Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин

– В наше трудное время, когда власть подло отвернулась от заслуженных деятелей культуры, когда лютая боль пронзает сердца, ибо в вертепе коммерции погибает искусство, мы призываем всех честных евразийцев откликнуться… и посадить… превратить нашу великую державу в бескрайний вишнёвый сад… пусть повсюду на неприступном континенте духовности зацветут вишни!

– Полные тексты выступлений делегатов и гостей вывешены во всемирной паутине по адресу… в кулуарах съезда мы спросили Никиту Сергеевича о его отношении…

– Да, с резкой оценкой Петра, баламута, гонителя святого русского духа, трудно не согласиться…

– Ваш идеал Правителя?

– Александр 111, величайший монарх-миротворец.

– Значит ли, что вы призываете вернуть на прежнее место в Петербурге конную статую работы Трубецкого, разумеется, если Санкт-Петербург, историческую обузу континентальной державы, не отдадут-таки атлантистам.

– Нет, не значит, оскорбительную статую ваял именно атлантист.

– Разве он не отпрыск знатного русского рода?

– Вот именно, отпрыск… Паоло! Итальяшка-католик… Правда искусства чахнет без почвенно-русского, глубокого чувства… мы ведь дерево, дерево, нам бы к истокам припадать, питающим корни, а не подстригать по европейским фасонам крону… я играл монарха-миротворца, я выстрадал… под локти подвели Сергея Владимировича в звёздах и орденах, заикаясь, он прочёл басню против атлантистов из архива холодных войн.

– Мы гимны прежние поём, – хохотнул на соседнем экране Шанский.

Взорвались аплодисменты, приветствуя придворного баснописца, грохнул туш оркестр. И – бах-бах-бах, – в барабан, – бах-бах.

– Что за шум, а драки нет? Так и мёртвых разбудят, начнут преждевременно Страшный Суд, – удивлялся хохотун-Шанский.

– Анатолий Львович, Анатолий Львович, приветствуем вас в прямом эфире! В студии «Культурного ракурса и дискурса» Иза Листовцева, спонсор спутниковой трансляции ресторан тайской… нам посчастливилось застать в Париже искусствоведа с мировым именем… – Анатолий Львович, не успели вы в Париж из Петербурга вернуться, как у нас… Что бы вы выделили в первую очередь?

– О, у вас каждый день что-нибудь… Но прежде всего выделю смелость, ясность, я бы сказал, геоконструктивность Роханова-Ужинова, готового по живому резать, и, само собой, поэтичность содокладчика Радугина, его верность крови, сладости, свету с Востока. Как прочувствованно – свет невечерний.

– В курсе ли вы светлой идеи Гульянова о…

– Разумеется, Изочка, я трепетно следил за его выступлением по интернету.

– Боюсь, вы усмотрели сходство с хрущёвским насаждением кукурузы.

– Напрасные страхи! Кукурузу надлежало обращать в силос, чтобы скот кормить, а светлая, как вы справедиво заметили, идея Гульянова не запачкана прагматизмом, бескрайний вишнёвый сад – долгожданный катализатор и охранитель духовности.

– Реально ли осуществить столь масштабную акцию?

– Я, Изочка, оптимист. Но идею стоило бы додумать, довести до логического конца, дабы дух захватила подлинная масштабность… когда-то романтики впустую о городах-садах мечтали, тут же…

– То есть?

– Ну, хотя бы… сначала стоило бы заколотить неопрятное народонаселение в курных избах и блочных пятиэтажках, чтобы никто не посмел марать духовное благолепие, а продажное племя лопахиных, само собою, надо было бы под корень вырезать. Пусть только раневские приезжают в страну-сад из парижей, кутаются в шали, вздыхают…

– Спасибо, спасибо, уходит спутник.

Шанский размазался, растворился, из наплывов возникли хитросплетения транспортных развязок и эстакад.

– Лос-Анджелес, ответьте Москве! Как долетели? Какая погода в Голливуде? – сорвав голос, кричала яркогубая, роскошногрудая хозяйка премиальной церемонии в «Серебряном Веке».

– Всё отлично! – с готовностью кадрировался средь солнечных пальм и кактусов Андрон Сергеевич.

– Итак, на связи, благодаря неусыпным заботам «Самсон»-«Самсунг», кинорежиссёр с мировым именем… Андрон Сергеевич, ваше экспресс-мнение об идее посадить повсюду на бескрайних российских просторах вишнёвый сад и всем миром потом не допускать вырубку.

– Идея как идея, пусть сажают.

