Княжна (СИ) - Кристина Дубравина

«Всё. Пан или пропал»

— Раз Клаус расплатиться за проигрыш свой был не в состоянии, то незачем было за карточный стол садиться. Слышишь, Ида, слышишь меня?! — проорал Сеченников, за шею Лариной схватившись, о пол затылком её приложив — лишь для виду. — Он сам во всём виноват!!!

— Ты знал, кому дорог-ку перешёл, в-выродок-кх… — прорычала в ответ Диана так, что даже русскоговорящие с трудом поняли задыхающуюся её интонацию. Она рукой одной схватилась за душащее её запястье, а второй по полу стала бить, ища хоть что-то, чем могла по виску Хельга ударить.

— За К-клаусом всегда Ит-тан стоял…

— Нет больше Итана твоего! — в почти подлинной ярости провопил Сеченников и опустился на живот ей, чтоб совсем дыхание выбить. — Три метра под землёй — вот где дружок твой! Как и Клаус! Для полной компании им только тебя там не хватает!!!

— Я… мол-лила тебя… пощады ему д-дать, Х-хельг-к…

— И я!!! Я у женишка твоего в ногах ползал, только б он Марлен не тронул. А он сестре моей мозги пулей вышиб, и за что?! Она что сделала им?!

«Пан или пропал, пан или пропал…»

Диана нашарила подле себя, наконец, удачно брошенный на пол поднос. Замахнулась, огрела по виску своего убийцу так, что сразу же после удара Вася покатился обратно по полу. Актриса вскочила на ноги под полустон-полурык Хельга, параллельно растирая на шее следы, оставленные грязными пальцами Сеченникова, и от себя отпихнула оглушенное тело.

Потасовка выглядела так, что Витя, не теряя бдительности, обращенной к разговаривающему с кем-то Бобру, подумать мог бы, что актёры и в самом деле убить друг друга хотели. Они то в рукопашную бились, друг друга придавливая к любым поверхностям, — устойчивым и шатающимся, прямым и не очень — то кидались осколками «стеклянных» чашек, то мебель крушили. Грохот, усиленный крепленными микрофонами, раздавался громом с колонок под потолком, и в такт оглушающей какофонии вырывались какие-то хрипы из груди фрау фон Кох.

Она явно была в восторге.

Диана рванула, огибая опрокинутый на бок стол, когда Хельг схватил её за волосы. Раздался вскрик, переходящий в плач, и Ларина прокричала, задыхаясь в «слезах» боли, страха, рвущего от скорби нутра:

— Хватит!!!

Сеченников не послушал, дёрнул её на себя, снова душа, но уже со спины. Девушка с рёвом пыталась от цепких клешней избавиться, какие самой Лариной позволяли дышать, и опустилась в нехватке воздуха на колени.

Вася причитал злобно:

— Это тебе за Марлен… Итану твоему я шею не сверну, — мертвецу всё-равно — а вот тебе ещё, сука, достанется, — и, продолжая убивать, спустился с «деревенеющим» телом Дианы на пол.

Всё могло кончиться смертью Иды, но Ларина умело схватила кочергу подле камина, ею замахнулась наугад. Качественно покрашенный пластик ударил Васю по лбу, и тот, хватаясь за повторно оглушенную голову, с воплем попятился назад, оступаясь о скинутые на пол книги.

Диана кашляла, рылась в куче бутафории и нашла фальшивый кухонный нож, на кончике которого крепился пакетик с лживой кровью.

Хельг пытался подняться, но кружащаяся голова позволила ему лишь на спине от надвигающейся Иды отползти. Карла с места встала, чтоб лучше сцену видеть, этим закрыла обзор немцам, сидящими за ней и Вагнером, но в пьесе заинтересованных крайне поверхностно.

Пчёлкин руку Ане сжал крепко, немо за себя предлагая держаться. Князева почти не дышала, когда Диана в актёрской ярости — растрепанная, заплаканная, будто и вправду побывавшая в опасной близости к смерти собственной — уселась на Сеченникова.

Ларина рыком огласила приговор, ясный внимательному зрителю, и нож сжала крепче. Она лезвием прошлась «насквозь» через грудь врага.

Припрятанный под одеждой пакет с бутафорской кровью лопнул, и на лицо Дианино, на рубашку Васи брызнула жижа с резким химическим запахом. Сеченников затрясся под ней в конвульсиях, хрипя, и, дёрнувшись сильно, раскусил припрятанную возле десны таблетку.

Порошок смешался со слюной. «Кровь» потекла и изо рта актёра. «Ида» всхлипнула от напряжения, отступившего страха смерти, заместо которому пришло убийство, легшее тяжестью на плечи девушки, и снова повторила удар. И ещё раз. Кто-то с первых рядов, какой-то истинный ценитель искусства ахнул так громко, что Князева на высоком балконе это услышала.

У неё сердце билось, стремясь выскочить из груди, с ложи рухнуть на колени случайному зрителю. Рука сжала пальцы Витины так, будто сломать хотела.

У Хельга взгляд сделался пустым. Диана гнущееся лезвие ещё раз воткнула в тело, уже намеренно коченеющее, и, отыгрывая пришедшее осознание, сползла с живота Васи. Несколько секунд она искусно дрожала осиновым листом, а потом вскрикнула, поняв, что совершила. Взглянула в пустое лицо Сеченникова.

Кровь стекала из открытого рта, образуя лужу под головой Васи. Ларина заглянула в идеально стеклянные глаза, какие сделать, наверно, мог только Хельг, и разом, словно испугавшись, пихнула Сеченникова в голову, чтоб он не смотрел на неё. Отбросила в сторону нож.

Кулисы стали стягиваться к центру сцены ровно в тот миг, как Диана, подогнув к себе колени, спрятала лицо в руках и глухо зарыдала. Карла фон Кох закачала головой в борьбе со слезами, и герр Вагнер поднялся с места в неясном Анне намерении, когда сама Князева поняла:

«Всё… Кончилось»

Кулисы закрыли сцену, на которой только что произошло театральное убийство. Вспыхнул разом свет.

Тишина взорвалась аплодисментами.

Анна не поверила, когда всё завершилось. Она так и осталась сидеть в кресле мягком, когда загорелись лампочки-«канделябры», и подумала, что спала. Спала! И премьера, прошедшая без сучка и задоринки, ей привиделась в дрёме, напавшей на Князеву в авто Витином, что «Возмездие» не отыграли ещё.

А потом Князеву оглушило хлопками. И захотелось тогда в эмоциях взмахнуть кулаком в сторону сцены, прокричать спрятавшейся за кулисами труппе станиславское «Верю!». А вместе с тем и засмеяться, срывая голос.

Пчёлкина атаковали мурашки, какие исправно бегали по коже в моменты всеобщего торжества. Он на Анну обернулся; осознание собственного триумфа, для которого многие силы вкладывала, зажгло в глазках Князевой огни, способные как сжечь, так и обогреть.

Витя освободил ладонь свою и перед лицом Аниным похлопал. Громко — его крепкими, большими руками иначе бы аплодировать не вышло никак — и, ловя взор Князевой, прокричал так, как только смог:

— Браво!!!

Аня рассмеялась — как и хотела, заливисто — и приняла руку возлюбленного своего, вставая с места. Сразу же её назад что-то потянуло, словно у Князевой с рождения ноги атрофированы были, отчего девушка никогда не знала, как ходить.

Голова загудела церковным набатом, когда за