Русское авось - Павел Шилов

Кочин поёживается, смотрит на своё «воинство» с кем ему придётся давать азотную кислоту – основной продукт аммиачной селитры, волнуется. Ему ещё трудно себе представить, как будут работать эти люди. Вот сидит восемнадцатилетняя Вера Серова, справится ли она с котлами утилизаторами, а это Владимир Соснин, аппаратчик абсорбции раньше работал в химии. «Дела…

Как будем пускать цех, – думал Кочин, – да и это ещё скопление в такой комнатушке, просто беда. Конечно, тесно два десятка людей, а что поделаешь бытовой корпус ещё не готов». Он смотрел вокруг себя на стены, которые были залеплены схемами производства, а около них толпилась группа рабочих. Они смотрят, доказывают, выясняют, но уж больно всё это муторно. И так всё ясно, а они всё копают и выискивают.

– Фёдор Григорьевич, ты не брал на моём столе скрепки? – спросил Кочин у начальника смены Сиротина, приехавшего по вызову из города Невиномыска.

– Нет. Зачем они мне, – ответил Сиротин.

– Только что были, вот напасть, – Игорь Петрович сверкает глазами по лицам, точно хочет убедиться, не взял ли кто, но все молчат.

Раскрывается дверь, на пороге появляется секретарша директора.

– Игорь Петрович, к директору, – сказала она и ушла горделиво, приподняв голову с модной причёской.

Кочин встал, обвёл всех подозрительным взглядом и вышел. В комнате долго стояла мёртвая тишина. Машинист Костриков не выдержал и спросил проникновенно:

– Фёдор Григорьевич, может быть, всё же у вас где-нибудь они под бумагами?

– Ты что, Василий!? До лампочки мне эти скрепки.

Он не выдержал, подошёл к столу начальника цеха, перешевелил бумаги и вытащил коробку.

– Вот они, – выдохнул из себя воздух Сиротин и поднял скрепки над головой.

Все молчали. Кажется, пустяк скрепки, но этот казалось бы пустячок, вывел из себя Сиротина. Он сидел, уткнувшись в бумаги, на лысой его голове появилась испарина. Фёдор Григорьевич её не вытирал.

– Ну и что тут особенного, если человек спросил, – приподнялся со своего места машинист Костриков, – чё это вы так все переполошились?

Ему не ответили, и он затих. В окно светило яркое солнце. В комнате было жарко и душно. Прямо против окон на осветительной вышке между прожекторов грачи устроили гнездо и теперь трудились, как у нас говорят в поте лица, где из гнезда, вытянув свои шеи, птенцы требовали пищи.

Тишина. С воем пролетает зелёная муха, она стучится в стекло и зудит, зудит по нервам. С полей наносит пряный запах разнотравья. Хочется бросить всё и уйти на речку, где можно растянуться на горячем песке и ни о чём не думать, просто лежать и смотреть в небо. Тик, так отстукивают часы минуты рабочего времени. Так, так стучит сердце каждого, шелестит бумага. Мужчинам надоело сидеть в духоте, вышли покурить. Остался начальник смены, он не курил. Фёдор Григорьевич ещё довольно молод, ему нет и тридцати. Жениться не успел. Девушки, вздыхая, шепчутся:

– Если бы ему ещё и волосы, Сиротин был бы хоть куда.

– Волосы сейчас уже не в моде. Учёные подсчитали, что в двухтысячных годах – того, все будут плешивые, – сощурив глаза, улыбалась Зоя Кухтина аппаратчице Вере Серовой, – с волосами одно расстройство: причёсывай, ухаживай, толи дело лысина. Взял бархоточку, смазал вазелинчиком и пошёл драить, блеск, залюбуешься.

– Ты у меня поязвишь, – вздыхал Сиротин, – чувствуя, что разговор идёт о нём. – Я тебе…

Он не находил слов от возмущения, срывался с места и шёл к ней, грозно сверкая глазами. Зойка понимала, что это шутка и с визгом убегала, ожидая его где-нибудь в углу. Сейчас Фёдор Григорьевич не отреагировал на очередной всплеск души девушки, и она, поджав пухлые губки, замолчала.

В коридоре в это время шёл разговор.

– Эх, хорошо бы сейчас оказаться в лесу, набрать грибков и нажарить их с картошечкой на закусь под водочку, ведь конец июня, а мы их и запаху не нюхали, – собрав вокруг носа морщинки, выдавил из себя Василий Костриков. – Эх, жизня, скукота.

Он стоял у стены и выпускал из себя колечки табачного дыма, а сам в это время наблюдал за лицами товарищей.

– Неплохо бы провернуть это дело, – хмыкнув, поддержал его Веселов. – В лесу, как в раю, да ещё, если с девочками. У-у-у!

Из кабинета директора в это время вышёл весёлый и радостный Игорь Кочин, лицо его так и светилось. Он дышал часто, раздувая широкие ноздри, И казалось со стороны, что Кочин, не задумываясь, бросился бы в бурную речку, не считаясь с порожистым дном. Он не шёл, а будто летел на крыльях.