– Из Парижа уже поиронизировали, мол, сначала народонаселение надо бы заколотить в избах и пятиэтажках.

– Население давно забыто и заколочено в своих холодных домах, ему без денег податься некуда.

– Неужели вы бы смирились, будучи хотя бы на день в даче на Николиной Горе заколоченным?

– Я-то при чём? Мне платят. И у меня повсюду друзья, дела, я вот прилетел контракт на продолжение «Курочки Рябы» подписывать.

– Ловлю на слове! Расскажете обо всём подробно по возвращении?

– Я из своих успехов тайны не делаю. Вот управлюсь с досъёмками и монтажом «Одиссеи», запущусь, даст бог, с «Курочкой…».

– Спасибо! А в целом как вы оцениваете съезд евразийцев, который столь горячо приветствовали ваш отец, брат?

– Разве мы не континент? У нас и климат континентальный.

– Спасибо за остроумные ответы, новых успехов вам.

Памяти великого танцовщика, пятидесятилетие со дня смерти которого… спонсор постановки и кинопоказа, увенчавшего съезд евразийцев, «Самсон»-«Самсунг».

Мясисто-красный, нежно подсвеченный снизу занавес.

Ожидание.

И – голос с небес. – Нижинский.

Занавес вздёрнулся, на сцену, будто вытолкнули, грузно выскочила и пустилась вприсядку, выделывая напоминавшие гопак па, полногрудая, задастая, в просторных запорожских шальварах жена-Ромола. Из другой кулисы тут же вышмыгнул неправдоподобно худой Дягилев в острых лаковых штиблетах и полосатых штанах вобтяжечку, напрочь лишённый дородности и барственного обаяния прототипа. Низменно-земная мегера и возвышенный вдохновитель-искуситель затевают отдалённо схожую с танцем суетливую потасовку, каждый бьётся за своё право угробить гения.

А вот и он.

Лепной, облитый белым трико Вацлав – юный, светловолосый, с простым открытым лицом, сказочно-красивыми ногами – лёгким прыжком настигает дерущихся и начинает извиваться меж ними, как глист, томительно вспоминает фавна и призрак розы, на миг освобождается от влекущих в разные стороны, но равно враждебных сил, однако натуралистическая борьба жены-истерички и искусителя-декадента не оставляют гению выбора, под аплодисменты зала гением безраздельно овладевает безумие.

– Почему не «Судьба русского гения»? – беседовали, расходясь, неведомые широкой публике евразийцы в чёрных рубашках.

– Он будто б поляком был.

– Этот Дягилев тоже не русский?

– Кажется, русский, но…

– Съезд евразийцев завершился многолюдным митингом… ответственность за будущее огромной страны… – диктор искал бумажку.

– Не хотим в Европу, долой разрушителей, – маршировали с плакатиками у покосившегося забора старушки, усатые стеклянноглазые казаки в синих галифе с новенькими георгиевскими крестами; на обломанных панелях, образовавших бугристый бетонно-земляной, с пучками бурьяна и арматуры, склон, наскоро соорудили помост, ораторы толкались у микрофона. – Паневропейцы и глобалисты всех мастей задумали разрушить континентальное отечество, обратить в руины тысячелетнюю цивилизацию… наш девиз – духовность, наши друзья – на Востоке! На земле есть единственный евразийский народ – русский, ибо как гербовый орёл, смотрит и в Европу, и в Азию…

– Это диагноз? Общенародная шизофрения, что ли?

– К счастью, народ и в Америку ещё смотрит, ох как смотрит, глаз отвести не может! – весело сказал рослый, с широкой бородой, парень в штормовке.

– Третью голову орлу присобачить? – с игривой серьёзностью спросила румяная девушка в берете и надутой куртке, укладывая покупки.

– Идея! – смеясь, отозвался парень.

– Индейку прессованную не забыл взять? Там брикеты в целлофане лежали.

Меж облаками блеснуло солнце, лучи пробили витрину, смешиваясь с дневным светом ламп, размазались по Неаполю.

– Шторм в Эгейском море ослабевает, авианесущий крейсер «Варяг» удалось… и продолжить буксировку в Гонконг…

– Произошёл разрыв магистральной теплотрассы, в кипятке утонули… в министерстве чрезвычайных ситуаций… начался сбор средств семьям погибших…

– Лютеранский храм на Невском проспекте возвращается верующим! Плавательный бассейн, который размещался в храме, закрыт. Особую сложность вызывает демонтаж вышки для прыжков в воду, проект демонтажа вышки и воссоздания алтаря разработан под руководством академика Филозова, только благодаря его энергии удалось…