Империи песка - Дэвид У. Болл

дальше. Они указали нам на дверь. Они рассчитывают, что остальное сделает пустыня. Если кто-нибудь из нас живым доберется до Уарглы и расскажет миру о случившемся, тем лучше для них и их владений.

– Насчет пустыни туареги правы.

Поль не строил иллюзий насчет будущего. Со времени бойни в Тадженуте прошло всего три недели, показавшиеся им вечностью. А ведь они не прошли даже половины пути до Уарглы.

– Клянусь Аллахом, это такой позор: оказаться рядом с Амгидом и быть вынужденными уносить отсюда ноги! – с нескрываемой тоской признался Эль-Мадани. – Я мечтал всласть наесться рыбы.

Поль сердито посмотрел на него:

– Эль-Мадани, в Амгиде нет никакой рыбы. Хаким потчевал меня таким же бредом. Хотя бы ты не начинай.

Поль знал: если еще и Эль-Мадани тронется умом, его самого надолго не хватит.

– Есть там рыба, лейтенант. С какой стати я бы стал выдумывать? Собственными глазами видел, когда шли на юг. Я думал, все видели. Даже не верится, что вам ее не показали.

Поль пристально смотрел в глаза стрелка. Эль-Мадани говорил правду.

Взгляд Поля переместился на могилу Хакима. Возможно, это и пустяк, но после слов сержанта ему стало еще тошнее. «Ты изменился и стал жестоким», – однажды сказал ему Хаким. Парень умер, злясь на него из-за какой-то проклятой рыбы, водящейся в самом центре Сахары.

Они тронулись в путь глубокой ночью. Самых слабых усадили на верблюдов, остальные потащились следом. Шли всю ночь и весь следующий день, без еды, воды и привалов. Очень часто вдали маячили туареги, но синие люди не делали попыток приблизиться и атаковать. На вторую ночь они остановились всего на час и двинулись дальше. Их толкало вперед отчаяние, необходимость участвовать в гонке между ослабленными телами, временем и пустыней.

Поль старался вспомнить, далеко ли еще до Уарглы, и не мог. Весь их поход на юг слился воедино. При всяком удобном случае он заговаривал с Эль-Мадани, но разговор лишал организм влаги и энергии. Довольно скоро Поль начал ограничиваться междометиями, однако и они показались ему непозволительной роскошью, и он перешел на пожатие плечами и кивки.

Через два дня они нашли воду… а может, через три. Люди, больше похожие на призраков, сгрудились возле грязной маленькой скважины и в спешке глотали воду пополам с песком. Ночью четверо стрелков похитили двух верблюдов и скрылись в темноте. Их следы вели на север. Поль хотел было пуститься в погоню, но быстро понял бессмысленность такой затеи. Схватив от досады винтовку, он выстрелил в направлении беглецов. Пуля упала где-то среди песка.

Оставшегося единственного верблюда они быстро зарезали и разделали. Теперь Побеген должен был идти наравне с остальными. Глаза сержанта почти скрывались под темными кругами. Тело дрожало, мышцы отказывались подчиняться. Он все время находился в каком-то ступоре и задавал бессмысленные вопросы. Чувствовалось, что он умирает по частям.

Они не решались делать остановки, ибо остановиться означало умереть. Остановиться – значит отсрочить приход в Уарглу. Уаргла стала их навязчивой идеей. Уаргла была жизнью. И они шли день за днем, под нещадным зноем, по песку, гравию и граниту. Каждый день их спины сгибались еще чуть-чуть, а на подошвах ног добавлялось трещин. Они ковыляли под звездами и луной, проходили через горы и плато. Целых два дня их путь пролегал по такому участку пустыни, где вообще не было признаков жизни. Ни мухи, ни травинки, ни ящерицы или птицы.

Поль убедился, что поддержание дисциплины в таких условиях было почти невозможным. Ему нечем было воодушевить людей. Угрозы ни на кого не действовали. Айн-Эль-Керма согнул этим людям спины, а Амгид сломал им хребты. Сейчас в этом марше смерти каждый вел индивидуальное сражение за выживание. Пищи и воды на всех не хватало. Срабатывал неумолимый инстинкт, заставлявший каждого заботиться только о себе.

Поль увидел ящерицу, которую заметили еще двое. Она грелась на широком плоском камне и, казалось, не подозревала, что за ней охотятся, но, когда все трое бросились к ней, быстро юркнула в расщелину, оставив их ни с чем.

– Идиоты! – заорал на них Поль. – Если бы вы дали мне ее поймать, у нас появилась бы хоть какая-то еда!

– И кто бы из нас ее съел? – прозвучал вопрос, оставшийся без ответа.

Поль упрекал себя за то, что упускает из виду моральное состояние подчиненных, но не знал, как это можно исправить.

Люди умирали. Кто-то шел все медленнее и потом падал, а кто-то ложился отдохнуть и уже не вставал. Иногда этого даже не замечали.

Им попалась трава на подветренной стороне большой дюны. Жесткая, ломкая. Но они все равно принялись есть эту траву, ломая на кусочки и запихивая, словно шпажки, в свои воспаленные глотки. Люди ели ремни и сандалии, нарезая кожу так, чтобы удобно было жевать. Их челюстные мышцы от бездействия сводило судорогой.

Эль-Мадани поймал тушканчика, проворную пустынную мышку, неожиданно выпрыгнувшую перед ним, когда он отдыхал. Старый стрелок сжал добычу обеими руками и держал, пока тушканчик не перестал дергаться. Затем Эль-Мадани тщательно содрал с добычи шкуру, а мясо съел сырым. Другой стрелок на рассвете нашел гадюку, которая дремала, свернувшись тугой пружиной. Прежде чем озябшее пресмыкающееся успело шевельнуться, он отсек змее голову. Вокруг лица и глаз постоянно вились мухи. Одна села Полю на язык. Он отпрянул и хотел было ее выплюнуть, но затем закрыл рот и проглотил. Муха прилипла к пересохшему горлу и еще долго ползала там, пока не провалилась дальше. После этого он пытался ловить мух руками.

Как-то утром в поле зрения появилась газель. Ветер дул с ее стороны, и людей она не учуяла. Дюжина винтовок уперлась в дюжину плеч. Пальба взорвала утреннюю тишину. Когда дым рассеялся, все увидели, что испуганная, но не пострадавшая газель удирает со всех ног.

В один из дней небо стало покрываться темными, угрожающего вида тучами. Тучи озарялись вспышками молний. Но грозы с ливнем, о котором все молили небеса, не последовало. Тучи рассеялись и исчезли. В другой день они набрели на колодец с великолепной водой. Там они провели весь день, не желая расставаться с источником драгоценной влаги. Им попадались и другие колодцы, иногда пересохшие, а иногда содержавшие лишь солоноватую жижу. За неимением другой воды они пили ее и набирали в бурдюки.

У Поля саднило везде. Все тело превратилось в скопление волдырей, ожогов и царапин, которые вместе вызывали неутихающую боль. Каждый шаг отзывался в ноге, на внутренней стороне бедер, в подмышках или паху. Сильнее всего доставалось ногам. Кожа