас трудно сказать, заду­мывался ли пленный офицер над тем, стоит ли ему придавать своим за­писям какой-либо системный вид, скорее всего, это было не так уж важно. Гораздо важнее тогда было найти новые стимулы для дальней­шей жизни в сложившейся нестандартной ситуации.

Партии шведских военнопленных первоначально направлялись в Москву и другие города центральной России, но, когда в Свияжске была вскрыта попытка побега группы арестантов, большинство из них отправили в Вятку, откуда речным путем до Соликамска и опять водой в Тобольск». Во главе заговора стояли капралы-драбанты эстляндец И.Ф. Рюль и лифляндец И.Ф. фон Курсель. Заговорщики численнос­тью до 150 человек планировали бежать через Украину в Польшу, по другим данным — в Крым. В результате предательства идея заговора стала известна русским властям, организаторы были сурово наказаны, а многие офицеры выселены из городов европейской России и направ­лены в Сибирь. Опасаясь ссылки, один из шведских офицеров писал, наверняка выражая общие чувства своих товарищей: «Теперь нас пере­водят из одного места в другое, и мы видим плутоватого русского тор­говца, а скоро увидим и татарина, и калмыка, и, черемиса и прочих язычников. Я содрогаюсь и не могу без ужаса подумать о том, что нам предстоит увидеть и Казань! А может быть, не долго угодить и в Си­бирь, от чего упаси нас Боже». Страленберг, по-видимому, не столь остро переживал изгибы судьбы, используя любые возможности, что­бы утолить свою природную любознательность. Согласно докумен­там Вятского