Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Хотя в Риме VIII века, уже многие десятилетия подряд уда-; лявшемся от Византии и ее правителей, даже несмотря на то что организованный при участии патриарха Запада Никейский собор 787 года, вернувшись к вопросу о почитании икон, вновь привел к определенному сближению, имели весьма смутные представления и поэтому располагали более чем ограниченными детальными сведениями о формах возведения в императоры на Босфоре, тем не менее было достаточно хорошо известно, что для этой процедуры (не назначения отцом сына в соправители!) конституционно достаточно избрания и назначения войском, сенатом и народом. К этому по большей части (впервые это подтверждено возведением Льва I в 457 году) добавлялась коронация патриархом Константинопольским. Однажды этот акт был исполнен даже присутствовавшим римским папой, когда в 526 году Иоанн I находился в городе императоров и короновал Юстиниана I. Через это благословение император воспринял «мистическое освящение его служения». Подробности той коронации, очевидно, произошедшей в рамках торжественной мессы после вступления правителя на престол, до X столетия не отмечены, а в последующий период времени отражены в императорской церемониальной книге.

Без малого двумя десятилетиями ранее в соборе Святого Петра прошла коронация с участием понтифика: тогда Адриан I помазал на королевское правление сыновей Карла — Людовика и Пипина (Карломана), на которых тем самым распространилось покровительство святого апостола Петра. В результате помазания и коронации понтифик вновь однозначно легализовал династию «выдвиженцев». Эту традицию, по-видимому, подхватил его преемник Лев III в рождественское утро 800 года, когда понтифик помазал старшего сына Карла, тоже Карла, да еще короновал его, как сказано в одном послании Алкуина. Вполне вероятно, что это вызвало злобную усмешку византийского хрониста Феофана Конфессора, в связи с 797 годом отмечающего, что тогда, когда изувеченный папа обратился за помощью к Карлу, королю франков, Рим оказался под господством франков, а Лев III «в оправдание своей вины перед Карлом» короновал его в соборе Святого Петра императором римлян, а потом еще помазал с головы до пят, облачил в императорские одеяния и возложил корону».

Помазание императора для Византии было делом необычным. Низкий поклон перед императором (Рroskynese) являлся составной частью византийского придворного церемониала. Исполнять его обязаны были также патриарх и Роntifex maximus[65] Запада. B любом случае начиная с 669 года папа выражал готовность следовать этому правилу в своих приветственных посланиях. По крайней мере в отношении этого жеста смирения, коронации и облачения Карла в императорские одеяния, а также возгласов одобрения пример Константинополя имел решающее значение. Этим элементам противоречат последовательность и акценты отдельных компонентов процедуры возведения, очевидно, вызвавших огорчение Карла и более чем сдержанную реакцию аббата Рихбота в его записях. Речь шла об экзальтированной роли папы и римлян, потребовавших для себя конститутивных актов. Карл как король и «патриций римлян», видимо, не мог примириться со столь неординарной формой реализации. Разве нe являлся он и без участия папы или жителей града Рима, на взгляд его окружения, «новым Давидом» и властителем христианской империи в качестве преемника Римской империи? Разве не был он уже давно хозяином резиденций прежних императоров (как нам дает понять аббат монастыря Лорш и архиепископ Трирский), например Рима и Равенны, Арлеса и Трира? Как уже Libri Carolini «списали» Римскую империю, так и короли и даже греческие императоры уже не правители всего мира, в то время как Карл «по знаку Божию является королем франков, который правит Галлией, Германией, Италией и теми бесчисленными провинциями».

Распространению ветхозаветно оправданного королевского правления на христианскую империю Запада, чему упорно противилось только Беневенто, соответствовало вытеснение византийцев из Средиземноморья. Правда, данная тенденция не коснулась Сицилии и побережья Адриатики от Венеции до Зары. Это связывали на Западе с узурпацией власти императрицей Ириной, в 787 году велевшей ослепить сына и сместить его. Наши источники умалчивают, стала ли при этом Ирина орудием дворцовой камарильи или поступила так по собственному убеждению. Такого рода правление расценивалось как неприемлемый властный матриархат и, таким образом, как вакансия в имперской системе власти, возможно, даже как требование настоящего момента: король франков, гарант и покровитель папства, соединяет свою персону со свободным титулом, вакантным достоинством. Карл не мог прекословить этому, ведь достоинство императора и Августа было единственным, которое с античных времен возвышало и выделяло его носителя над королевством. Ведь королевский титул, а им обладали также правители Астурии, Мерсии и даже славянские вожди, соответствовал полноте власти господина над многими народами от Атлантики до Венского леса, от Эльбы до ворот Вечного города. Разве в результате принятия более высокого титула, нового монаршего звания одновременно не был восстановлен богоугодный порядок, требующий, по Августину, соответствия «обозначения» и «дела» («nomen» и «res»), согласно которому именно самый влиятельный и единственный правитель христианской империи удостоился положенного ему императорского достоинства и в виде титула?

Разве однажды папское решение уже не обосновало необходимость праведного порядка, когда римское юридическое заключение указало на неотложность смещения последнего короля династии Меровингов, объявив богоугодным делом возведение в королевское достоинство всемогущего мажордома и принцепса? Несколько позже с этим возвышением короля оказалась связана известная идея так называемой трансляции. Согласно ей, как свидетельствует составленное примерно в 840 году житие святого Виллихеда, первого епископа Бременской церкви, «в результате выбора римского народа на соборе епископов из-за власти матриархата императорская власть была отдана господству франков». Начиная с XI века, по мнению столь же современных авторов, именно папа забрал империю у греков и передал ее франкам. Критический взгляд Карла на чересчур доминирующую, как ему казалось, роль преемника апостола Петра получил здесь свое историческое оправдание. Может быть, он размышлял даже о самокоронации, как по крайней мере сообщает один надежный источник о назначении и коронации Людовика в 813 году как соправителя в Ахене. Наконец, следует отметить, что ни в Ветхом, ни в Новом Завете нет образца церемониала коронации императора.