– Игорь Петрович, что-нибудь приятное сказал директор? – спросил Костриков и раболепно заглянул в глаза начальнику цеха: мол, мы тебя отлично понимаем, держись за нас.

Кочин только улыбнулся, как бы сказав: много будешь знать, скоро состаришься. Костриков обиженно поджал губы на такое невнимание к своей персоне, зашёл в комнату. Пока Игорь Петрович курил на улице машинист, принёс портфель. Он раскрыл его и вытащил несколько книг, поглядывая на Игоря Петровича и, улыбаясь, сказал:

– Детективы. Это то, что надо современному человеку.

Кострикова окружили, протягивая руки к книгам, но он выжидал.

– Покажи, что у тебя там? – заинтересовался начальник цеха, – не иначе как мировой шедевр.

Машинист, снисходительно улыбаясь, повторял одно и тоже:

– Детективчики – сила.

Его узкое, веснусчатое лицо постоянно менялось, то оно было раболепно-приниженное, то высокомерное. Кочин подумал: «Во, жук», но ничего не сказал, рассматривая одну книгу за другой.

– Вася, дай почитать, что тебе стоит. В долгу не останусь, – протянул руку Веселов.

– Мне тоже неплохо бы почитать, – раздался чей-то голос сзади, – друг называешься, а скрываешь такие книги.

– Что ж, Василий, может быть, мне дашь почитать? – сказал Кочин.

– Берите, Игорь Петрович, берите, хоть все. Мне не жалко. Я их прочитал. Потом принесёте.

Кочин положил книги в свой портфель и закрыл на ключ замки.

«Будут у меня хорошие кадры, Степан Назарович не подведёт, если обещал, – думал Кочин, – у него слово с делом не расходится». Он смотрел на людей, перебирая в уме их анкетные данные, представляя кто на что способен. Какие они все разные. Здесь и молодёжь ещё не работавшая и уже люди в годах. Скоро приедут опытные вызовники с других предприятий страны. Кочин не унывал. «Нет, жизнь ещё только начинается, – думал он. – Ничего, что все меня обходили, не считая за делового человека, а ведь я ещё себя покажу. У меня всё впереди, молодость – многое значит. Главное не ныть на временные неудачи, дорога прямая – бери вершины производства. Витька Уваров скоро приедет. На него можно положиться. Он упрям, если за что возьмётся своего добьётся».

– На пикничок бы завтра съездить, отдохнуть, – раздался голос Веселова.

– Устал от нечего делать, – подмигнула Зоя Кухтина Серовой.

– А что, ведь неплохо бы куда-нибудь на речку. И рыбка и грибы, – поддержал его Костриков.

– Сейчас день за год. Зачем куда-то ехать, – промычал под свой нос флегматичный аппаратчик Соснин. – Дома дел невпроворот.

– Ну и сиди со своей женой дома, соли грибы, вари варенье, а нам холостякам, что прикажешь делать в общежитии? Поехали, чего тут ещё раздумывать, зачем терять время, ещё наработаемся, – не унимался Костриков.

Поднялся шум. Уже обсуждали поездку, записывая желающих. Кочин поднялся и сказал:

– Пятеро. Хорошо. Можно ехать на заводском катере, я договорюсь.

– Игорь Петрович, и вы поедете с нами? – спросила Вера Серова. – Вот хорошо.

– Придётся, – улыбнулся Кочин и пригладил и без того хорошо уложенные волосы. У него внутри вдруг всё встрепенулось от этого ещё полудетского взгляда, и на сердце стало тепло и радостно. Всё складывалось, как нельзя лучше. Люди к нему относятся с открытой душой, значит, доверяют и надеются, а это главное. – Придётся для них постараться.

Катер шёл не быстро, упорно пробивая встречную волну. Утро было солнечное. Лёгкий ветерок раздувал волосы девушек и парней. Воздух был чист и прозрачен. Дыши, не надышишься, да ещё игривые волны, бьющие в борт катера, залетают и брызгают в лица.

Кочин вёл катер уверенно и спокойно. Рядом проскакивали суда на подводных крыльях, гружёные самоходные баржи, лодки. А кругом простиралась водная гладь, где в воздухе парили чайки, падая в воду, ловили рыбу. Проглотив рыбку, они продолжали свою охоту. Было такое впечатление, что они не знали сытости. Девушки бросали им хлеб и кричали. Вспугнутая криками, над головами пролетела кряковая утка.

– Нам бы её сейчас на жаркое, – облизнулся Костриков и пристально посмотрел в глаза Зои Кухтиной.

Девушки затянули песню, и она понеслась широко и просторно, огласив окрестности человеческим ожиданием и тревогой. Игорь слушал эту песню, и ему было приятно. Уходили заботы о цехе, людях, которые должны были приехать из других городов. Сейчас ему не хотелось ни о чём думать, просто уйти от проблем, связанных с производством, хотя бы на время снять напряжение, которое накопилось за это небольшое время. Он хорошо знал по своему ещё небольшому опыту, что такое ввод агрегата в строй действующих и сейчас старался выбросить всё из головы. Начальник смены Веселов в это время стоял на носу катера и внимательно осматривал берег.