Весна Михаила Протасова - Валентин Сергеевич Родин

избушку, стерег добро, но радости от этого особой не испытывал — вновь пришлось быть одному, без людей.

— Все, Калистрат Иванович, теперь мы от вас — никуда!

Вечером Михаил бродил по берегу, где торчали редкие, пожеванные минувшими ледоходами и половодьями кусты ивняка, засоренные щепой, обломками деревьев и корнями выворотов. Засунув руки в карманы, он шел неторопливо, и на его круглом, обросшем кудрявой жесткой бородкой лице — печаль и озабоченность.

«Калистрат Иванович правильно подкузьмил: дел в поселке теперь нет особых, а мы ходим, оставляем лес без присмотра…»

Михаилу не хотелось даже представить себе, что бы он испытал и пережил, случись ледоход, а они бы в это время оказались в поселке.

По той свободе, с которой к нему обращались сплавщики, по их грубоватым шуткам, а главное, по тому, как они работали, без нытья и не считая времени, мастер чувствовал, что его понимают и заботятся о лесе на курье не меньше его. Но не это трогало Михаила, наполняло тайной признательностью. Ни разу его никто не задел ни шуткой, ни разговорами, которые могли бы хоть и отдаленно, но уколоть мастера. Он знал, с какой охотой во время перекуров или на ночлеге мужчины травят анекдоты, мочалят извечную тему «он» и «она». А тут словно договорились, оберегают уши мастера, проявляют деликатную осторожность, и даже Василий Рожков, вначале ругавшийся длинно и матерно, теперь затих, а уж когда без того не может, выбирает что-нибудь безобидное и заметно мучается от неудовлетворенности.

Михаил еще более уверился — все они знают, что у него с женой не ладится и что с Гребневым натянутые отношения.

«И о Вере, конечно, тоже все давно знают…» — подумал он.

Теперь Михаилу стало казаться, будто сплавщики ждали от него особой душевной прочности и как бы отдавали ему свои силы, испытывали его тайно, каждый сам по себе и по-своему. И он должен не только считаться с этим, но и ответно делать для них все, что может. И от всего этого никак нельзя освободиться и поступить так, как хотелось бы твоей душе.

«Нет, пока река не пройдет, в поселке ни за что не появлюсь!» — твердо решил Михаил.

23

Андрей Никитович, пробираясь сквозь завалы нижнего склада, прикидывал, что можно из негодного леса к сплаву сжечь, а что столкать бульдозерами под крутой яр, к большой воде. Надо было подготовить места для укладки леса летом, освободиться от гнилья, которое местные жители и на дрова не хотели брать. Самое время подоспело для таких «санитарных» дел, пока кругом весенняя сырость, пока не пошла река.

Хотел он сходить на Зелененький, посмотреть дальние штабеля, но прибежал десятник, сказал, что звонили из конторы и просили срочно прибыть. Он поспешил в контору. Оказалось, приехали директор леспромхоза и секретарь парткома, ожидали Андрея Никитовича в его кабинете, чтобы потом вместе с ним поехать на дальний лесной участок.

Когда Андрей Никитович увидел за своим столом секретаря парткома Бузина, это его невольно покоробило, и с начальством он поздоровался суше обычного. И что за привычка садиться на чужое место? Такого он себе никогда не позволял. Какой бы ни был у тебя большой чин, не занимай рабочее место своего подчиненного, помни, что ты все-таки в гостях!..

Андрей Никитович присел на боковой стул в кабинете эдаким тихим посетителем.

Секретарь парткома Бузин — на вид человек тяжеловатый, грузный, но в делах непоседливый, подвижный — еще до того, как появился начальник лесопункта, заметил у него на столе под пресс-папье докладную мастера Протасова, прочел ее, подал директору. Это еще больше рассердило Андрея Никитовича: докладной он не собирался давать хода, и нечего рыться в чужих бумагах.

— Интересная докладная! Прочтите, Николай Петрович, — с веселым оживлением сказал Бузин и, когда директор тоже прочел, осторожно спросил:

— А что, Андрей Никитович, действительно недостача есть?

— Остатки еще не снимали, но может быть и недостача. Что тут — обычное дело… — уклончиво ответил Гребнев.

— Выходит, по-вашему, недостача леса у нас в порядке вещей? — вмешался директор.

— При таком нижнем складе все будет в порядке вещей! — резко ответил Андрей Никитович. — Некоторые штабеля третий год лежат — это не в порядке вещей, Николай Петрович?

— Да, в этом вы молодцы. Обложились лесом — к конторе ни подъехать, ни подойти, — насмешливо ответил директор. — Получается по той пословице: вали валом, не пропадет даром! Так, что ли?

— Даром-то бы ладно, а то больше в убыток приходится…

На небольшом моложаво-гладком лице директора появилось недовольство, даже гневливость, но Андрей Никитович знал, что директора трудно вывести из себя. Когда-то они вместе начинали трудовую жизнь, сплавщиками работали в одной бригаде. И если Андрея Никитовича судьба быстро вознесла на руководящую работу, то Николай Петрович двигался вверх неторопливо, долго ходил в мастерах, работал технологом, лет семь учился на заочном в лесотехническом институте и только совсем недавно стал директором леспромхоза. Николай Петрович в делах основателен, нетороплив, в обращении сдержан, вежлив, а тут что-то зацепило его, сказал Андрею Никитовичу в сердцах:

— Если бы своим карманом расплачивался, в прибылях бы ходил!

— Так это одинаково и для вас… — зло хохотнул Андрей Никитович. — Давно бы деньги нашли для строительства нижнего склада, дали бы краны для погрузки леса в баржи. Не только в тресте, а в министерстве добиваться бы стали… С кулаками бы вопрос пробивали или вон как у нас дед Калистрат… С ружьем оборонялся, чтобы его огород лесом не завалили. Вот ведь до чего дошло!..

Андрей Никитович уж не сидел посетителем, а, бросив плащ на стул, ходил по кабинету, накрепко сцепив руки за спиной, словно остерегался дать им свободу.

— Трудно это, опасно. По себе ведь знаю… — с едкой улыбкой продолжал он. — Всякое руководство уважает подчиненных тихих, послушных, которые больше на внутренних резервах тянут и мало чего просят, а тем более требуют. Ведь скажи вам, Николай Петрович, что не будем мы в апреле лесок возить, что хватит и класть его некуда, и не планы бы перевыполнять, а к сплаву получше готовиться… Ох, как бы вам такие речи не понравились! Чего доброго, и выговорок бы мне вкатили, а то и похуже…

Не велика теперешняя должность у Андрея Никитовича, а прежний