Элохим - Эл М Коронон

– Как это: «как если бы умер!?» – переспросил задумчиво Ирод.

Он явно был заинтригован. Его всегда привлекали необычные эксперименты. В первые годы своего царствования он иногда переодевался в нищего и смешивался с толпой на рынке среди простого люда, чтобы узнать, чем дышит народ.

– Да, Родо. «Как если бы». Стражники не пустят к тебе никого, даже раба Симона. Правду во Дворце будет знать только принц Архелай, а в Храме твой деверь Иохазар бен Боэтий, чтобы держать ситуацию под контролем. Все твои враги всплывут на поверхность. Узнаешь, кто есть кто.

Необычное предложение Сарамаллы показалось Ироду интересным и заманчивым, и он после недолгого размышления дал добро.

Сарамалла вышел от него и сообщил рабу Симону, что царь только что умер. Тот не поверил, хотел войти к царю. Сарамалла преградил ему путь. Стражники у дверей скрестили свои копья. Раб Симон растерялся и громко зарыдал.

Весть о смерти царя вмиг облетела Дворец.

Все во Дворце пришло в какое-то хаотичное движение. Дворцовые сановники куда-то бегали, сами не зная, куда и зачем. Крики детей смешались с воплями женщин. Разом все ощутили себя осиротевшими, брошенными на произвол судьбы.

Царь, закрыв глаза, с любопытством переживал собственную смерть и прислушивался к шуму в «оставленном им мире». Ему страшно захотелось встать, подойти к окну и посмотреть, что же там творится. «Точно все потеряли голову, – подумал он, – Не знают что делать». Он не удержался, встал, подкрался к окну, приоткрыл занавес и увидел внизу, как дворцовая челядь мечется в суматохе по двору. Он осознавал, что способен прекратить всю эту суматоху вмиг и в любой момент. Улыбнулся. Стоит только захотеть. Все зависит лишь от его воли и лишь только от нее. Он ощутил свою волю остро, как резчик по камню осязает в руках зубило. «Вот что испытывает Бог, глядя на мир с неба», – прошептал он и вернулся к кровати.

В полдень к нему вошел принц Архелай и сообщил, что принц Антипатр пытается обещаниями подкупить охрану в подземелье, чтобы вырваться на свободу.

– «Царь умер», – передал принц Архелай слова сводного брата. – «Все равно, говорит, корона достанется мне».

– Да, только в гробу! – выдал царь.

– Еще, абба, я выяснил, что это его друг Антифилус привез из Египта то самое любовное зелье. А потом Феудинон передал его Ферорасу.

Феудион был родным братом Дорис, дядей принца Антипатра. Царь зашипел от злости и сухо приказал:

– Удушить гада!

Приказ немедленно был приведен в исполнение. Так царь казнил третьего по счету своего сына. «Я бы предпочел быть свиньей (hus), нежели сыном (hulios) Ирода»[73], – изрек Август, узнав о казни принца Антипатра.

119

Необыкновенным состоянием «как если бы» царь наслаждался вплоть до полудня, до того момента, когда за воротами Крепости студенты начали в один голос звать Ферораса. Он вышел из своей комнаты, до смерти перепугал стражу и раба Симона. Но зато вскоре во Дворце был восстановлен порядок.

Порядок был быстро восстановлен также в городе. После уничтожения золотого римского орла. Ахиабус явно переусердствовал в желании загладить перед царем свою неудачу с поисками Мариам.

В городе было введено нечто подобное чрезвычайному положению. Горожанам было запрещено скапливаться перед воротами своих домов, толпиться на улицах, ходить не по одному, выходить из дома после заката солнца. Площадь перед Храмом и основные улицы круглосуточно патрулировались идумейскими воинами.

Особенно свирепо Ахиабус обошелся с участниками молодежного шествия. Некоторые из них были выловлены и подвергнуты пытке одновременно с Иудой бен Сарифеусом и Маттиасом бен Марголисом. Учителя-законники мужественно выдержали пытку, тогда как их ученики быстро раскололись и выдали имена остальных своих товарищей. Тех взяли под стражу в течение одного дня.

По приказу царя все студенты, провинившиеся в уничтожении золотого римского орла, были казнены. А Иуду бен Сарифеуса и Маттиаса бен Марголиса живьем сожгли в Иерихоне. Говорят, в тот день даже на небе наблюдалось лунное затмение.

Но на этом последствия очищения Храма от римской скверны не закончились. Царь и Сарамалла не упустили возможности сполна использовать ситуацию «как если бы». Узнав о том, что Иуда бен Сарифеус и Маттиас бен Марголис были протеже Первосвященника, они немедленно решили расправиться с этим, как выразился Ирод, «драчуном».

Коген Гадола вызвали «на ковер» к царю. Кроме Сарамаллы, присутствовали также братья Боэтии. Первосвященник не отрицал, что покровительствовал Иуде бен Сарифеусу и Маттиасу бен Марголису, но утверждал, что те действовали самостоятельно.

– Они своим сумасбродством навлекли на Храм большую беду, – признался Маттафий бен Теофилий.

Царь грозно молчал, предоставив Сарамалле вести допрос.

– Не означает ли ваше признание, рабби, – спросил тот, – что Храм готов осудить снятие римского орла с ворот?

– Храм не поддерживал их действий, – ответил Коген Гадол, – но не может осудить снятие орла. Всякое изображение запрещено нашим законом. Римский орел над воротами Храма осквернял нашу святыню.

– Мы это можем понять, – сказал Сарамалла, – но вряд ли поймет римский цезарь.

– Понимаю, но ничем не могу помочь, – ответил Первосвященник.

– Можете, – возразил Сарамалла.

– Чем же? – спросил Первосвященник.

– Пусть Храм на свои средства восстановит орла на прежнем месте.

– Это исключено.

– Исключено!? – взорвался царь. – Кто построил Храм? А!? Кто обвел его новыми стенами!? Кто!? Я!!! Только тот имел право снять орла, кто установил его там. Как вы посмели допустить, чтобы эти молокососы могли уничтожить его. Неблагодарные твари!

– Они поплатились сполна, – сказал Первосвященник.

– Они-то поплатились, но не ты, – проронил царь.

– А в чем моя вина?

– Рабби, у вас два выхода, – сказал Сарамалла. – Либо осудить преступное уничтожение орла с его последующим восстановлением на том же месте, либо же отказаться от первосвященства.

Первосвященник был искушенным политиком. Прекрасно понимал, что решения принимаются не на встречах и собраниях, а до них, заблаговременно. На них они лишь оформляются как решения. Уже по одному присутствию братьев Боэтиев он с самого начала встречи догадывался, чем она кончится.

– В чью пользу? – спросил все же Коген Гадол.

– В пользу Иохазара бен Боэтия, – отрезал царь.

Братья Боэтии торжествующе взглянули на Первосвященника. Когда умер их отец, Симон бен Боэтий, предшественник Маттафия бен Теофилия, братья Боэтии были слишком непопулярны, чтобы унаследовать первосвященство. Теперь дом Боэтиев вновь забирал в свои руки наивысший пост в Храме.

– Вижу, у меня нет иного выбора, – сказал Коген Гадол.

– Похоже, – ответил Сарамалла и пожал руку Иохазару бен Боэтию в знак поздравления.

Эл-Иазар бен Боэтий радостно обнял брата.

Попытка мирного переворота во Дворце, о котором мечтал Иуда бен Сарифеус, обернулась настоящим переворотом в Храме.

120

Смене власти