Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но… ехать опять туда, в семью, опять в эту ужасную обстановку, которая мне всю душу измотала. Опять видеть мать… какой ужас! Я не могу… не могу.
Один взгляд на календарь – так немного осталось дней до отъезда.
Нет, не могу, не могу… Что же мне делать, что же мне делать?!
13 марта.
До сих пор не решилась написать ответ домой. Дать уже лучше доверенность, пусть сделают все-таки без меня…
И не исполнить самой последней воли дорогого человека… Бабушка, значит, надеялась на меня, а я-то откажусь… Поеду завтра в Сальпетриер.
14 марта.
И поехала. Та же важная сиделка сообщила, что его тут уж больше нет, он переведен в новый госпиталь Бусико.
Я вспомнила, что читала в газетах об его открытии первого марта.
Сиделка любезно рассказала, как туда ехать. От моста Аустерлица до моста Мирабо – больше часу пришлось ехать по Сене.
Улица Convention тиха и пустынна. Точно не в Париже. От набережной до госпиталя расстояние довольно значительное.
В новом здании все блестело чистотою: и ложа консьержа, и двери, и стекла, и каменные плиты коридора. Внутри, среди сада были разбросаны небольшие кирпичные павильоны, а вдали – на колонне виднелся белый мраморный бюст госпожи Бусико, основательницы знаменитого Bon Marché, на средства которой выстроен этот госпиталь.
– Monsieur Lencelet?
– Второй павильон направо.
Я вошла в небольшой коридор и села на деревянную скамейку. Длинная траурная вуаль, спускаясь на лицо, по здешнему обычаю, – закрывала меня всю.
– Вам кого? – спросил какой-то субъект в больничном костюме. И на мой ответ услужливо сказал: сейчас, сейчас, и исчез.
Под гнетом самых тяжелых мыслей я сидела, опустив голову и не глядя никуда…
– Bonjour, mademoiselle… comment allez-vous? Vous avez perdu quelqu’un de votre famille?65 – с участием спросил меня знакомый голос.
Я встала.
– Oui, monsieur66.
– Voulez-vous attendre un moment? J’ai servi de retour dans quelques instants67.
– Oui, monsieur.
Ему, очевидно, надо было кончить обход палат… Через четверть часа он вернулся.
– Что случилось? Кто у вас умер? – спросил он, жестом приглашая меня следовать за ним.
– Бабушка. Я назначена душеприказчицей по духовному завещанию, и надо ехать…
– Est-ce qu’il у a quelque-chose pour vous?68 – спросил он, отворяя дверь. Подобный вопрос покоробил меня, как ни была я расстроена.
А для него, очевидно, это было так просто и естественно задать подобный вопрос.
– Je n’en sais rien69, – ответила я тоном полнейшего безразличия.
– Пойдемте за мною наверх… по каменной лестнице.
Там все так же блестело, – стены коридора, двери, ручки дверей еще. Он отворил одну из комнат, где стояла только складная кровать, в углу сложенный матрац. Очевидно, только что отстроенный госпиталь был еще не весь окончательно устроен. Он пододвинул мне стул, сам сел на подоконник.
– Вы были больны?
– Когда получила письмо с этим известием…
– Вы потеряли сознание?
– Не помню, что со мною было…
– И с тех пор вы чувствуете себя хуже?
– Мне надо ехать в Россию, – сказала я, из всех сил стараясь овладеть собой и говорить внятно, но это не удалось, рыдания подступили к горлу, и я замолчала.
– Не можете? почему?
– Опять быть там… в своей семье… я не могу. Не знаю, что делать.
– Voyons, mademoiselle, que puis je faire pour vous? Etes-vous libre ce soir? a huit heures?70
– Oui, monsieur.
– Приходите сюда. Я расскажу вам, как надо ехать. По трамваю бульвара Port-Royal до вокзала Montparnasse, а там садитесь на трамвай St. Germain des Près – Vanves, сойдете на улице Лекурб… она пересекает Convention – а тут уже близко и госпиталь.
– А я приехала сюда на пароходе.
– Это из Сальпетриера? слишком далекий путь. Так приходите в восемь часов вечера. До свиданья.
Я поехала к себе домой. И ровно в восемь часов была уже на бульваре Port-Royal. Трамвай St. Germain des Près был переполнен. Пришлось ждать. На этот раз ехала недолго – сравнительно с пароходом – минут через двадцать была уже на улице Лекурб.
Опять консьерж, опять вопрос: Вы куда?
– Monsieur Lencelet71.
– La première porte à gauche, au premier72.
Я позвонила. Дверь отворила горничная, такая же чистенькая, свеженькая, как и весь госпиталь.
– Monsieur Lencelet?
– Он сейчас выйдет.
И действительно он тотчас же взошел в коридор.
– Bonsoir, mademoiselle. Пойдемте за мной.
Я пошла за ним по темному коридору; он отворил дверь, нажал в стене одну электрическую кнопку, другую… мягкий свет лампочек под зелеными абажурами озарил небольшую комнату со светлыми обоями и мебелью moderne style73 из желтого дерева. Два стола с книгами – вдоль стены и посредине комнаты. Неизбежный armoire à glace74, к которому я до сих пор не могу привыкнуть – он все кажется мне принадлежностью дамской спальни, а уж никак не комнаты мужчины. А тут еще был и туалетный столик, тоже с зеркалом.
Топился камин.
– Садитесь здесь, – сказал он, подвигая кресло к огню, а сам стал подкладывать дрова в камин. Я села, держась по обыкновению чрезвычайно прямо, в длинном траурном платье; длинная креповая вуаль, спускаясь на лицо, скрывала совершенно и его выражение и следы слез. Мне стало вдруг как-то хорошо… Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Эта светлая уютная комната, кругом тишина. Дрова весело трещали в камине, и приятная теплота разливалась по всему углу…
Я точно отдыхала после какого-то длинного, трудного пути и молчала, неподвижно сидя в кресле.
И мне не хотелось отвечать на его вопрос:
– Итак, вы опять расстроены и не знаете, что делать?
– Не могу я ехать… слишком ужасно… дома… там… опять…
Мой голос был спокоен и ровен. Или я очень устала, или просто нервы упали – не знаю.
– Вам необходимо ехать?
– Да, я назначена душеприказчицей по духовному завещанию. Я так люблю бабушку, надо исполнить ее последнюю волю, а все-таки не могу решиться – как вспомню, что ждет там меня.
Я чувствовала себя в эту минуту – такой слабой, бессильной, и мне стадо стыдно и захотелось сказать ему, что я не всегда была такая.
– Вы не думайте, впрочем, что я перед ними показываю такую слабость. Я из гордости всегда скрываю ото всех свои страдания, всегда притворяюсь веселой и оживленной… но зато эта комедия отнимает у меня последние силы.
Он помолчал несколько времени, как бы соображая что-то.
– Et bien, partez en Russie; faites ce que vous devez faire; remplissez votre devoir75, – сказал он вдруг повелительным, не допускавшим возражения тоном.
Я удивилась, но
