12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.
Он сердито проворчал:
– Что такое?
– Догадайся.
– Не намерен ломать себе голову.
– Ну, так вот! Послезавтра первое января.
– Да.
– Это время новогодних подарков.
– Да.
– Вот тебе подарок. Ларош мне только что его передал.
Она протянула ему маленькую черную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей.
Он равнодушно открыл ее и увидел орден Почетного легиона.
Он слегка побледнел, потом улыбнулся и объявил:
– Я предпочел бы десять миллионов. Это ему не дорого стоит.
Она ждала, что он очень обрадуется, и его холодность рассердила ее.
– Ты, право, стал невозможен. Ничто теперь не удовлетворяет тебя.
Он ответил спокойно:
– Этот человек мне платит только свой долг. И он еще много мне должен.
Удивленная его тоном, она возразила:
– А ведь это недурно в твоем возрасте.
Он ответил:
– Все относительно. Я мог бы теперь иметь больше.
Он взял футляр, положил его на камин раскрытым и несколько минут созерцал лежавшую в нем блестящую звезду. Потом закрыл его, пожав плечами, и лег в постель.
Действительно, в «Officiel» от 1 января было напечатано, что журналист Проспер-Жорж Дю Руа получил за свои выдающиеся заслуги звание кавалера Почетного легиона.
Его фамилия была написана раздельно, в два слова, и это доставило ему больше удовольствия, чем сам орден.
Через час после того, как он прочел эту новость, ставшую теперь общественным достоянием, он получил записку от г-жи Вальтер, умолявшей его прийти к ней с женой обедать сегодня же, чтобы отпраздновать это событие. Он колебался несколько минут, потом, бросив в огонь ее письмо, написанное довольно двусмысленно, сказал Мадлене:
– Мы сегодня обедаем у Вальтеров.
Она удивилась:
– Как! Мне казалось, что ты решил не переступать порога их дома!
Он пробормотал только:
– Я изменил свое решение.
Когда они приехали, г-жа Вальтер была одна в своем маленьком будуаре стиля Людовика XVi, избранном ею для своих интимных приемов. Вся в черном, с напудренными волосами, она была очаровательна. Издали она казалась старой, вблизи – молодой; это был пленительный обман зрения.
– Вы в трауре? – спросила Мадлена.
Она ответила печально:
– И да и нет. Я никого не потеряла из своих близких. Но я достигла того возраста, когда носят траур по своей жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.
Дю Ру а подумал: «Надолго ли хватит этого решения?»
Обед был несколько унылый. Только Сюзанна болтала без умолку. Все поздравляли журналиста.
Вечером, болтая, все разбрелись по залам и по оранжерее. Дю Руа шел сзади с хозяйкой дома; она держала его за руку.
– Слушайте, – сказала она тихо. – Я ни о чем не буду с вами больше говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Вы видите, я не говорю вам больше «ты». Но я не могу жить без вас, не могу. Это невероятная пытка. Я вас чувствую, храню ваш образ в своих глазах, в сердце, в теле, день и ночь. Вы как будто напоили меня какой-то отравой, которая подтачивает меня. Я не могу. Нет. Не могу. Я согласна быть для вас только старой женщиной. Сегодня я сделала свои волосы седыми, чтобы показать вам это. Только приходите к нам, приходите хоть иногда, как друг.
Она взяла его руку и крепко сжимала ее, вонзая в нее свои ногти.
Он ответил спокойно:
– Это решено. Незачем повторять это. Вы же видите, я пришел сегодня, как только получил ваше письмо.
Вальтер, который шел впереди со своими двумя дочерьми и Мадленой, остановился у «Иисуса, шествующего по водам» и поджидал Дю Руа:
– Представьте себе, – сказал он, смеясь, – вчера я застал жену перед этой картиной на коленях, как в часовне. Она здесь молилась. Вот я смеялся!
Г-жа Вальтер ответила твердым голосом, в котором дрожало скрытое волнение:
– Этот Христос спасет мою душу. Он дает мне силу и бодрость каждый раз, как я смотрю на него.
И, указывая на бога, стоящего на воде, она прошептала:
– Как он прекрасен! Как они боятся и как они любят его, эти люди! Посмотрите на его голову, на его глаза, – как он прост и сверхъестествен в одно и то же время!
Сюзанна вскричала:
– Он похож на вас, Милый друг! Право, он похож на вас! Если бы у вас были бакенбарды или если бы он был бритым, у вас были бы совершенно одинаковые лица. О, это удивительно!
Она попросила его стать рядом с картиной; и все признали, что, действительно, у него было большое сходство с Христом.
Все удивились. Вальтер нашел очень странным это. Мадлена, улыбаясь, заявила, что у Христа более мужественный вид.
