Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, наверное, нам с тобой не по пути,– глухо сказал Кери.
– Наверное?!– усмехнулась София.– И ты еще в этом сомневаешься?!
Кери поднял глаза на девушку, долго рассматривал ее лицо и внутренне удивлялся небывалой перемене в характере. Он был уверен в ее большой увлеченности им. У него даже возникло чувство сожаления по поводу столь короткого романа. Но ситуация была однозначно определена. Никаких поворотов и неожиданностей она не предусматривала.
– Что ж, тогда – просто хорошие знакомые? Нам ведь еще ставить «Ромео и Джульетту»?– самонадеянно заявил он.
– Просто знакомые,– снисходительно поправила она и вышла из-за стола.– Хотя мне очень жаль, что моем кругу такие вот знакомые…
Конечно, он все понял. Но до чувства вины ему было так же далеко, как до порядочности и до простой искренности. Единственное, что он хотел бы оставить в тайне, – это свои отношения с сестрой. Если об этом узнали бы его и ее родители, его прекрасная беззаботная жизнь закончилась бы одним махом.
София твердой походкой вышла из зала, и только тогда ее губы задрожали и в глазах появились слезы. Она ускорила шаг и спряталась в женском туалете, чувствуя, что, если не возьмет себя в руки, разрыдается прямо на глазах у всех.
Одному богу было известно, как она смогла собрать волю в кулак, чтобы сказать Эдвардсу все, что задумала. Конечно, сиюминутное удовлетворение от высказанного испарилось. Это были всего лишь слова, которые не принесли ей успокоения. Но как же она презирала парня за то, что он дал ей надежду на будущее, создал иллюзию чистой любви и разбил их в один миг. А собирать осколки предоставил ей одной, без извинений и сожалений. «Лицемер! Говорил, что обижен моим невниманием, что я должна быть с ним искренна. Теперь я понимаю, что он хотел только поймать меня в свои сети, как очередную наивную птичку. А я повелась на свой страх потерять его, как будто он единственный мужчина на свете. Ну, вообще-то, он и был единственный, кто обратил внимание… Как же я тебя ненавижу, Эдвардс! Как я могла так ошибиться в тебе?»
После тяжелых встреч София зашла к Тиму и очень долго извинялась за свое безответственное поведение по отношению к его желанию поставить «Мигелию». А затем пообещала ему свое неотступное участие в постановке пьесы.
Она с огромным энтузиазмом взялась разрабатывать сценарий «Мигелии». Это отвлекло ее от мрачных мыслей о провальном сценарии собственной жизни.
Хьюстон, март 1995 года
Пару раз Жанна приезжала к дому Ахматова и не решалась подойти к дому и постучать в дверь. На третий – она заставила себя заглушить двигатель и, заглянув в зеркало – все ли в порядке с ее лицом, вышла из машины.
Раскинув густые волосы по плечам, Жанна в последний раз тревожно выдохнула и ступила на дорожку к крыльцу дома. Она три раза стукнула костяшкой пальца в дверь и замерла. За дверью послышался громкий знакомый голос:
– Входите, открыто…
Жанна повернула дверную ручку и вошла в холл дома. В нос ударил запах скотча и пыли от картонных коробок, на которые она чуть не упала. Весь холл, плавно переходящий в гостиную, был заставлен коробками и предметами неясного очертания, завернутыми в бумагу.
Жанна немного растерялась, но, вспомнив о цели своего прихода, расправила плечи и прошла к центру комнаты. Несмотря на беспорядок, гостиная была светлой и уютной: окна с панорамным остеклением с видом на берег с одной стороны и видом на проезжую часть улицы – с другой, стены салатного оттенка, высокие потолки. Мебель, все еще упакованная в целлофан, так же в зеленых тонах с ярко-коричневыми подушками приглашала устроиться перед камином и телевизором.
Фурье искренне умиленно улыбнулась и оглянулась на шорох за спиной.
– Добрый день, вы из транспортной компании?– спросил Александр, заметив женщину.
Он стоял перед ней в потрепанных джинсах, короткой майке, с измазанным во что-то белое лицом и руками, но еще прекрасней, чем она видела его в последний раз.
– Здравствуй,– просто, с умилением на лице произнесла Жанна и открыто улыбнулась.
Ахматов несколько секунд был в замешательстве, соотнося знакомые черты со своими воспоминаниями. Молодая женщина стояла в потоке света, исходящего от окна, и была невероятно красива, но такая чужая. Он медленно окинул ее изумленным взглядом и, наконец, их глаза встретились.
– Здравствуй, Мэри,– приветливо ответил Ахматов без трепета и волнения в голосе.– Ты появилась так же неожиданно, как и пропала…
Он поставил руки на бедра и внимательно продолжал смотреть на женщину.
По его голосу и выражению лица Фурье досадно отметила бесстрастное отношение к ее появлению. Он, как всегда, был любезен и внимателен. И только…
– Здравствуй, Александр!– не отводя глаз, чуть огорченно, но с надеждой еще раз поприветствовала его Жанна.
– Прости за кавардак. Я устраиваюсь вот уже месяц. Все некогда разобрать все эти коробки. Присаживайся…
– Ты меня узнал?– удивленно спросила Жанна.– Я совсем не изменилась?
Ахматов прошел к женщине ближе и с улыбкой ответил:
– Ты всегда была очень привлекательная, и я помню твои глаза.
Жанну вдохновило это откровение, и она радостно кинулась к Ахматову, чтобы его обнять.
– Я никогда-никогда тебя не забывала,– открылась она, крепко прижавшись к его широкой мускулистой груди.
Ахматов дружелюбно обнял Мэри за плечи и тут же отстранил ее от себя и пожал руку. Несмотря на возраст, она напомнила ему ту девчонку, которую он оставил далеко в прошлом. Однако по ее откровенному взгляду Алекс понял, что она все еще грезит былым.
– Я тоже помню тебя. Кем бы мы были, если бы забывали своих друзей?
Это прозвучало так официально, прохладно. Жанна внутренне смутилась от неопределенной тревоги. Она внимательно разглядела его лицо, глаза и прочла только учтивость и дружелюбие, которыми Ахматов всегда отличался. Его рукопожатие было мягким, уважительным, но сухим, в глазах не было огня, губы не дрожали от желания поцеловать ее, и думал он сейчас совсем не о ней. В ее голове промелькнула
