Княжна (СИ) - Кристина Дубравина

Витя дёрнул щекой жестом, какой никак не вязался в голове Аниной с мужчиной, называющим её разными нежными прозвищами, и спросил:

— Ус сам где?

— На позиции.

В напряжении по спине пробежался туда-обратно табун отвратительных мурашек — вдоль позвоночника лапками скребли жуки-скарабеи. Князева, молча, посмотрела на мужчину своего, осознавая всё более, чем ясно; до убийства последней фигуры группировки Бека, до лидера всей той шайки-лейки оставались какие-то минуты.

Тишина тяжестью легла на плечи Князевой. Но прерывать молчание девушка не планировала — равно, как и одёргивать, останавливать Витю.

Князева повела чуть головой, словно отогнать пыталась лишние мысли, напоминающие мух, жужжащих около ушей. Хвост завитыми локонами погладил спину, из-за чего девушка чуть плечами не передёрнула; а из-за чего, собственно, ей Пчёлу останавливать?

По какой причине? Что такого хорошо Бек для неё, для самого Вити сделал, чтоб Аня Пчёлкина попыталась отговорить, образумить? Да ни черта доброго он не сделал! Мало того, что Князевой угрожал наркотиками накачать до состояния, в котором не смогла бы «право» от «лево» отличать, и кинуть своим шакалам «веселиться», Бек ещё и Фархада застрелил вместе со всеми людьми его. Не сделал он ни одной вещи хорошей, за которую можно было бы его пощадить.

Потому… пусть Витя закончит то, что с бригадой планировал столько дней.

Плевать. Почти откровенно. Даже если это грех серьёзный, то чего им бояться? Князева в Бога не верила, что уже ей дорогу в несуществующий Рай закрывало. Пчёлкину с его жизнью, вероятно, тяжесть очередной жизни на душе собственной уже давно непосильной не казалась.

Аня разлепила губы, только чтоб уточнить:

— Остальные уже мертвы?

Витя, если и был удивлен, то виду не подал. Князева непроизвольно дёрнула уголком губ и, взгляд из пустоты переведя, посмотрела поочередно на мужчин. Бобровицкий, которому смена эмоций вообще была, видно, не особо характерна, взглянул на Пчёлкина в ожидании разрешения ответить или, напротив, указа замолчать.

Прошли долгие пять секунд, что тишиной играли на нервах Ани, на как струнах арфы, и тогда Пчёла сказал:

— Все. За исключением Бека.

Аня снова вместо ответа какого-либо поджала губы. Прислушалась к себе. Совесть говорила, но будто шепотом, будто из-под толстого слоя льда, под которым тонула, коченея в холодной воде.

Стрелка морального компаса не меняла своего сбитого направления. Князева посчитала это знаком.

— Я могу подождать у себя в кабинете.

— Если ты того хочешь, — кивнул Пчёла в сдержанности, на какую не собиралась обижаться. Она пальцами провела по впадинке локтя, и ладонь оказалась поймана рукой Витиной, что в странном, совершенно неясном Ане экстазе взорвало душу точно больным удовольствием.

Почему ей так сделалось? Сама не знала.

— У нас есть иные варианты?

Пчёлкин сглотнул так, что на скулах его заходили желваки, и взгляд на Князеву опустил, не отвечая. Девушка думала безобидно, почти покладисто улыбнуться, но вдруг поняла, что взор у Вити был слишком прямой. Словно он насквозь её прошить думал, каждую мысль прочесть.

Тогда Аня поняла — у Пчёлы к ней было другое предложение. И оно, вероятно, Князевой бы не особо понравилось.

Под рёбрами у девушки затянули тугую портупею, долгое ношение которой могло бы грудину деформировать, сделав ту у́же. Витя тогда развернулся к Ане лицом; отчего-то в тот миг плечи его Князевой показались расположенными выше привычного. Почудилось, что дотянуться бы до них не смогла даже на каблуках.

Она спрятаться за ним, Витей, смогла целиком, если б кто облаву в тот самый миг устроил.

— Если ты хочешь, — повторил тише Витя, но в слова свои вложил уже другой смысл.

Они друг друга поняли. У Анны в горле стало сухо, как в пустыне, но пустыне ледяной, какой была Антарктида. Сухо и больно…

— Хочу.

Пчёлкин, почему-то, и не сомневался.

Бек плохо помнил, как уходил из театра. Он по лестницам спускался, идя наперерез потоку из других криминалов, не торопящихся покидать «Софиты» — постановка кончилась, но вопросы свои обкашлять не успели. Потому наркодилер почти бегом шёл к выходу, чувствуя себя плавцом, плывущим против течения, постоянно расталкивая появляющихся перед ним людей.

Свежий воздух не освежил. Морось, мелко капающая с тёмного неба, была отвратительной; ни глаза толком не открыть, ни зонта не достать. Хотя, последним Бек пренебрегал. Он торопился вниз по ступеням, на которых дорожку истоптали его и чужие ноги, на ходу набирал номера, какие знал наизусть: телефон Кроны, Живчика, Серого…

Нет, быть не может, чтоб Белый с бригадой своей всех перебил!.. Ну, нет. Саня, может, чёрт тот ещё, раз с таджиком тем, у которого волосы были длиннее, чем у бабы, водился, но не дурак же совсем.

Ну, не бессмертный же он, в конце концов, чтоб такую резню устраивать!..

Звонок на номер Тощего сбросился сам по себе после двенадцатого звонка. Беку ещё одну пару ребёр сломали тогда. Он стал обходить театр слева; за «Софитами» у дилера машина была припаркована в тени, какой сам дьявол напугается.

Барон продолжал звонки. Один за другим, в надежде, что возьмут, скажут… Некоторые вызовы сбрасывались сразу, а другие долгими гудками до последнего дарили надежду на вещи, о каких Беку, как мужику, держащему в страхе половину криминальных структур Москвы, было стыдно молиться.

Но исход всегда один — быстрые гудки и тихий рык ярости, бьющей по вискам чуть ли не алебардами.

Сука… Всех перебили. Каждого!.. Даже сопляка, какому Бек неделю назад руку пожал, «принимая» мальчишку, только вставшего из-за школьной скамьи, к себе закладчиком.

Даже юнца, бляха-муха, не пожалели…

Дилер сел в авто. Джип высокий, способный насквозь проезжать леса, встретил Бека мёрзлостью салона и запахом табака, впитавшегося в обивку. Трубку он кинул на соседнее кресло, за которым обычно сидел Жук — верный друг, с ним прошедший огонь и воду, самые жестокие стрелки, с каких обычно живым вернуться было невероятной удачей, и передозы, по юности едва не отправившие Бека к чёртовой бабушке.

А теперь Жук, вероятно, сидел и жарился в котле с этой самой чертовой бабушкой, уже совершенно равнодушный к дерьму, в какое Бек вляпался. По колени, по уши.

Он щёлкнул лампочкой возле зеркала заднего вида. Салон осветился грязно-желтым цветом и совсем некстати блеснул в сырых глазах дилера.

— Сука, — шикнул Бек, не понимая, на кого ругался.

На себя? Навряд ли, он просто работу свою делал. На Белого? Возможно. Но только Саня, вероятно, и не спускал на людей Бека своих цепных псов, если б не…

«Князева»

Бек провёл толстыми пальцами по глазам, растирая