Сильные впечатления - Сергей Магомет

– Что с тобой? – испугалась она.

– Сам не пойму, – с трудом выдавил Эдик, ослабляя галстук. – Чтото мне нехорошо. Принеси попить…

Она стремглав бросилась за водой и, вернувшись, протянула стакан умирающему супругу. Ее рука дрогнула, и она слегка облила его дорогой английский костюм.

– Идиотка, – закричал он, – посмотри, что ты наделала!

– Господи, ты меня напугал, Эдик. Я подумала, что у тебя схватило сердце.

Маша взяла его за руку и попыталась нащупать пульс.

– Отстань! – снова взвизгнул он, отдергивая руку. – Со мной все в порядке. Это нервное.

Он прошаркал в спальню и уселся на кровать, неподвижно уставившись в окно с видом на золотые купола. Маша молча смотрела на него.

– Зачем тебе эта дурацкая писанина? – вдруг запричитал он. – Чтобы меня расстраивать? Ты же знаешь, я должен быть в форме. Если я выбит из колеи, то не могу работать. Не могу зарабатывать деньги нам на жизнь! Думаешь, мне легко все дается?

– Нет, я так не думаю, Эдик. Но я тоже хочу чемто заниматься, работать. Ты пойми…

– Нет, это ты пойми! Я тебе хочу коечто объяснить! – перебил он. – С самого начала ты ведешь себя совершенно недопустимо… А теперь, посмотри, тебя так отвратительно разнесло, что с тобой даже стыдно появляться на людях. Но дело даже не в этом. Главное, ты убиваешь во мне все желание. Ты как будто добиваешься, чтобы во мне умерло все мужское. Это настоящее неуважение ко мне, как к мужчине!

Раньше Эдик никогда не говорил с ней об этом. По мере сил, она старалась оказывать ему это самое «уважение». Но теперь его словно прорвало.

– С тобой я скоро стану полным импотентом! – зловеще сообщил он.

То есть, «неполным» он был всегда.

– Ты меня перестаешь возбуждать! – добавил он.

А как на счет Маши? Если Эдик и возбуждал в ней чтото, то это было чувство вины. Проклятое и незаслуженное вечное чувство вины.

– Я старалась как могла… – прошептала она.

– Как могла! – саркастически усмехнулся Эдик. – Ты только доказала полную свою несостоятельность в этом смысле. К тому же ты неспособна иметь здоровых детей.

– Но в этомто почему я виновата? – прошептала Маша, и у нее на глаза навернулись слезы.

Но Эдик как будто ничего не замечал.

– После твоего безответственного поведения…

Ужасные роды, мертвой ребенок… и это он называл теперь ее безответственным поведением!

– После всего этого у тебя еще хватает наглости чегото требовать от меня!.. Ты довела меня до того, что я не могу сделать тебя беременной! Мне неприятно на тебя смотреть, не то что…

– Неужели ты думаешь, что мне самой нравится, как я выгляжу? Это все беременность… – заплакала Маша. – Ты думаешь, я не страдаю?

– Молчи и слушай, – оборвал ее Эдик. – Меня абсолютно не интересует твои переживания. Я поступал, как настоящий мужчина. Я хотел создать тебе достойную жизнь. А ведь найдутся сотни девушек, которые готовы ползать за мной на коленях, лишь бы носить мою фамилию!

– Ты хочешь, чтобы я ползала на коленях?

– Не кривляйся! – заорал Эдик. – Я выразился фигурально. Даже в возвышенном смысле!

– Эдик, – вдруг прошептала Маша, – скажи мне пожалуйста, кто у меня тогда родился – мальчик или девочка? Мне очень нужно это знать.

Он взглянул на нее с презрением и злостью.

– Ты снова об этом?

Это была запретная тема. Он наотрез отказывался разговаривать о мертворожденном младенце. Он заручился поддержкой врачей, которые полагали, что если Маше станет известен пол ребенка, то в ее воображении он сделается более реальным, она будет непрестанно думать о нем, а это повредит ее нервной системе… Какая чушь! Наоборот, чтобы примириться с происшедшим Маша должна была знать, кого она носила почти девять месяцев. Только боль могла ее излечить. Она действительно не хотела рождения этого маленького существа, и теперь ей казалось, что именно ее нежелание вызвало какието фатальные изменения в организме.

– Ну пожалуйста, Эдик! – взмолилась она.

– Только в том случае, – процедил он сквозь зубы после многозначительной паузы, – если ты пообещаешь, что больше никогда не будешь приставать ко мне со своей работой и постараешься сделать меня счастливым.

В его тоне было столько высокомерия и самодовольства, что на нее нахлынула спасительная ярость.

– Ну и черт с тобой! – спокойно сказала она.

