Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! только не при ней… Прошу тебя, уведи ее на минутку в коридор.
Полина начала терять голову. Пробило десять, и она не понимала, чем объяснить длительное отсутствие Лазара. Вероятно, он не застал г-жу Булан; но как ей быть, как помочь этой несчастной, состояние которой, видимо, ухудшается? Полина вспоминала прочитанные когда-то медицинские книги, она охотно осмотрела бы больную, чтобы успокоить ее и успокоиться самой. Но, зная застенчивость Луизы, даже не посмела предложить ей это.
— Послушай, дорогая, — сказала наконец Полина, — разреши мне осмотреть тебя!
— Нет. О! нет… Ты ведь не замужем.
Полина не могла удержаться от улыбки.
— Полно, это не имеет значения!.. Я так рада была бы тебе помочь.
— Нет! Я умру от стыда! Я никогда больше не посмею смотреть тебе в глаза.
Пробило одиннадцать. Ожидание становилось невыносимым. Вероника отправилась в Вершмон, захватив фонарь; ей было приказано осмотреть все канавы.
Два раза, когда ноги у нее подкашивались от усталости, Луиза пыталась лечь, но тут же вскакивала; теперь она стояла, опираясь руками о комод, и топталась на месте, непрерывно раскачиваясь. Приступы стали чаще и слились в одну нестерпимую муку, от которой у Луизы перехватывало дыхание. Поминутно она отрывала руки от комода и поглаживала бедра, словно пытаясь облегчить тяжесть, которая давила на них. А Полина, стоя за ее спиной, ничем не могла помочь и только смотрела на ее страдания. Она отворачивалась, делала вид, что чем-то занята, когда Луиза в смущении запахивала свой пеньюар или поправляла прическу, беспокоясь, что ее пышные светлые волосы растрепались, а тонкое лицо искажено от боли.
Было уже около полуночи, когда послышался стук колес; Полина быстро сбежала вниз.
— А где Вероника? — крикнула она с крыльца, увидев Лазара и акушерку. — Значит, вы разминулись с ней?
Лазар объяснил, что они ехали другой дорогой, через Пор-ан-Бессен. Его преследовали сплошные неудачи: г-жу Булан вызвали за три лье к роженице; нельзя было достать ни экипажа, ни лошади. Эти три лье он пробежал бегом, как на гонках, а там опять куча неприятностей! К счастью, у г-жи Булан оказалась двуколка.
— Ну, а как та женщина? — спросила Полина. — Она родила, госпожа Булан могла ее оставить?
Голос Лазара дрогнул, он глухо сказал:
— Женщина? Она умерла.
Вошли в переднюю, освещенную свечой, стоявшей на ступеньке. Пока г-жа Булан вешала пальто, все молчали. Это была маленькая брюнетка, худощавая, с желтым, как лимон, лицом и большим выразительным носом. Она говорила громко и держалась уверенно, что снискало ей уважение среди местных крестьян.
— Прошу вас следовать за мной, сударыня, — сказала Полина. — Я просто не знала, что делать, она страдает с самого утра.
Когда они вошли, Луиза продолжала топтаться у комода. При виде акушерки она снова стала плакать. Г-жа Булан задала ей несколько коротких вопросов о сроках, месте и характере болей. Потом сухо заключила:
— Посмотрим… Я ничего не могу сказать, пока не закончу осмотра.
— Значит, это сегодня? — шепотом спросила Луиза, заливаясь слезами. — Боже, ведь только восемь месяцев! А я думала, мне еще носить целый месяц!
Не отвечая, г-жа Булан взбила подушки и сложила их горкой посреди кровати. Лазар, поднявшийся наверх, вел себя неловко и неуклюже, как все мужчины, присутствующие при драме родов. Однако он подошел и поцеловал влажный от пота лоб Луизы, но она, казалось, даже не заметила этой ободряющей ласки.
— Ну, посмотрим! — сказала акушерка.
Растерянная Луиза взглянула на Полину с немой мольбой, та поняла. Она увела Лазара, и оба они остались на площадке, не будучи в силах уйти. Свеча, оставленная внизу вместо ночника, освещала лестницу, отбрасывая на стены причудливые тени; Лазар и Полина стояли друг против друга, неподвижные и молчаливые, он — прислонившись к стене, она — опираясь на перила; оба напряженно прислушиваясь к тому, что происходило в комнате. То и дело раздавались приглушенные стоны, а два раза до них долетели душераздирающие крики. Им казалось, что прошла целая вечность, когда наконец акушерка появилась в дверях. Они хотели войти, но она отстранила их, вышла и плотно прикрыла за собой дверь.
— Ну как? — прошептала Полина.
Знаком она велела им спуститься вниз и только в коридоре заговорила:
— Предстоят тяжелые роды. Моя обязанность предупредить родных.
