Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сел на скамью возле очага, было очень непривычно сидеть здесь в тишине. Ветерок залетал в дом через дымоходы и кружил пепел, он ложился мне на ступни и волосы на лодыжках, легкий как снежинки. Снова я остался один. Я мало что знал о любви между мужчиной и женщиной, лишь строфы из застольных песен и стихов, но от них было мало проку. Я представил ее, уходящую со всеми по тропе в лес. Бурицлав ехал в окружении вендов, йомсвикингов, слуг и рабов, эта разношерстная колонна двигалась среди буковых деревьев.
Послышались шаги на улице, я обернулся и увидел входящего Эйстейна. Он убрал волосы со своего испещренного шрамами лба и выдохнул с облегчением. Эйстейн подошел к своему спальному месту и начал складывать оружие, колчаны со стрелами, какие-то свертки с сушеным мясом и травами; он показал их мне, пояснив, что лекарь оставил их для меня, если мне станет хуже, но теперь я встал на ноги, поэтому беспокоиться не о чем.
Поход сквозь вендские леса – одно из моих самых любимых воспоминаний. Я помню запах сырой земли и тысячи переполненных ручейков, образовавшихся из таящего снега; лесную почву, покрытую ветреницей дубравной, и березовые веточки с только что появившимися листочками, шелестящими на ветру. Я ехал верхом на кобыле в белых яблоках, оставленной Вагном, а Вингур шел рядом со мной. Эйстейн считал, что я мог спокойно ехать на своем подросшем коне, потому что тот уже больше не хромал, хотя и не привык возить кого-то на спине.
Вагн оставил нам кусок шкуры, куда наносил какие-то линии. Это была карта, но она ничего не говорила ни мне, ни Эйстейну. Эйстейн остался, когда йомсвикинги поехали вместе с Бурицлавом, но никто не знал, куда собирался вендский конунг. Так было всегда. О том, что зимы он проводит на Хуторе, знали все, но в другие времена года было сложно сказать, куда он отправится, а Бурицлав чувствовал себя защищенным, находясь в лесу. Когда с полей сходил снег, перед ним стояла другая задача – он часто переезжал, не позволяя врагам объединиться и выступить против него. Шли даже разговоры, что он нашел двух людей, похожих на него как две капли воды, которые тоже держали целый двор в других фортах, чтобы запутать врагов.
Мы с Эйстейном не знали, куда направился Бурицлав, но его можно было легко найти по следам. Вендский конунг и его свита оставили после себя ужасную тропу, когда двигались сквозь этот чудесный лес. Трава и папоротник были примяты, нам часто попадался конский навоз и человеческие испражнения. На ночь лагеря разбивали прямо на земле, все располагалось близко друг к другу, как руны на могильном камне, виднелись следы от костровищ и спальных мест, а на деревьях были обломаны сучья.
Следы расходились лишь на третий день пути из Хутора: появились две широкие тропы, каждая уходила в своем направлении. Мы с Эйстейном принялись искать знаки, которые могли оставить наши собратья по оружию: бусинка, руна, высеченная на дереве, или же стрела, указывающая, в каком направлении они поехали. Но мы ничего похожего не нашли, нас это навело на мысль, что Бурицлав попросил Вагна разделить свое войско, чтобы запутать врагов, и что через какое-то время следы снова сойдутся.
Мы пошли по следам, которые сворачивали далеко на север. Этот путь нам показался безопаснее, потому что о южных землях нам доводилось слышать много нехороших рассказов. Говорили, что там живут дикари, подобные Владимиру в Киеве, который слыл ужасным и злым человеком. Эйстейн также слышал о всадниках в тех краях, которые появлялись с равнинных земель на востоке, у которых не росли бороды, и, насколько он знал, это оттого, что они ели своих врагов. Как дикие звери они рвали зубами плоть убитых, и если бы у них были бороды, как у всех людей, то им было бы неудобно это делать. Эйстейн также узнал от лекаря, что тот принадлежал племени, живущему в этих лесах. Если нам понадобится их поддержка, то нам надобно накормить и напоить их, иначе они вызовут гномов и те утащат нас под землю, пока мы будем спать.
Было видно, как сильно беспокоился Эйстейн из-за гномов, меня же они мало волновали, мне не давала покоя мысль, что деверь мог сделать с Сигрид. Вечерами, когда я ложился спать, перед моими глазами всплывала одна и та же картина, как он стоит под стрехой и хватает ее за руку, но меня нет рядом. Он тащит ее в длинный дом, в полутьму, другие рабы отворачиваются в то время, как он пристает к ней. Эти мысли изводили меня, и я очень жалел, что не убил его в тот раз.
Я был тогда молод и многого не понимал. А поскольку я был йомсвикингом и меня боялись обычные люди, такие, как венды в Вейтскуге или на Хуторе, то к чинимой мной жестокости относился легко. Не было ничего удивительного в том, что я стал таким, ведь Крестьянин учил меня, что я должен рубить, колоть, бить и убивать без малейшего сожаления, поэтому меня и кормили, поэтому я и звался йомсвикингом. Деверь Сигрид в моих мыслях уже умер, я представлял, как дождусь его в темноте за углом дома, закрою ему рот рукой, нанесу один удар между ребер, и с ним будет покончено.
* * *
Мы добрались до реки. Эйстейн был уверен, что это Одер, ведь река была широкой, сине-зеленого цвета. По правде говоря, на тот момент мы не понимали, в каком направлении мы движемся, внутри леса следы снова расходились два или три раза, но я был уверен, что река текла к морю, как все реки. Продолжая двигаться по течению, мы точно не заходили бы в глубь страны.
В первый день, когда мы оказались у реки, нам пришлось убить оленя. Самец с ветвистыми рогами мог бы стать украшением стада любого хёвдинга. Эйстейн считал, что наше путешествие по лесу было угодно Уллю, потому что он даровал нам такую удачу на охоте, но я не видел в этом никакого счастья. Я бы никогда не убил такого оленя, этот красавец сам был хёвдингом леса, он не причинил мне никакого вреда. Я смог выстрелить в него из лука только потому, что заметил торчащую из его
