Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Церковная молитва могла быть привязана и к более ранним образцам, и к прошениям, которые по своей смешанной форме из заступничества и одобрения уже с 774 года награждали короля франков и «патриция римлян» императорскими эпитетами: уже Адриан I включал ходатайство за короля и экзарха в молитвы за императора и империю, а после 800 года Карл занял место византийского конкурента.

Императору воздали положенное императорскому достоинству, но на монетах, в каждодневном употреблении отражавших желаемое, на римский взгляд, представление о правлении, показано подлинное соотношение сил, а именно своего рода баланс между преемником апостола Петра и императором франков, что вполне соответствовало мозаичному панно в триклинии Латеранского дворца.

Императорский титул также поначалу не позволяет установить четкую и однозначную опору на старые традиции или более новые формулировки. Это свидетельствует не о бессилии канцелярии, а о неуверенности относительно подлинного содержания императорской власти. Свой новый титул Карл впервые употребил в крайне сложном контексте. Речь шла о грамоте, изготовленной 29 мая 801 года близ Болоньи в связи с откровенно формальным имущественным вопросом. Вообще говоря, само собой напрашивалось формирование императорского титула по образцу титула «Раtricius Romanorum» сообразно «Imperator Romanorum»[70]. В этом новообразовании содержался бы намек на сужение объема притязаний к Западу. Вместо этого Карл предпочел глобальный, витиеватый и насыщенный титул «Каrolus serenissimus augustus a Deo coronatus magnus pacificus imperator [все императорские эпитеты] Romanorum imperium gubernans [управление институтом, то есть Римской империей] qui et per misericordiam dei rex Francorum atque Lanyobardorum [союз франков и лангобардов, королем которых он является]». Таким образом, титул «художественно напыщенно», по выражению Петера Классена, связывает правление королевскими сторонниками с руководством этого института. Франки и лангобарды оставались собственно населением государства, фундаментом его правления, к которому «пристегивалась» административная структура, связанная с Римом, но не с римлянами. Несмотря на столь взвешенный подход, Византия видела в империи Карла только узурпацию власти варваром, которому в знак благодарности оказал поддержку епископ Римский.

Уместно заметить, что Карл отказался от осуществления какой-либо императорской власти в Риме. В одной судебной грамоте из Вечного города от 4 марта 801 года, в которой еще зна-: чится прежний титул — король и «патриций римлян», он разрешает конфликт между церквами Ареццо и Сиена (причем оба города расположены в непапской Тусции) на основе предварительного определения папы Льва. В ней Карл называет цель визита: «В связи с некоторыми «делами» Святой церкви Божией и господина папы Льва». Составленная в конце мая недалеко от Болоньи грамота тоже представляет собой лишь заключительный приговор суда относительно никак не связанного с Римом монастыря Нонатула. Хотя в этом документе обозначен новый титул, он изготовлен той же рукой, что и мартовская грамота в отношении Ареццо.

Рим продолжал оставаться своеобразной золотой серединой былой всемирной империи, и ее обновление не утрачивало актуальности. Более того, Рим был хранителем святых останков князя апостолов и резиденцией его преемника. Поэтому новый королевский род франков считал необходимым обеспечивать благополучие Вечного города и оказывать ему неизменное покровительство. Он нерасторжимо связал свою судьбу с апостольской гробницей в духе согласия с Римом, как об этом со всей определенностью будет заявлено в политическом завещании императора несколько лет спустя. В результате принятия нового титула и возрождения империи эта «государственная доктрина» не была отмечена существенным приращением властного начала. Внутриполитические выводы из своего нового достоинства Карл сделал лишь в посвященном реформам капитулярии от 802 года. Они совсем не затрагивали Рим, зато в значительной степени коснулись его представлений о формировании христианской империи как о спасительно необходимом конечном пункте былых всемирных языческих империй, к числу которых многие современники относили и Римскую.

Зимние месяцы Карл провел в Риме неподалеку от собора Святого Петра. О его тамошней резиденции нам мало что известно.

Пасху 4 апреля 801 года он также отметил вместе с папой у гробницы князя апостолов. Так называемые имперские анналы характеризуют его, несомненно, многообразную деятельность в эти месяцы следующим образом: «После того как он затем [после осуждения заговорщиков против Льва III] упорядочил дела в Вечном городе, проблемы папы и всей Италии не только в публичной, но и в церковной и частной [!] сферах, а своего сына отправил в поход по землям Беневенто, 25 апреля Карл покинул Рим и прибыл в Сполето».

Справедливости ради стоит заметить, что вторая за полгода экспедиция в Беневенто особого успеха не имела. Еще осенью 799 года погиб казначей Магинфред, один из приближенных к Карлу экспертов по итальянским делам. Опасаясь потерь среди верных Карлу людей, Алкуин вновь усомнился в полезности всего предприятия. Высказывания из далекого Тура являются существенным источником наших знаний о последнем визите Карла в Рим. Между прочим, усилиями Алкуина сын Карла (тоже Карл) стал автором своего рода кодекса поведения, требовавшего от него равняться на отца, «ректора и императора христианского народа», творить справедливость и милосердие в качестве соломоновых добродетелей, а также выбирать себе достойных советчиков, дабы восторжествовала не алчность, а истина. От своего уже вернувшегося из Рима задушевного друга Кандида Алкуин узнает, что вспомогательный контингент из монастыря Святого Мартина сопровождал Пипина на юг, а папа, одолевший врагов, пользуется немалой благосклонностью господина императора. Графа Гродгара, вознамерившегося было присоединиться к отрядам Пипина, он заклинает больше уповать на мудрость и превосходство, нежели на силу оружия. Нездоровый климат, угроза эпидемий — это все негативные факторы. Поэтому граф мог бы быть полезным императору добрым советом, назидает Алкуин. Его предчувствия, в общем, подтвердились, ибо наши источники никак не комментируют военный поход Пипина. Последняя запись анналов из Беневенто сообщает даже об огромных потерях франкского экспедиционного корпуса. Предание ничего не сообщает о плодотворной активности Карла в интересах Вечного города и папства в период его пребывания на Тибре. Нет никаких данных насчет того, обеспечил ли он тогда императорское влияние с целью пресечения будущих антипапских выступлений., что логично было бы предположить относительно преемства Льва в 816–817 годах. Что касается так называемого Расtum[71] Людовика Благочестивого с Римской церковью 817 года, то он в любом случае закрепляет свободное избрание и освящение епископа Римского, который, правда, был обязан направлять к монарху эмиссаров, дабы обновлять «мир и согласие». В 795 году Лев III велел передать королю свой указ об избрании. К нему прилагались подарки. Это означало возобновление действовавшей до 731 года практики отношений с монархом. В связи с последующими возведениями «императорское право», по-видимому, заключалось в контроле за избранием и согласии с освящением. После происшедшего с преемством Адриана в лице Льва, которого оппоненты обвинили в симонии, такой подход представлялся почти неизбежным.