Г-жа Вальтер стояла неподвижно и напряженным взором смотрела на лицо своего любовника рядом с лицом Христа. Она была теперь так же бела, как были белы ее волосы.
VIII
В продолжение остальной части зимы супруги Дю Руа часто бывали у Вальтеров. Жорж нередко обедал там даже один, так как Мадлена жаловалась на усталость и предпочитала оставаться дома.
Он избрал для своих посещении пятницу, и в этот день г-жа Вальтер уже никого больше не принимала. Этот день принадлежал Милому другу, одному только Милому другу. После обеда играли в карты, кормили китайских рыбок, жили и развлекались по-семейному. Часто где-нибудь за дверью, за кустом в оранжерее, в темном углу г-жа Вальтер внезапно бросалась в объятия молодого человека и, изо всех сил прижимая его к груди, шептала:
– Я люблю тебя!.. Люблю тебя… Люблю до смерти.
Но он каждый раз холодно отталкивал ее и говорил сухим тоном:
– Если вы приметесь за прежнее, я больше не буду приходить сюда.
В конце марта вдруг пошли слухи о свадьбе двух сестер. Роза выходила будто бы за графа де Латур-Ивелена, Сюзанна – за маркиза де Казоля. Эти два человека стали своими в доме Вальтера, им выказывалось особое расположение, отдавалось явное предпочтение перед другими.
Между Жоржем и Сюзанной установились непринужденные братские отношения; они болтали целыми часами, смеялись над всем и, казалось, очень нравились друг другу.
Они ни разу не возобновляли разговора о возможности замужества молодой девушки или о являвшихся претендентах на ее руку.
Как-то раз патрон затащил Дю Руа к себе завтракать. После завтрака г-жу Вальтер вызвали для переговоров с каким-то поставщиком, и Жорж сказал Сюзанне:
– Идемте кормить красных рыбок.
Они взяли по большому куску хлебного мякиша и пошли в оранжерею.
Вдоль всего мраморного водоема были положены подушки, чтобы можно было стать на колени возле бассейна и быть ближе к плавающим рыбкам. Молодые люди взяли по подушке, опустились на них друг возле друга и, нагнувшись к воде, стали бросать в нее хлебные шарики, которые они скатывали между пальцами. Заметив их, рыбы стали подплывать, двигая хвостами, помахивая плавниками, ворочая своими большими выпуклыми глазами; они переворачивались, ныряли, пытаясь поймать круглые шарики, опускавшиеся на дно, потом снова выплывали, прося новой подачки.
Они забавно двигали ртом, стремительно бросались вперед, всеми своими движениями напоминая странных маленьких чудовищ; кроваво-красными пятнами они выделялись на золотом песке дна, мелькали, словно огненные языки в прозрачной воде, а останавливаясь, показывали глубокую кайму своей чешуи.
Жорж и Сюзанна видели в воде свои опрокинутые отражения и улыбались им.
Вдруг он тихо сказал:
– Нехорошо, Сюзанна, что у вас есть секреты от меня.
Она спросила:
– А что такое, Милый друг?
– Вы разве не помните, что вы обещали мне на этом самом месте в вечер бала?
– Нет.
– Советоваться со мной каждый раз, как будут просить вашей руки.
– Ну?
– Ну, ее просили.
– Кто же?
– Вы это сами знаете.
– Нет, клянусь вам.
– Вы прекрасно знаете. Этот фат, маркиз де Казоль.
– Прежде всего, он не фат.
– Возможно. Но он глуп, разорен игрой, истощен кутежами. Нечего сказать, славная партия для вас, такой красивой, свежей и умной!
Она ответила, улыбаясь:
– Что вы имеете против него?
– Я? Ничего.
– Как ничего? Он вовсе не такой, каким вы его изображаете.
– Полноте. Он дурак и интриган.
Она перестала смотреть в воду и повернулась к нему.
– Послушайте, что с вами?
Он произнес таким тоном, как будто у него вырвали из сердца тайну:
– Со мной?.. Со мной?.. Я ревную вас.
Она не особенно удивилась:
– Вы?
– Да, я.
– Вот тебе раз! Почему же это?
– Потому что я люблю вас, и вы прекрасно это знаете. Злая?
Тогда она сказала сурово:
– Вы с ума сошли, Милый друг!
Он продолжал:
– Да, я сумасшедший, я это знаю. Разве я смею признаваться в этом, – я, женатый человек, вам, молодой девушке? Я больше, чем сумасшедший, я преступник, низкий преступник. У меня нет никакой надежды, и от этой мысли я теряю рассудок. И, когда при мне говорят, что вы выйдете замуж, на меня нападает такая безумная ярость, что я готов кого-нибудь убить. Вы должны простить меня, Сюзанна.