VIII

В тот последний день в мятежном городе Грозном Маша и Волк зашли на прощание в крохотное заведение, вероятно, чтото вроде духана, но громко именовавшееся рестораном. Три столика под навесом. Цены как в «Славянском базаре». Само же заведение вполне могло бы называться «Славянокавказским», поскольку в меню были представлены лишь два блюда – окрошка и шашлык. Вообщето, Маша и Волк не были голодны, однако им хотелось побыть вдвоем в обстановке, которая хотя бы призрачно напоминала место романтического свидания. Хозяином, метрдотелем, шефповаром и официантом в одном лице был человек совершенно неопределенной в национальном отношении наружности, который, однако ж, говорил с кавказским акцентом. Было душно, и они заказали окрошку. Маша заглянула в тарелку и с изумлением обнаружила в окрошке макаронные изделия.

– Помоему, – заметила она, – окрошка не бывает с лапшой. По крайней мере в «Славянском базаре» ее готовят иначе…

– Вай! – степенно и звучно отвечал хозяин, презрительно дернув носом. – Что они там понимают в окрошке!

Волк и Маша переглянулись, едва сдерживая смех.

– Принесика, братец, шашлык, – сказал Волк. – И кувшинчик вина.

– А шашлык у вас из говядины? – поинтересовалась Маша.

– Какой говядина, шутишь? – последовал ответ. – Чистый баран!

Они не расставались с того самого момента, когда загрузили в самолет цинковый ящик. Теперь они сидели под навесом, густо окруженным абрикосовыми деревьями, и медленно пили красное виноградное вино. Каждый из них мучился в душе своими сомнениями. Впрочем, мучилась, пожалуй, одна только Маша. Она вспоминала мамины слова.

– Нельзя построить счастье на несчастье другого, – твердила ей та.

– Но мама, – защищалась Маша, – ведь Эдик медленно убивает меня!

– Пусть лучше он, чем ты, – заявила мама. – Пусть он почувствует свою вину.

Но сейчас Маше не хотелось вспоминать о прошлом. Тем более, о жизни с Эдиком… Но не хотелось ей думать и о тех счастливых ночах, которые она провела с Волком, – когда, разгоряченные и усталые, они засыпали на несколько часов, чтобы, вдруг проснувшись одновременно, снова заключить друг друга в объятия. В течении дня они вместе колесили по городу и окрестностям. В эти дни неожиданно наступило благословенное затишье в войне, как будто специально для того, чтобы они могли насладиться своей любовью. Они много говорили и, казалось, понимали друг друга с полуслова… А сегодня она сообщила, что уже завтра утром должна уехать в Москву. Очередная кавказская командировка закончилась, и когда она снова окажется здесь – неизвестно. Он конечно знал, что скоро ей придется уехать, но он не догадывался о том, что она не собирается возвращаться назад. Со времени начала чеченского конфликта ее командировки были столь частыми и длительными, что, казалось, она находилась здесь безвыездно. На этот раз она твердо решила, что ей не следует возвращаться – изза него… вернее, к нему.

Маша была чуть жива после кошмара, через который ей довелось пройти, когда у нее на глазах погиб Рома Иванов. Теперь в ее жизнь ворвался этот чудесный полковник Волк. Он до того смутил ее, бедную, что она потеряла всякую способность сосредоточиваться на самом главном в ее жизни – своей работе…

Но в данный момент Маша прохлаждалась в обществе своего полковника, который церемонно раскурил уже знакомую ей маленькую черную трубку и со счастливым видом выпускал через ноздри струйки вкусного табачного дыма. Словно беспечные и праздные влюбленные, они вели задушевную и откровенную беседу, совершенно забыв и о времени, и о пространстве.

– Наверное, ты не очень старался, чтобы твоя семейная жизнь протекала нормально? – предположила Маша, сделав глоток вина.

Она словно подыскивала для себя новую роль, вжившись в которую можно было бы без потерь выпутаться из этого военнополевого приключения. Показать себя женщиной мудрой и способствующей восстановлению семейного мира – значило бы успешно самоустраниться из наметившегося любовного треугольника и избежать очередных душевных терзаний, ощущая себя злой и коварной разлучницей, которая сровняла с землей счастливый семейный очаг. Ее уже сейчас легко покалывали угрызения совести.

– Так как же, Волк? Ты с женой испробовал все средства?

Она почувствовала себя добрым докторомсексопатологом, который самоотверженно заботится о своем сбившемся с истинного пути подопечном. Нужно поучить его умуразуму, прочесть соответствующие наставления, дать ценные советы касательно интимной сферы и отправить домой для вдумчивого и самоотверженного исполнения супружеских обязанностей. Иначе говоря, убедить полковника, чтобы тот занялся любовью с собственной женой. И желательно – со всей возможной нежностью и лаской, вместо того, чтобы растрачивать их на стороне…