Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков

Кеннеди был очень плохим мужем. Было бы здорово, если бы он был еще и очень плохим президентом. Но он был, что неизмеримо хуже, невесть каким президентом. Даже Роберт не в состоянии сказать однозначно, вывел ли Джон Америку из ядерного кризиса или втравил в него. А перечисляя проблемы (включая Вьетнам), которые брат создал и оставил в наследство Джонсону, просто хватается за голову: «Мы просрали великое наследие!» То самое наследие, вещные знаки которого Джеки азартно скупала для Белого дома.

Что делать Джеки на этом пепелище, семейном и политическом, коли уж ее мечта умереть на похоронах мужа от пули какого-нибудь «сообщника Освальда» не сбылась? Что-что? Создавать миф. Уайт нужен ей именно для того, чтобы оформить в миф страшные слова, брошенные в отчаянии Робертом: «Мы были просто красивыми людьми!» Уайт, как благородный человек, сотворил миф о Белом доме времен Кеннеди как о новом Камелоте (Кеннеди обожали мюзикл «Камелот» о замке короля Артура), где красивые и беззаботные люди танцевали, пили-пели, принимали таких же красивых, как они, музыкантов и поэтов.

Гораздо позже Уайт скажет: «Не было никакого Камелота». Камелота не было, а миф остался: Джеки сделала для памяти о муже лучшее, что могла. Красивый миф о красивых людях и невесть откуда прилетевших пулях (та, что сразит Роберта пятью годами позже, уже отлита). Но, положа руку на сердце, для того чтобы быть президентом США, одной красоты как-то маловато.

Джонни Д. (Public Enemies)

США, 2009, Майкл Манн

Манн часто делает фильм ради одного эпизода, а какие-то куски ему явно неинтересно снимать. В «Схватке» (1995) такой эпизод – уникальная экранная встреча Де Ниро и Аль Пачино. В «Майами. Полиции нравов» (2006) – финальная перестрелка. «Джонни Д.» монолитен и монументален, словно речь идет о биографии не гангстера, а какого-нибудь эпического воителя вроде испанского Сида. Тюрьмы как средневековые замки; заполошные перестрелки, под аккомпанемент которых налетчики отрываются от погони, как регулярные сражения. Снопы огня, вырывающиеся из дул автоматов, не могут не напомнить лазерные мечи, которыми рубятся джедаи в «Звездных войнах». Герой ни на секунду не сходит с пьедестала, ни разу не проявляет слабости, и невозможно испытывать к нему никакого иного чувства, кроме восхищения.

Вряд ли, конечно, именно экономический кризис подвиг Манна на воскрешение криминальной романтики Робингудов Великой депрессии с автоматами Томпсона наперевес, но помимо этой дикой версии никакое объяснение фильма в голову не приходит. Давным-давно в Америке не слагали таких кристально чистых с жанровой точки зрения гангстерских баллад. Пожалуй, уже лет сорок – с тех самых пор, когда Артур Пенн воспел Бонни и Клайда (1967), а Вуди Гатри – Красавчика Флойда, которому нашлось место и в фильме Манна. Но тогда-то все было понятно. На дворе полыхал 1968 год, и грабители былых времен казались слишком рано родившимися городскими партизанами. Оказалось, что в одну и ту же реку Голливуд может вступить дважды. И даже Джонни Депп, наплевав на клятву сниматься только в добрых фильмах, которые можно смотреть его детям, сыграл Джона Диллинджера (1903–1934). Девять лет из своей короткой жизни оттрубившего в тюрьме, а за оставшийся год свободы вовсю погулявшего по Америке: две дюжины ограбленных банков и несколько полицейских арсеналов. Артистичного налетчика и убийцу, врага общества номер один.

«Для друзей я Джонни, а для таких ублюдков, как ты, мистер Диллинджер». Эту фразу бросает в лицо офицеру арестованный герой за минуту до того, как его освободят с боем вырвавшиеся из тюрьмы строгого режима товарищи. Пожалуй, она имеет шансы войти в сборник лучших голливудских цитат.

Действительно, из всех своих коллег именно Диллинджер пользовался репутацией Робин Гуда. Но на экране он униженных и оскорбленных не благодетельствует. Манну не нужно это надуманное алиби, чтобы восхищаться героем. Действительно, Диллинджер пал жертвой предательства, как Джесси Джеймс, не менее легендарный outlaw с Дикого Запада. Этого достаточно, чтобы остаться в памяти благодарных потомков. Федеральные агенты всадили в него три пули на выходе из чикагского кинотеатра «Байограф» 22 июля 1934-го благодаря помощи румынской бандерши Ане Кумпанаш. Но Диллинджер не попал бы в засаду, если бы сам не изменял своей возлюбленной Билли Фрешетт (Марион Котийяр) с девкой из стойла доносчицы, в то время как арестованная Билли, истязаемая федералами, молчала как партизан. Но эта деталь ничуть не снижает душераздирающий пафос прощальных слов, которые умирающий бандит просит своего убийцу передать Билли.

Культивируя легенду о гангстере-рыцаре, Манн одновременно разрушает другую – легенду о ФБР. На самом-то деле героев, то есть врагов общества, в фильме два. И второй из них – один из множества раз воспетых кинематографом «неподкупных», федеральный агент Мелвис Первис (Кристиан Бейл). Узкогубый фанатик вошел в историю благодаря тому, что прикончил врага номер один. А для этого привлекал к работе дремучих шерифов – любителей охоты на людей, останавливал пытки, которые практиковали его подчиненные, только когда они добивались нужных результатов, и не переживал, по ошибке прикончив трех парней, повинных лишь в том, что они отъезжали от гостиницы, где затаилась банда Диллинджера. Он остается на экране в тени Джонни Д., но, пожалуй, это фильм прежде всего о нем.

Дело в том, что Диллинджер, к мафиозным кланам никакого отношения не имевший, так сказать, свободный художник, вовсе не был врагом общества номер один – водились парни и круче, и бесчеловечнее. Но шоу, в которое Первис превратил охоту на Джонни, помогло Эдгару Гуверу превратиться из начальника слабенькой правозащитной конторы Бюро расследований в шефа всемогущего ФБР, которое он возглавлял на протяжении 48 лет. ФБР в фильме аналог параллельно ему формировавшегося гестапо, архетип всемогущей тайной службы. Так что если искать в «Джонни Д.» какую-то злободневность, то это будет именно выпад в сторону спецслужб как таковых, за кем бы они ни гонялись. Хотя, скорее всего, Манн снял этот фильм прежде всего потому, что любит и, как никто другой, умеет снимать перестрелки.

Диана. История любви (Diana)

Великобритания, 2013, Оливер Хиршбигель

Самый интригующий элемент «Дианы» – не Диана в исполнении Наоми Уоттс (да, похожа) и не любовь (не с плейбоем Доди аль-Файедом, а с благородным кардиохирургом Хаснатом Ханом), а имя режиссера. У немца Хиршбигеля очень жесткая репутация, которую ему