Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза мясника шарили по земле, когда боковым зрением он заметил что-то темное у подножия холма. Это насторожило Белкасема. Видел он плоховато, это так, но в здешней части пустыни темные силуэты означали опасность, которую нельзя подпускать ближе. Он сдернул с шеи карабин, до сих пор висевший там, словно хомут, поднял оружие и прищурился. Белкасем застыл в тревожном ожидании. Может, крикнуть подмогу из лагеря? Вместо этого, держа винтовку наготове, он осторожно двинулся вперед, щурясь, чтобы видеть получше.
Люди сидели на корточках вокруг шести небольших костров, разогревая крошечные порции вяленого мяса с рисом. Топили хворостом и всем, что удалось набрать за день. Говорили вполголоса, настроение у всех было мрачным. Возле одного костра сидел Эль-Мадани, рассеянно почесывая Недотепу за ушами. Пес тихо лежал на брюхе, зажав голову между лапами и почти не реагируя на движения вокруг него. Люди жевали жесткое мясо, стараясь как можно дольше задерживать его вкус у себя во рту. Эль-Мадани поделился с Недотепой. Пес не охотился и наверняка голодал. Недотепа равнодушно обнюхал угощение.
К сидевшим подошли еще несколько человек, закончивших скудный ужин.
– У кого-нибудь осталось чего пожевать? – послышалось из темноты.
Это был голос мясника Белкасема.
– В Тадженуте, – ответил ему кто-то. – Оторви свою жирную задницу, смотайся туда. Заодно и нам чего-нибудь принесешь.
Белкасем сердито зыркнул на шутника. Сидевшие расступились, освобождая место товарищам. Посидят немного, поговорят, затем трехчасовой сон, а еще до рассвета – снова в путь.
И вдруг Недотепа вскинул голову. Эль-Мадани это почувствовал и посмотрел на пса. Недотепа тихо скулил и медленно вилял хвостом. Потом встал, подбежал к пришедшим и стал их обнюхивать. Обнюхивание сменилось возбужденным лаем. Недотепа тыкался носом в сапоги Белкасема, норовя сунуть голову под одежду мясника. Белкасем резко отпихнул его ногой, однако Недотепа не унимался. Он неистово вилял хвостом и лаял еще возбужденнее. Мясник снова пнул пса. Недотепа наскакивал на него, вызывая общий смех. Лицо Белкасема побагровело. Он нагнулся за камнем.
– Где ты взял эти сапоги?
Белкасем уронил камень и взглянул вверх. Над ним стоял Эль-Мадани. Обветренное лицо сержанта напряглось от гнева. Разговоры у костра смолкли.
– Отвечай!
Белкасема прошиб пот. Он всматривался в лица сидевших, ища поддержки. Все смотрели на его сапоги. Как и остальные караванщики, он не носил ничего, кроме сандалий. У Белкасема задрожала челюсть. Глаза Эль-Мадани гневно сверкали.
– Они… они мои, – запинаясь, пробормотал мясник. – Я… я их…
– Врешь! – прогремел Эль-Мадани, и холодное дуло сержантского пистолета уперлось в толстую щеку мясника.
– Я их нашел! – ежась от страха, быстро ответил мясник. – Аллах мне свидетель, я нашел их сегодня! Их кто-то бросил на тропе. Честное слово! Клянусь!
– Что все это значит? – спросил лейтенант Диану, подойдя к костру и увидев пистолет в руке сержанта. – Мадани, как это понимать?
– Господин лейтенант, у Белкасема вдруг появились новые сапоги. Думаю, прежде они принадлежали младшему лейтенанту де Врису.
Недотепа был в этом полностью уверен. Он обнюхивал сапоги, царапая лапами.
Диану взглянул на сапоги, затем на пса и наконец на лицо Белкасема, который теперь дрожал от страха. Голос Диану был полон ледяного спокойствия:
– Белкасем, даю тебе ровно тридцать секунд на объяснение. Если оно меня не устроит, я прикажу Эль-Мадани побеседовать с тобой наедине. Подальше от лагеря.
Недотепа несся по залитой лунным светом равнине, припадая носом к земле и громко лая. Он первым нашел хозяина. Люди двигались не столь проворно. Процессию возглавлял Эль-Мадани. За ним, обдирая босые ноги об острые камни, шел Белкасем, неся украденные сапоги. Лицо Хакима сияло от волнения. Парень шагал рядом с сержантом Побегеном, опытным воином из Бретани. Последними шли двое алжирских стрелков. Все слышали, что лай Недотепы изменился, став торжествующим. Хаким, самый молодой из всех, оторвался от группы, взбежал на вершину холма и спустился по другому склону.
– Он здесь! – закричал Хаким. – Сюда, сюда! Хозяин жив!
Эль-Мадани с гневом и облегчением посмотрел на Белкасема. Мясник увидел только гнев. Он умоляюще поднял руки, заслоняясь сапогами, словно щитом:
– Клянусь, я думал, он мертв. Клянусь! Хвала Аллаху, лейтенант жив!
У Белкасема дрожал голос. Казалось, он сейчас расплачется. Эль-Мадани поспешил вперед.
Поль лежал на спине. Его голова покоилась на коленях Хакима. Хаким поил его водой, бормоча:
– Ça va, Patron, ça va, ça va[70].
Одновременно Хаким пытался отогнать Недотепу. Пес обезумел от радости, выражая ее языком, лапами и хвостом. Возле ног Поля валялись сандалии Белкасема. Вокруг опрокинувшейся сумки темнели финики и белел тонкий покров муки.
Эль-Мадани присел на корточки перед Полем. Поль слабо кашлянул.
– Хамдуллила! – прошептал сержант и потрогал лицо Поля. – Да он горит в лихорадке.
Эль-Мадани развязал тюрбан, смочил водой и обмотал Полю лоб. Недотепа лизал хозяйскую руку. Сержант взял ее и осторожно снял повязку.
– Аграб[71], – пробормотал он.
Подошел Белкасем, пыхтя после быстрой ходьбы:
– Хамдуллила! Истинная правда, он воскрес из мертвых! Это чудо!
Остальные молча посмотрели на Белкасема, и тот торопливо отвел глаза.
Поля уложили на одеяло. Хаким сверху прикрыл хозяина еще одним. Из двух одеял соорудили подобие носилок. Все шестеро взялись за концы и понесли младшего лейтенанта в лагерь. Недотепа радостно лаял, путаясь у них под ногами.
Те, кто остался в лагере, думали, что их ждут еще одни похороны. Увидев товарищей, возвращавшихся с живым Полем, они радостными криками приветствовали их. Это был первый добрый знак за четыре дня, минувших со времени бойни. Одного все-таки удалось вырвать из смертельных туарегских когтей. Пусть и маленькая, но победа. Из одеял и винтовок наспех соорудили навес. Ухаживал за Полем Эль-Мадани, которому помогал Хаким. К счастью, лекарства погибшего доктора Гиара уцелели. В следующие несколько часов лейтенант Диану часто подходил к пострадавшему и вопросительно смотрел на Эль-Мадани. Через некоторое время сержант, выглядевший весьма странно без привычного тюрбана, с серебристо-черными волосами, сияющими в лунном свете, поднял голову и позволил себе улыбнуться.
– Ça va, Lieutenant. Il va vivre[72], – сказал он Диану.
Поль проспал всю ночь. Иногда он куда-то проваливался,
