Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Имперские хроники посвящают происшедшему событию следующее описание: «В тот священный день Рождества Христова, когда в ходе торжественной мессы перед криптой святого апостола Петра король поднялся после молитвы, папа Лев возложил ему на голову корону, и весь римский народ воскликнул с ликованиeм: «Благороднейшему Карлу, коронованному Богом, и мироносному императору римлян — жизнь и победу!» После хвалебного песнопения наместник Христа по обычаю старых императоров удостоил Карла земного поклона (Рroskynese). После того как король отказался от имени «патриций», он был наречен императором и Августом».

Таково двойное изложение фактов. Различие заключается лишь в том, что книга папств отмечает выполненное после императорского коронования и одобрительной реакции помазание старшего сына Карла, в то время как франкские анналы повествуют о церемониальном поклоне понтифика и об отказе от старого титула.

В противоположность этому двойному изложению, которое тем не менее демонстрирует инициативу Льва III при совершении коронации, по-иному воспринимаются записи аббата Рихбота из монастыря Лорш, имевшего непосредственный доступ ко двору Карла и поэтому располагавшего более достоверными сведениями о действующих лицах и их мотивах. Его версия происшедшего помещает это выдающееся событие в более широкий исонтекст и одновременно обосновывает повышение прежнего королевского титула: «И поскольку тогда со стороны греков императорское достоинство перестало существовать [то есть оказалось вакантным], как понтифику, так и всем святым собравшимся на этот собор отцам, а также прочему люду показалось уместным признать императором того самого Карла, короля франков, в руках которого был Рим, где всегда находились цезари, и прочие места, принадлежавшие ему в Италии или в Галлии или на землях франков. И поскольку Господь отдал эти места под власть короля Карла, сочли справедливым наречение его этим титулом — с Божией помощью и по воле народа. Король не мог отвергнуть это желание. Смиренно покорившись воле Божией, Карл в день Рождества нашего Господа Христа Иисуса по просьбе духовенства и всего христианского народа принял императорское звание с благословения и молитвенного согласия господина папы Льва III. И здесь он прежде всего отдалил Святую Римскую церковь от раздоров к миру и согласию». Коронации в то рождественское утро, которая здесь сведена даже до папской молитвы, предшествует договоренность по деловым вопросам. Речь шла о вакансии императорства и праве распоряжаться античными императорскими местами. Заметим, упоминание о ликовании римлян в этой связи отсутствует.

Другим аутентичным комментарием по поводу событий в то рождественское утро следует считать указание Эйнхарда в его житии правителя. Оно, правда, встречается в связи с описанием характера Карла, особенно с учетом его способности сдержанно переносить недоброжелательство и ревность. В этом разделе к тому же идет речь о глубокой приверженности Карла святому Петру и о его стремлении украсить этот храм с местом захоронения апостола. Еще речь идет о том, что последний визит Карла в Рим прежде всего служил цели упорядочить расшатанное состояние церкви, и этому были посвящены все зимние месяцы. В те дни он принял звание императора и Августа. Поначалу это настолько претило ему, что в тот праздничный день он даже не переступил бы порог храма, если бы предвидел решение папы. Карл с большой выдержкой перенес зависть и возмущение римских императоров из-за его нового титула. Он великодушно пережил их презрение — в этом отношении Карл, несомненно, оказался на высоте, направив к ним многочисленных эмиссаров и называя их в своих посланиях «братья».

Становится понятно, что только из монастыря Лорш аргументирование обосновывают принятие императорского достоинства и смену титула, в то время как параллельные источники лишь с некоторым смещением акцентов в самых общих чертах пишут о характере самой церемонии в соборе Святого Петра. В итоге по прошествии более чем четверти столетия Эйнхард постулирует, что его читатели и без того знакомы с деталями происходившего в 800 году, или расценивает их как незначительные, резюмируя критику своего хозяина задним числом.

Тем не менее значение данного свидетельства трудно переоценить. Эйнхард был не только придворным, поэтом и зодчим у Карла в Ахене. Он нашел свое признание еще как дипломат на службе короля и императора, оказывая значительное влияние на политическую линию Карла на последнем этапе его правления. Именно Эйнхард в 806 году передал на подпись папе политическое завещание Карла, известное под названием Divisio rtgnorum, а в 811 году вдохновил Карла на составление собственно завещания, полный текст которого предание донесло до нас в житии монарха. Он был одним из тех, кто инициировал признание за Людовиком Благочестивым статуса соправителя в 813 году. Таким образом, слово Эйнхарда, деятельного участника многочисленных событий, находившегося в ближайшем окружении Карла, приобретает особый вес.

Из разных источников, представленных на манер китайской головоломки, вырисовывается, по сути дела, следующая картина: при всей неопределенности того, о чем договорились Карл и Лев в связи с принятием императорского достоинства уже в Падерборне (Саксония), с уверенностью можно утверждать, что решение папы в то рождественское утро не застало Карла врасплох. Невозможно экспромтом организовать хвалебное песнопение и возгласы одобрения, а также скрыть от взгляда короля положенную перед криптой корону. Да и сам Карл едва ли мог облачиться в одеяние императора лишь непосредственно перед актом посвящения, в котором, и по свидетельству Эйнхарда, он, безусловно, появлялся в Риме, не говоря уже о том, что, оказавшись в сложной, только-только упорядоченной ситуации, папа едва ли рискнул бы провоцировать своего покровителя, влиятельного короля франков, да еще сразу после принесения очистительной клятвы. Раздражение, охватившее Карла скорее всего сразу после церемонии в соборе Святого Петра, отдаленное эхо которого докатилось до нас благодаря Эйнхарду, по-видимому, проистекало из формы акта, обеспечивавшей папе доминирующую функцию, а возносившим одобрения жителям Рима государственно-правовой перевес. Тем самым, как полагают более поздние исследователи, римская идея императорства вовсе не противоречила ахейскому императорскому достоинству. А вот характер церемонии, а также роль совершавшего коронацию и присутствующих в храме породили серьезные возражения.

Хотя в Риме VIII века, уже многие десятилетия подряд уда-; лявшемся от Византии и ее правителей, даже несмотря на то что организованный при участии патриарха Запада Никейский собор 787 года, вернувшись к вопросу о почитании икон, вновь привел к определенному сближению, имели весьма смутные представления и поэтому располагали более чем ограниченными детальными сведениями о формах возведения в императоры на Босфоре, тем не менее было достаточно хорошо известно, что для этой процедуры (не назначения отцом сына в соправители!) конституционно достаточно избрания и назначения войском, сенатом и народом. К этому по большей части (впервые это подтверждено возведением Льва I в 457 году) добавлялась коронация патриархом Константинопольским. Однажды этот акт был исполнен даже присутствовавшим римским папой, когда в 526 году Иоанн I находился в городе императоров и короновал Юстиниана I. Через это благословение император воспринял «мистическое освящение его служения». Подробности той коронации, очевидно, произошедшей в рамках торжественной мессы после вступления правителя на престол, до X столетия не отмечены, а в последующий период времени отражены в императорской церемониальной книге.