Вселенское эхо разбитого кувшина - Александр Фед

– Какая страшная тишина…

Он хотел сказать, что тишина была странная, но страх так глубоко проник в его сознание, что мозг непроизвольно заменил одно слово на другое, более точное. Прошло какое-то время, оценить продолжительность которого было практически невозможно. Это мог быть один миг, час, несколько часов. Рассудок отказывался воспринимать реальность.

Джонсон попытался прийти хоть в какое-то равновесие эмоций, для чего плотно закрыл глаза и прижал ладони к ушам – это помогло. Появилось чувство относительно нормального состояния, если не считать холода. Мозг принял предложенную игру. Но не надолго.

В сознание человека стало проникать иное, странное и неизвестное ранее ощущение, истинную природу которого мозг не мог определить сразу. Внутреннее напряжение росло, пока не переродилось в чувство скрытой опасности, очередного, нового страха. Джонсону показалось, что у него сбилось дыхание, и он задыхается. Преодолевая удушье, он глубоко вдохнул, но не почувствовал вкуса, запаха и продвижения воздуха по гортани.

Проверяя страшную догадку, копатель сделал ещё несколько глубоких вдохов, после чего начал судорожно махать руками, но и они не ощутили присутствия воздуха. В диком страхе Джонсон начал кричать – тишина! Он не слышал собственного голоса.

Неожиданно, в его памяти возник образ, лежащей на берегу реки крупной рыбы. Она жадно открывала свой огромный рот, но не могла издать ни звука. Ему стало мерзко от подобного сравнения. В агонии страха контрабандист стал яростно сдавливать, щипать и даже бить своё тело, ощущая боль, которую сам вызывал. Впрочем, он был счастлив, что чувствует и превозмогает эти болезненные ощущения. Так выходило, что только боль ударов подтверждала, что он человек и существует.

– Живой… Я могу чувствовать боль. У меня есть тело, значит я живой.

Такие привычные для человека представления об условиях жизни, как свет, звук, ощущение вдыхаемого воздуха, умение говорить, которые в данной ситуации полностью отсутствовали, приводили его сознание в смятение. Мысль, что вокруг нет воздуха, а он жив, не находила разумного объяснения. Однако скоро и она отошла на второй план, когда Джонсон решил встать, чтобы попытаться покинуть странное место.

Намереваясь подняться, археолог вдруг застыл в некотором замешательстве. Дело в том, что ему необходимо было понять, как именно он лежит. На каком боку? Положение казалось идиотским. Представьте, что вы просыпаетесь ночью и не можете понять, под каким боком у вас постель? Такого не бывает, но именно это и происходило. Джонсон не мог понять, в каком положении он лежит, и лежит ли вообще.

Контрабандист шевелил руками, ногами, даже пытался нащупать опору пальцами ног, но всё было тщетно. Опоры не было! Не было! Его сердце бешено заколотилось от, пронзившего его до самых костей, ужаса.

– Что это?! Я не чувствую под собой опоры? Её нет! Но, ведь я…

Джонсон хотел сказать, что на чём-то стоит, сидит или лежит, но все его попытки отыскать опору не дали результатов. Странно, он мог свободно шевелить стопами и болтать ногами, как если бы ему довелось сидеть на краю обрыва, или на весьма высоком стуле. Но под ним не было уступа? Пришедшая неожиданно мысль могла объяснить его странное положение. Возможно, он парит или куда-то падает. Впрочем, и эта идея была отброшена, так как не было ощущения движения воздуха.

– Но ведь и самого воздуха нет!

Силой воли Джонсон заставил себя успокоиться и поверить в то, что каким-то странным образом висит в абсолютной темноте, в каком-то звуко и светонепроницаемом мраке. Впрочем, самое главное – он жив, а остальное его не должно волновать, тем более, если оно не имеет сколь-нибудь внятного объяснения. Придёт время, и всё прояснится, станет объяснимым и понятным. От подобных мыслей ему, вдруг, стало легко. К его удивлению, он перестал чувствовать холод, правда и тепла он то же не ощущал.

В этот миг, в его окружении что-то изменилось. Замерев и, напрягая все свои органы чувств, Джонсон едва уловил тихий, ритмичный стук. Сначала ему показалось, что это стучит его собственное сердце, или кровь в висках, но звук отчётливо доносился издалека. Впрочем, любое расстояние в кромешной темноте – понятие условное, связанное исключительно с воображением, жизненным опытом и памятью человека.

– На что похожи эти странные удары? – что-то очень знакомое слышалось в размеренном ритме. – Копыта?… Конечно же, так стучат копыта по булыжной мостовой.

Одновременно с этой мыслью, его ноги твёрдо встали на холодный камень дороги, которую человек по-прежнему не видел, однако чувствовал ее холод и твёрдость обнажёнными стопами. Звук стал более отчётливым, и уже можно было определить направление, откуда доносились удары, хотя назвать ударами слабое постукивание крошечных подков, было не совсем правильно.

Старательно всматриваясь в то направление, откуда доносился звук, Джонсон обнаружил более тёмную, а точнее, более чёрную, относительно окружающей его темноты, точку. Сомнений не было, именно она – это бесконечно удалённая точка издавала ритмичные звуки, похожие на стук копыт. Распознать в ней всадника или одиноко скачущую лошадь было невозможно из-за ничтожности её размеров. Оставалось ждать.

Глава 11

Клятва Раба

Прошло ещё какое-то время, и сомнения окончательно рассеялись. На горизонте, который теперь можно было различить, был виден чёрный контур всадника. Наездник медленно приближался, к стоящему на невидимой мостовой человеку. В какой-то момент, Джонсон подумал, что это смешной лилипутик, скачущий прямо перед ним, на своей лилипутской лошадке.

Эта мысль так позабавила чёрного копателя, что он протянул руку, чтобы дать щелчка маленькой лошадке. К его огромному удивлению, рука закрыла облик всадника, но не достала намеченной цели. Стало ясно, что странный наездник находится очень далеко.

Чтобы успокоиться, Джонсон старательно внушил себе, что скоро он увидит обычного человека на лошади. Вполне возможно, что это посыльный, который всё разъяснит окончательно. Удары копыт стали более громкими и, одновременно с этим, размеры всадника заметно увеличились.

Звук от ударов подков по мостовой превратился в настоящее громыхание, а всадник, при этом, достиг нормальных для человеческого опыта размеров. К удивлению контрабандиста, чёрный контур оставался достаточно далеко, как если бы до него было около мили. Увиденное привело в смятение, страшно было подумать об истинных размерах посланца.

Мысленно представив истинную величину скачущего к нему незнакомца, Джонсон содрогнулся от ужаса, когда осознал истинные размеры животного и наездника. В дополнение к своей необычайной громадности, мрак, из которого были созданы обе фигуры, вселял что-то зловещее в контуры коня и наездника.