Лазар побледнел, словно холодное дыхание коснулось его лица. Он пробормотал:
— В чем дело?
— Ребенок идет левым плечом, насколько мне удалось разглядеть, я даже боюсь, что первой выпадет ручка.
— Что же из этого? — спросила Полина.
— В таких случаях необходимо присутствие врача… Я не могу отвечать за исход родов, особенно преждевременных.
Наступило молчание. Тут отчаявшийся Лазар возмутился. Где же ему найти врача поздней ночью? Жена может двадцать раз умереть, пока он привезет доктора из Арроманша…
— Я не считаю, что это произойдет так скоро, — твердила акушерка. — Поезжайте сейчас же. Больше я ничем не могу помочь.
Полина попросила ее что-нибудь предпринять, облегчить по крайней мере страдания несчастной, громкие стоны которой продолжали оглашать дом, но акушерка решительно заявила:
— Нет, это мне запрещено… Другая женщина, там, в деревне, умерла. Я не хочу, чтобы и эта скончалась у меня на руках.
В это время из столовой донесся жалобный голос Шанто:
— Ну как там? Зайдите ко мне!.. Я ничего не знаю. Прошла целая вечность. Я жду новостей.
Они вошли. После прерванного обеда о Шанто совсем забыли. Он сидел за столом, крутил большие пальцы и терпеливо ждал, так как привык к длительному одиночеству и неподвижности. Эта новая беда, всполошившая весь дом, огорчала его; ему даже не хотелось есть, и он сидел, устремив глаза на полную тарелку.
— Значит, не все благополучно? — прошептал он.
Лазар раздраженно пожал плечами. Г-жа Булан, сохранявшая полное самообладание, посоветовала ему не терять времени.
— Возьмите двуколку. Лошадь едва плетется. Но двух, двух с половиной часов вам хватит, чтобы обернуться… А я буду начеку.
Сразу решившись, Лазар бросился во двор, хотя и не был уверен, что по возвращении застанет жену в живых. Слышно было, как он бранился и подстегивал лошадь и как двуколка с грохотом выехала со двора.
— Что случилось? — снова спросил Шанто, но никто ему не ответил.
Акушерка поднялась наверх, Полина последовала за ней, сказав дяде, что бедняжке Луизе придется сильно помучиться. Она предложила ему лечь, но он заупрямился, отказался наотрез, заявив, что будет сидеть и ждать. А если его станет клонить ко сну, он прекрасно поспит и в кресле, как днем. Но едва он остался один, ворвалась Вероника с погасшим фонарем в руках. Она была в бешенстве. За последние два года она ни разу не произносила залпом такого количества слов.
— Надо было предупредить, что они приедут другой дорогой! А я, дуреха, все канавы обшарила, до самого Вершмона дошла! Еще там ждала добрых полчаса посреди дороги.
Шанто уставился на нее своими круглыми глазами.
— Ну конечно, вы и не могли встретиться!
— А потом возвращаюсь, вижу господин Лазар несется как угорелый в какой-то дрянной повозке… Я кричу, что его ждут, а он еще пуще нахлестывает лошадь, едва не задавил!.. Нет, с меня довольно таких поручений, ничего я в них не смыслю! Вдобавок и фонарь погас.
И она стала торопить хозяина, требуя, чтобы он поел и дал ей возможность убрать со стола. Нет, он совсем не голоден, впрочем, пожалуй, он съест кусочек холодной телятины, чтобы отвлечься. Теперь Шанто негодовал, что аббат не пришел его проведать. Зачем было обещать, если не можешь сдержать слова? Право, на священников забавно смотреть, когда женщины рожают. Шанто стало смешно, и, развеселившись, он поужинал в полном одиночестве.
— Ну-ка, сударь, побыстрее, — твердила Вероника. — Скоро час ночи, не оставлять же посуду до завтра… Вот проклятый дом, все здесь шиворот-навыворот!
Она начала убирать посуду, но тут Полина выбежала на лестницу и позвала ее. Шанто снова остался за столом, забытый всеми; никто не приходил сообщить ему, как обстоит дело.
Госпожа Булан завладела комнатой, она рылась в ящиках, отдавала приказания. Прежде всего она велела затопить камин, так как ей показалось, что в комнате сыровато. Затем заявила, будто кровать Луизы не годится, — слишком низкая, слишком мягкая; Полина сказала, что на чердаке есть старая раскладная койка, и послала за ней Веронику; койку поставили перед камином, положив на нее доску, а поверх жесткий матрац. Акушерке понадобилось много белья, одну простыню она сложила вчетверо, чтобы предохранить матрац, затем потребовала еще простыни, салфетки, тряпки и развесила все на стульях, перед камином, чтобы согреть. Вскоре комната, наполненная бельем, перегороженная кроватью, стала походить на лазарет, сооруженный на скорую руку, перед боем.