Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачем ему двойник, не совсем понятно. От государственных обязанностей он скрывается в кабаках. Яхиа лишь однажды подменяет инфанта, поднимая боевой дух солдат в Басре, где шииты незамедлительно отстрелят ему мизинец. Удею двойник пригодился бы скорее в постели. Что твой товарищ Берия, он отлавливает на улице смазливых школьниц, уводит невест из-под венца, чтобы забить или затрахать насмерть. Он столь мерзок, что иначе как голливудской агиткой фильм, если судить по сюжету, не назвать.
Но судить стоит не по сюжету, а по режиссуре. Тамахори, режиссер мрачный и мощный, прославился фильмом «Когда-то они были воинами» (1994) о деградации гордых маори. Судя по всему, ему надоело снимать в Голливуде чушь вроде «Умри, но не сейчас» (2002), и он отвел душу на «Двойнике». Так в Голливуде не снимают. Так снимают независимые поэты распада и насилия вроде Абеля Феррары.
Феррара вспоминается не случайно. Тамахори снял нуар. Семья Хусейна – не правящая династия, а мафиозный клан. Старый «дон» – неплохой, в общем-то, человек – не в силах контролировать молодых отморозков. А разлагается Удей эффектно, со смаком.
Много голых и полуголых красоток, виски из горла, кокс с ладони. Грязные танцы перемежаются выяснением отношений при помощи автоматического оружия и кривых кинжалов. Мозги и кишки устилают стены и пол, после чего – снова танцы до упаду.
При чем тут война с Ираном или Кувейтом? А ни при чем. По большому счету, даже Хусейны тут ни при чем.
Дело в том, что мемуары Яхиа – вранье от начала и до конца. Об этом говорят все, кто осведомлен об иракской реальности времен Хусейнов. Человек, поставлявший Удею девок. Личный врач Саддама, написавший страшные, но поддающиеся проверке мемуары. Высокопоставленные перебежчики. Матерый агент ЦРУ Боб Баер, прототип героя Джорджа Клуни в «Сириане».
Единственное, что известно об иракской жизни Яхиа, это то, что он побывал в тюрьме: пользуясь сходством с Удеем, как «ревизор» или «сын лейтенанта Шмидта», попался на мародерстве в Кувейте.
Безусловное вранье – все рассказы Яхиа о его жизни после побега из Ирака в 1992-м. О 12 покушениях на него не слышала ни одна полиция. Десять месяцев он провел не в застенках ЦРУ, а в австрийской тюрьме за домашнее насилие. Шрам на лбу – не след бандитской пули: это треснула его по голове жена-ирландка, которую он истязал с изобретательностью, достойной Удея.
Понятно, как и почему Яхиа стал медиазвездой. Запад испытывал жгучий дефицит информации об Ираке, проверить в 1990-х слова «двойника» было и невозможно, и невыгодно. Саддама демонизировали до умопомрачения, и такое бульварное чтиво, как книга Яхиа, появилось в нужное время и в нужном месте.
Но как купился на эти страшилки Тамахори? А он и не купился, он в курсе всех разоблачений Яхиа, присутствовавшего на съемках. Просто Яхиа врал талантливо, а Тамахори в силу его режиссерского темперамента эти страшилки очень понравились. В конце концов, никто не предъявляет претензий к великому «Лицу со шрамом» (1932): дескать, биография Аль Капоне там изложена недостоверно.
Дети Гитлера (Hitler’s Children)
Израиль, Германия, 2011, Шанох Зееви
Однажды в Париже друзья представили меня – случайная встреча на ночной улице – пожилому и богемному Николасу, в прошлом – сценаристу Джозефа Лоузи. Потом доверительно сетовали: «Он чудесный парень, но вот его мама! Каждый год устраивает для нас прием. Обидеть отказом нельзя: ей сто лет. Но за десертом она, как всегда, заведет: "Милый Адольф! Бедный Адольф, такой ранимый! Никто его не понимал’’».
Фамилия Николаса – Мосли. Его отец, вождь британских фашистов, сыграл свадьбу с Дианой Митфорд в доме Геббельса, благословлял их сам «милый Адольф».
Ну и что? Да ничего. Разве что десерт испорчен.
У меня, например, есть в США друг и коллега, отец которого отвечал за пропагандистское обеспечение власовского движения.
Ладно: Мосли ничего натворить не успел. Предки героев Зееви – успели.
«Мой папа получал удовольствие от убийств». «Ваш дедушка, он… он убил… мою семью». «Я спросила маму, сколько евреев убил папа? Она сказала, что немного. Немного – это сколько?»
Слова чудовищные, но вот интонации такие, словно дело происходит на собрании не то чтобы анонимных алкоголиков, а далеко не анонимных детей серийных убийц и их жертв. «Дети» и есть отчет перед прогрессивной общественностью о собрании такого воображаемого психотерапевтического клуба. Как любой отчет, он рисует слишком радужную картину: «Обнимитесь, миллионы!» Впрочем, лечение, наверное, и впрямь прошло успешно, если почти все герои фильма конвертируют свои семейные ужасы в книги о преступных родственниках – нацистских бонзах.
Райнер Гесс – забавный такой, с серьгой в ухе – впервые посещает Освенцим, где начальствовал его дед, братается с израильскими туристами. Милая Катрина Гиммлер, внучатая племянница Генриха, замужем в Израиле за потомком жертв холокоста. Беттина Геринг, внучатая племянница Германа, хипповала, спала – какое мужество – с евреями, но на всякий случай на пару с братом стерилизовалась: мы, очевидно, должны заплакать от умиления.
Сын палача Польши методично разъезжает с лекциями по школам, информируя, что заповедь «чти отца своего» аннулирована. Благообразно-скорбный Николас Франк пугает не на шутку. Его четыре брата и сестры умерли рано, темно и страшно, свихнувшись: кто на фашизме, кто на антифашизме. «Покаяние» Франка тоже отдает психопатическим мазохизмом.
Но как в один ряд с Франком, Гессом, Герингом и Гиммлером попала Моника Хертвиг, дочь Амона Гета, мелкой сошки, гауптштурмфюрера СС (ровня армейскому капитану), коменданта некрупного концлагеря? Ответ удручающе прост. Гет крутил бизнес с неким Шиндлером, благодаря чему стал персонажем Спилберга. Моника – коммерческий манок фильма.
Простите, фильм вообще о чем: о преступлениях против человечности или о том, что режиссер хочет немного отщипнуть от символического капитала Спилберга?
Насчет пятой заповеди – Франку виднее. Но должны ли внучатые племянницы монстров каяться за них? Кстати, какого черта в фильме делает Катрина Гиммлер, если жива, полна сил и охоча
