Княжна (СИ) - Кристина Дубравина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хахаля этой фрау туда же!..
Он выдохнул так сильно и глубоко, что, казалось, салон мог натопить своим дыханием. Да кто ж знал, что у сучки, своей «работой» отмывающей бабки в предприятии немца, такой ухажёр повернутый, на всю, блять, голову?! Если Бек хоть примерно бы представлял, что в понимании Пчёлы, который с какой-то невероятной для любого мужика верностью трахает одну единственную бабу, значит «короткий разговор», то вообще бы к Князевой нахрен не приближался. И без неё бы справились, скинули бы таджиков с рынка…
А теперь один. В поле, бляха-муха, не воин.
Бека передёрнуло, словно у него через горло пытались вытащить пищевод. Ну, уж нет. Воин, ещё какой воин!..
— Пиздец Князевой. И братцу её. И русому, — поклялся себе Бек и с набожностью крестьянина, за всякое счастье своё благодарящим Господа, перекрестился. Потом на шепот перешел, пока рука, трясущаяся потянулась к деревянному кресту на груди.
«Пиздец суке… Убью. Лично. Ремнём задушу тварей… А потом в лицо стрельну. Чтоб в закрытом гробу хоронили. Каждого…»
Сердце трепыхалось, как после кокаиновой дорожки, которая уже давно не дарила такого кайфа, как раньше. Бек крест прижал к обрюзгшим губам, целуя, слюнявя, осознавая в лихорадке собственных мыслей, что такие клятвы нарушать нельзя.
Такие обещания обычно кровью скрепляют, чтоб наверняка, но ножа под рукой у него не было. Потому он просто… пообещал, что исполнит.
А в противном случае — пусть сразу всё потеряет.
Бек в решительности повернул ключ зажигания.
Машина взорвалась подложенной под капот бомбой.
Ане, к собственному удивлению, после вчерашнего спалось спокойно.
Взрыв одинокого джипа, за которым Князева наблюдала с ранее незнакомого ей коридора «Софитов», стоял перед глазами ещё добрые минут сорок, даже час, но большего впечатления на девушку не произвел. Словно это было что-то, хоть и неожиданное, но в то же время и само собой разумеющееся. Сравнить это можно было… с подарками на день рождение — не знаешь, что тебе преподнесут, но что-то, да точно будет.
Аню больше волновала вещь, какую заметила боковым зрением в момент, когда грузное обгоревшее тело Бека упало на куски металла, минуту назад бывшие машиной.
Пчёлкин стоял справа от девушки, чуть за спиной Аниной. Она обратила внимание явно, как поднялась от глубокого вздоха грудь Вити, стоило тьме заднего двора театра смениться хлопком красного взрыва, и как опустилась, когда на асфальт рухнули плавящиеся детали джипа.
Люди в спокойствии так не дышат.
У Вити в глазах — в тот миг не небо, не океан, а синий формалин — была смесь холодного расчёта и облегчения. И Князева эмоцию эту поняла так хорошо, словно сама её переживала.
Ане горло сдавило в осознании серьёзности Пчёлы, о категоричности которой не подумала бы до… ситуации всей этой, и повернула на него голову. В тот миг от мужчины шла такая сила, такое спокойствие, что Княжна не смела бояться.
Она рукой пальцы Вити нашарила, какие без тряски сжали в ответ ладонь Анину, и прижалась к Пчёлкину под бок.
Ни у Бобра, ни у Уса, стоящих за спиной у них, и мускула на лице не дрогнуло.
Встав утром пятнадцатого октября, Князева ясно осознала, почему во сне к ней не явилась изуродованная морда Бека, какая бы орала, брызгая пенообразной слюной, всякий бред: что всё-равно Анна ответит, что бумеранг вернется, да так, что здорово по затылку оглушит.
Всё было просто. Она устала.
Устала… Как после премьеры, кончившейся овациями крупного зала, так и от страха, что камнем висел на сердце с самой первой встречи с Беком. А когда увидела взрыв авто, то… с таким же взрывом и переживания её оказались уничтожены.
И Князевой стало проще дышать. Даже тем воздухом, в котором была размешана пыль от гари.
Часы будильника, привычно стоящие на тумбочке с Аниной стороны кровати, показывали восемь пятьдесят четыре, когда она проснулась с самочувствием заново родившегося ребенка. Вторую половину кровати застеливало покрывало; Пчёла был на работе уже как полчаса.
Кстати, о Пчёлкине…
Девушка поднялась, заправила быстро кровать. Выпила утренние витамины и походкой вора, чуть ли не на цыпочках, поспешила к бельевому шкафу. Между постельных наволочек, постиранных пододеяльников и простынок, Аня ещё до расстрела Дома Советов спрятала презент, который планировала вручить мужчине своему завтрашним утром на двадцать четвёртый день рождения.
По привычке, которая иногда была полезна, а иногда совсем ни к месту, Князева потянулась на верхнюю полку, что с её ростом высоким было не такой уж непосильной задачей, и нащупала небольшую, но заполненную до краёв коробку. Та была из чёрного матового картона; лента, какой девушка подарок перевязала, ярко-желтая, и сочетание такое напоминало окрас пчёл.
Витя должен был одобрить, как минимум, оформление.
Но Анна и над содержанием постаралась.
Внутри лежал одеколон, какой Пчёлкин не менял с девяностого года. Князевой запах горьковатой мяты нравился, да, и флакон у Вити подходил к концу, и потому над первой составляющей своего подарка она почти не раздумывала.
Рядом с флаконом «Guerlain» лежал свернутый в круг ремень из качественной кожи, с крупной позолоченной пряжкой. Она запомнила как-то, как Витя сказал, что толстые ремни ему нравились, и сделала очередную пометку в голове. Ближе к двадцатым числам сентября Князева отправилась в ЦУМ, где и нашла отличную точку с мужской одеждой и аксессуарами по типу галстуков, запонок и, пожалуйста, ремней.
И, напоследок, часы от «Rado».
Тома, с которой Аня случайно пересеклась в торговом центре, когда услышала, что Князева дарить собралась, громко ахнула. Подруга красивые карие глазки распахнула так, что ресницы коснулись округлых бровей, и воскликнула:
— Анечка, ты что! Часы дарить — к расставанию!
— Кто сказал? — спросила Князева и брови вскинула в самом скептичном жесте, какой только был в её арсенале. Виду подавать не хотела, но от такой простой фразы у неё в горле су́ше стало. Будто щебёнкой в гортань сыпанули.
— Примета такая. Мол, «время наше вышло».
Филатова чуть ли не силой девушку вывела из часовой лавки. Князева на Тамару смотрела в попытке понять, отчего она так вся подобралась и перепугалась — можно подумать, Валеру, оценивающего женские часики, у прилавка увидела. Ответа Аня не нашла, но решила, что покладисто прикинется перепуганной овечкой, с супругой Фила зайдёт в какое-нибудь кафе, а потом,
