Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин

Вот этих знаменательных оговорок обычно и не замечают, не желают замечать враги революционеров. А они ясно показывают: Верховенский не только по происхождению и образу жизни, но и в идейном отношении не соответствует Нечаеву. Даже принцип «цель оправдывает средства» совершенно чужд Верховенскому, упоенному стремлением к личной власти, но в то же время готовому пресмыкаться перед более сильным: «Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…» Ничего подобного Нечаев не говорил даже знаменитому Бакунину, которого сумел очаровать.

Литературный герой фактически совершенно не похож на свой прототип. Хотя есть одно исключение: организационные способности. В этом отношении сходство имеется.

Писатель верно оценил одну особенность руководителя «Народной воли»: подобно Верховенскому он был едва ли не идеальной фигурой для организации тайного революционного общества, нацеленного на разрушение и террор. Судя по высказываниям людей, знавших Нечаева, он был чрезвычайно целеустремлен, смел и остроумен, хитер и подозрителен, обладал сильной волей, верил в себя и свою правоту, не имел душевных привязанностей и материальных ценностей, умел подчинить себе одних и добиваться расположения других. Его недостатки – самоуверенность, презрение к другим, деспотизм, пренебрежение нравственными нормами – были весьма кстати для руководителя секты заговорщиков.

Но есть принципиально важное отличие героя романа от Нечаева. Первый принадлежал к привилегированному сословию, отцом его был историк-гуманист, публицист, западник. Второй, напротив, в детстве и юности пережил немало тягот и унижений, на собственном опыте убедился в вопиющей несправедливости существующего общественного устройства. Нечаев ни в коей мере не заимствовал своих разрушительных убеждений откуда-то извне и уж никак не из теорий Маркса. Он возрос именно на отечественной почве. Можно считать, что это был сорняк или даже ядовитое растение, но нет сомнения, что отражало оно особенности русской действительности, настроения некоторой, пусть и небольшой части русского народа.

По словам литературоведа Н. Будановой, роман «Бесы» задуман «как политический памфлет на современных нечаевых и их „отцов” – либералов-западников 1840-х годов…». Это распространенное мнение требует уточнений. Во-первых, Достоевский писал памфлеты в «Дневнике писателя», и для таких целей вряд ли кто-либо затеет сочинять обширный роман. Писатель проводил, на мой взгляд, литературно-художественное расследование революционного движения в России. И самое главное, либералы-западники вовсе не были духовными отцами нечаевых.

Два основных революционных вождя, выведенных в романе – Верховенский и Ставрогин, – можно сказать, «с жиру бесятся» и, уж во всяком случае, не от голода или оскорбленного и униженного собственного достоинства становятся революционерами. Они подобно Достоевскому в молодости и его товарищам по кружку Петрашевского были дворянами и ориентировались на западные идеи.

Про Нечаева или, скажем, Бакунина этого никак нельзя сказать. Вот что необходимо уяснить.

И еще одно важное обстоятельство: тайное общество заговорщиков, построенное по принципу жесточайшей дисциплины, беспрекословного повиновения руководителям и стремящееся исключительно к разрушению без представления о последующих преобразованиях, которое стремился создать Нечаев, не укоренилось в России. Оно оказалось чуждым революционно настроенной русской молодежи.

В пространном письме к Нечаеву (2 июня 1870 года) Бакунин, узнавший о его преступлении, а также лжи и прочих мерзких поступках, отверг напрочь его методы: «Не подлежит сомнению, что Вы наделали много глупостей и много гадостей, положительно вредных и разрушительных для самого дела. Но несомненно для меня также и то, что все ваши нелепые поступки и страшные промахи имели источником не ваши личные интересы, не корыстолюбие, не славолюбие и не честолюбие, а единственно только ложное понимание дела. Вы – страстно преданный человек; Вы – каких мало; в этом Ваша сила, Ваша доблесть, Ваше право. Вы и Комитет Ваш, если последний действительно существует (об этом всероссийском Комитете Нечаев солгал. – Р.Б.), полны энергии и готовности делать без фраз все, что Вы считаете полезным для дела, – это драгоценно. Но ни в Комитете Вашем, ни в Вас нет разума – это теперь несомненно. Вы как дети схватились за иезуитскую систему… позабыли в ней саму суть и цель общества: освобождение народа не только от правительства, но и от Вас самих. Приняв эту систему, Вы довели ее до уродливо-глупой крайности, развратили ею себя и опозорили ею общество…»

В этом письме Бакунин демонстрирует свою искренность, благородство и наивность. Ведь Нечаев не только подло его обманывал, но и был, судя по всему, не лишен таких качеств, как властолюбие и честолюбие. Бакунину трудно было это понять еще и потому, что сам этих пороков не имел. Но для нас в данном случае важно иметь в виду другое. Поведение Нечаева, его попытка создать тайное общество на тех началах, о которых позже писал в «Бесах» Достоевский, полностью провалилась именно потому, что не нашла отзвука в душах русских революционеров – даже таких экстремистов, как Михаил Бакунин.

