Дарий Великий не в порядке - Адиб Хоррам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я устала, – напомнила она.
– Я знаю, детка, – сказала мама. – Отдохнешь по дороге в Йезд.
– Ножки болят.
– Я могу ее понести, – отозвался я, но остановился, потому что прямо передо мной возник еще один сотрудник таможни и поднял руку.
– Прошу вас пройти за мной, – сказал он.
– Э…
Моим первым инстинктом было побежать.
В отличие от своего предшественника Сотрудник Таможни Номер Два вовсе не выглядел сонным. Напротив, он был бодр и полон сил. Брови сложились над длинным носом в острую стрелку.
– Ну хорошо. Мам?
Мама позвала отца, который не заметил, что меня остановили. Она попыталась пойти за мной и потащила за собой Лале, которая начала тормозить на резиновых подошвах, но офицер поднял руку, стараясь избежать прикосновений.
– Только он один.
Интересно, что я такого сделал, что он выделил именно меня.
Интересно, почему я постоянно для всех как мишень.
Интересно, что ему от меня нужно.
Мама сказала что-то на фарси, сотрудник ответил, но снова так быстро, что я ни слова не разобрал. Да и вообще я едва ли что-то мог разобрать на фарси, если только разговор не шел о еде.
Сотрудник Таможни Номер Два покачал головой, взял меня под локоть и увел.
В шестом сезоне «Звездного пути: Следующее поколение» есть эпизод под названием «Командная цепочка».
На самом деле даже два эпизода: «Командная цепочка, часть 1» и «Командная цепочка, часть 2». В конце первой части капитан Пикард попадает в плен к кардассианцам и почти всю вторую часть подвергается допросам и пыткам. Допрос ведет Гал Мадред. Он включает перед лицом капитана Пикарда четыре лампочки и постоянно спрашивает, сколько лампочек тот видит.
Капитан Пикард каждый раз отвечает, что четыре, но Гал Мадред пытается склонить его к тому, что лампочек на самом деле пять.
Сотрудник Таможни Номер Два завел меня в маленькую комнатку.
На потолке я заметил четыре люминесцентные лампы.
Когда он сел за большой стол «под дерево» (явно сделанный не из дерева, а скорее отделанный сверху чем-то на него похожим), сердце гулко забарабанило у меня в груди.
В отличие от Сотрудника Таможни Номер Один Сотрудник Таможни Номер Два был обладателем солидной пышной бороды Настоящего Перса.
– Ваш паспорт?
Голос глубокий, бодрый и тяжелый, как свинец.
Я начал копаться в сумке «Келлнер & Ньютон», добрым словом вспоминая свой старый рюкзак. Пальцы пытались нащупать паспорт, который я всего несколько минут назад засунул внутрь.
– Какова причина вашего приезда в Иран?
– Я приехал в гости к родственникам, – ответил я. – У моего дедушки опухоль головного мозга.
Сотрудник Таможни Номер Два кивнул и сделал какую-то пометку. Было видно, что он не очень-то сожалеет по поводу опухоли в мозгу моего деда.
За его спиной было темное стекло, через которое было видно меня, но для меня самого оно было непрозрачным.
Наверное, поэтому такие стекла с зеркальным отражением и называют полупрозрачными: прозрачны они только с одной стороны.
– На сколько вы прилетели?
– Э… Третьего апреля назад.
– Документы при себе? Билеты на самолет?
Я сглотнул.
– Всё у отца.
– А где отец?
– Ждет за дверью, – ответил я в надежде, что так оно и есть.
Я предполагал, что мама его остановит, но это был далеко не первый раз, когда Стивен Келлнер случайно где-то меня забывал.
Мама до сих пор любит рассказывать историю о моем первом настоящем приключении в супермаркете. По ее словам, я умудрился самостоятельно выбраться из тележки и начал бродить между рядами, а папа до самой кассы не замечал, что меня нет внутри.
Я почесал ухо. Сотрудник Таможни Номер Два все еще что-то записывал. Я совсем не умею читать на фарси, даже если напишут названия блюд, но сама эта картина заставила меня понервничать.
Лампочек на потолке было ровно четыре штуки.
– Что у вас в сумке?
Я так заволновался, что уронил ее на пол.
– Простите. Ну, там мои домашние задания. Для школы. И книга. А еще мои лекарства.
Он открыл и закрыл ладонь, жестом предлагая мне показать ему сумку. Я поднял ее с пола и протянул офицеру. Он немного покопался внутри и достал школьные бумажки и «Властелина колец».
С минуту он листал книжку, потом отложил ее в сторону и сунул руку глубже в сумку. На этот раз в ней оказался мой маленький оранжевый пузырек с защитой от детей.
– Рецепт имеется?
Я кивнул.
– Да. Э… Дома. Все написано на бутыльке.
– От чего лекарство?
– От депрессии.
– Что, и все? А из-за чего у вас депрессия?
У меня вмиг покраснели уши. Я взглянул на четыре лампочки, надеясь, что меня сейчас не прикуют цепью к потолку и не разденут догола.
Я ненавидел вопрос «Из-за чего у тебя депрессия?». Потому что в ответ можно было сказать только: «Ни из-за чего».
У меня не было поводов впадать в депрессию. Со мной никогда не случалось ничего по-настоящему плохого.
Я чувствовал себя таким неполноценным.
Папа говорит, что я ничего не могу поделать с химией мозга, так же как не могу выбрать себе цвет глаз. Доктор Хоуэлл всегда напоминает, что мне нечего стыдиться.
Но в подобные моменты не испытывать чувство стыда очень сложно.
– Ни из-за чего, – ответил я. – Мой мозг просто вырабатывает неправильные вещества, и все.
– Возможно, дело в питании, – сказал Сотрудник Таможни Номер Два. Он осмотрел меня сверху вниз. – Конфет много едите.
В горле у меня будто бы образовался песок, и я его сглотнул. Уши заполыхали сильнее, чем вещество и антивещество внутри камеры сгорания.
Сотрудник Таможни Номер Два указал рукой на логотип «Келлнер & Ньютон», вышитый в уголке переднего клапана моей сумки.
– Что это?
– Э… Это компания моего отца. Он и его партнер – архитекторы.
Брови Сотрудника Таможни Номер Два взлетели вверх.
– Архитекторы?
– Да.
И тут он улыбнулся. И улыбнулся такой широкой и яркой улыбкой, будто в комнате и правда зажглась еще одна, пятая, лампочка.
Это было самое удивительное (и тревожное) превращение из всех, свидетелем которых я когда-либо становился.
– У нас в стране много архитектуры, – произнес он. – Тебе нужно увидеть башню Азади.
– М-м…
Я видел фотографии башни Азади, и она меня поразила. Сияющие белые плоскости, сходящиеся воедино, образуют высокое строение с изящными решетками под сводом, которые навеяли мне мысль о «Властелине колец».
Только эльфы могли сотворить нечто столь утонченное и