Политические убийства

Покушения на крупных государственных чиновников как метод революционной борьбы начались в России с выстрела в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Но это объяснялось не кровожадностью террористов нечаевского типа и даже не желанием расшатывать общественные устои или «пробудить народ». Таков был ответ на унижение человеческого достоинства, глумление над заключенным.

Предыстория этого события такова. В июле 1877 года Трепов осматривал тюрьму и, выйдя во двор, увидел, что арестанты вышли на прогулку не поодиночке, а группами. Он сделал выговор смотрителю. В это время проходивший мимо Александр Боголюбов (его действительная фамилия была Емельянов) сказал, что все они осуждены и сговариваться им не о чем. Трепов повернулся к нему и закричал: «Шапку долой!» Боголюбов медлил. Обозленный градоначальник стал подпрыгивать, стараясь сбить с высокого арестанта шапку, но это ему не удалось. Тогда он крикнул: «Розги!» Боголюбова схватили, поволокли в карцер и произвели экзекуцию.

Заключенные принялись колотить в окна и двери, кричали: «Мерзавец Трепов! Палач! Вон, подлец!» Надзиратели стали врываться в камеры и жестоко избивать арестантов, бросали их в карцер.

Для тех читателей, которые полагают, будто в царской России процветала гуманность, можно добавить: А.С. Емельянова приговорили к 15 годам каторжных работ за участие в демонстрации перед Казанским собором в Петербурге. Полицейские избили его, а при обыске нашли револьвер. Тогда Емельянову было 23 года. Он входил в организацию «Земля и воля». После девяти лет каторги он сошел с ума.

Избиение политических заключенных, издевательства над ними не имели никаких законных оснований, что было отмечено даже прокурором судебной палаты. Но его записка дальше министра юстиции не пошла, виновные не были наказаны, а о случившемся пресса хранила молчание. В ответ на эту акцию Трепова группа народовольцев готовила на него покушение. Однако их опередила Вера Ивановна Засулич – из дворян, дочь капитана.

Она прониклась социалистическими идеями в Москве, посещая в конце 60-х годов собрания кружка народников под руководством Н.И. Ишутина. Он создал тайное общество «Организация», в которое входил Д.В. Каракозов, поплатившийся жизнью за покушение на царя. В том же 1866 году Ишутина приговорили к бессрочной каторге, где он и умер через 12 лет, не дожив до сорокалетнего возраста.

Веру Засулич пытался вовлечь в «Народную расправу» Нечаев, но она не согласилась. В начале 1878 года она приехала в Петербург с подругой М.А. Коленкиной, которая готовилась совершить покушение (оно не удалось) на прокурора Желяховского, обвинителя на «процессе 193».

24 января 1878 года Вера Засулич пришла на прием к столичному градоначальнику (он вышел с целой свитой). Когда он подошел к ней, она быстро вынула револьвер и нажала курок. Осечка! Опять нажала – выстрел! Она бросила револьвер на пол. На нее набросилась охрана, свалила и стала избивать. Перевели в комнату, усадили на стул. Связали сзади руки полотенцем. Жандарм, поставив у нее по бокам двух солдат со штыками на винтовках, предупредил перед уходом:

– Берегитесь, они и ножом пырнуть могут!

Удивленные солдаты только пожали плечами. Один солдат шепнул ей на ухо:

– Где это ты стрелять выучилась?

– Невелика наука, – ответила она.

– Училась, да недоучилась, – сказал другой солдат. – Плохо попала-то!

– Не скажи, – возразил первый, – слыхать, хорошо попала, будет ли еще жив.

Трепов был ранен в живот и остался жив. Большинство горожан относились к нему плохо. Он позволял себе самоуправство в делах города и был нечист на руку. По свидетельству известного адвоката А.Ф. Кони, «сочувствия к потерпевшему не было, и даже его седины не вызывали особого сожаления к страданиям».