Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для сохранения секретности переговоры между фон Гессеном и папой нужно было организовать через неофициальные каналы. Обходной путь, который не раз использовался в следующие два года, предполагал взаимодействие через довольно сомнительную личность – друга принца Умберто (брата Мафальды и будущего короля Италии). На еще одного участника схемы, Раффаэле Травальини, обладателя полезных связей в Ватикане, имелось секретное полицейское досье, которое велось еще с 1931 г. и характеризовало его как интригана и карьериста. Травальини родился в 1900 г., сражался на полях Первой мировой, в 1922 г. вступил в фашистскую партию. Некоторое время он подвизался в качестве журналиста, а в 1927 г. его назначили вице-консулом Италии в Иерусалиме благодаря, по его собственному замечанию, умению «пользоваться скромными связями в Ватикане и познаниями в церковных вопросах». В 1931 г., вернувшись в Италию, он получил место в фашистском бюрократическом аппарате и привлек внимание шефа полиции, который заподозрил его в шпионаже в пользу Ватикана. «Травальини, – докладывал один из полицейских информаторов в 1933 г., – это человек, который много разъезжает, имеет легкий доступ к ватиканским кругам и хорошо там известен… Возможно, Травальини ведет двойную игру (если он действительно один из наших агентов) с нами и с Ватиканом»[134].
Принц Филипп фон Гессен и принцесса Мафальда, 8 июня 1939 г., Гессен-Нассау, Германия
Травальини не только принадлежал к числу рьяных фашистов, но и был активным участником сети церковных социальных связей, охватывающей и Ватикан. Всего через неделю после избрания нового папы, 9 марта 1939 г., он написал кардиналу Лоренцо Лаури, члену Римской курии, бывшему нунцию в Перу, а затем в Польше. Близость Лаури к новому папе подчеркивается тем, что Пий XII в этом же году назначил его камерленго – то есть именно он должен был управлять Ватиканом в случае смерти папы до избрания нового. Это письмо, как и все последующие послания кардиналу, Травальини писал на официальных бланках Мальтийского ордена – католической религиозной организации рыцарского образца. Начиная с июня на этих бланках появилось обозначение его должности: специальный представитель Мальтийского ордена в Германии.
В первом из этих писем (сейчас они хранятся в архиве Государственного секретариата Ватикана) Травальини извещал кардинала, что недавно вернулся из поездки в Германию, где ему удалось успешно защитить активы Мальтийского ордена, находящиеся в рейхе. Он отмечал, что этому способствовали некоторые крупные нацистские чиновники. Также он указывал, что во время пребывания в Германии «многие видные деятели рейха и партии осаждали меня вопросами о новом Святом Отце». И он объяснял им, какая эта удача для Третьего рейха – то, что папой избрали именно Пачелли[135].
После избрания Пачелли прошло всего несколько недель, когда Гитлер вызвал фон Гессена к себе. Новый папа явно очень стремился поскорее оставить в прошлом непростые отношения Ватикана с национал-социалистическим режимом, и Гитлер, предварительно обсудив вопрос с Германом Герингом, решил изучить возможность сделки. На его взгляд, на роль эмиссара лучше всего подходил фон Гессен, услугами которого (как неофициального посредника при контактах с Муссолини) он уже пользовался. Фюрер велел фон Гессену выяснить, сумеет ли тот устроить секретную встречу с папой, чтобы начать обсуждения.
И вот в середине апреля, в воскресенье, всего через месяц после того, как Пачелли стал папой, принц фон Гессен пригласил Травальини в римскую резиденцию итальянских королей. Там он объяснил, что Гитлер попросил его инициировать переговоры с новым понтификом, минуя обычные дипломатические каналы. И добавил, что обращается к Травальини, поскольку знает о его контактах в высших кругах Ватикана. Воодушевленный Травальини сразу же сообщил кардиналу Лаури о просьбе Гитлера и попросил у него помощи в организации встречи фон Гессена с папой[136].
Папа изъявил согласие – и впервые встретился с гитлеровским эмиссаром 11 мая. Чтобы обеспечить соблюдение секретности, он пошел на весьма необычный шаг: провел эту встречу в квартире кардинала Мальоне. Понтифик и фон Гессен говорили друг с другом по-немецки, хотя принц, немало лет проживший в Италии, владел и итальянским. В ватиканских архивах хранится отчет об их беседе, представленный именно на немецком языке[137].
Поприветствовав фон Гессена, папа извлек копию письма, которое он направил Гитлеру вскоре после своего избрания два месяца назад, зачитал вслух свое послание, а затем огласил ответ Гитлера.
«В своем письме я проявил большое понимание, и ответ рейхсканцлера был весьма любезным, – отметил папа, завершив чтение. – Но с тех пор ситуация значительно ухудшилась». В качестве примера он привел закрытие католических школ и семинарий, издание книг с нападками на церковь и папство, урезание государственного финансирования церкви в Австрии. Он заверил принца, что желает достичь согласия с рейхом и готов идти на компромиссы, пока ему позволяет совесть, «но, чтобы это произошло, прежде всего необходимо прекратить притеснения… Я уверен, что если удастся восстановить мир между церковью и государством, то все будут довольны. Народ Германии един в своей любви к отечеству. Как только мы придем к миру, католики будут самыми лояльными гражданами германского государства».
Фон Гессен разъяснил, что национал-социалисты расколоты на процерковную и антицерковную фракции, которые «находятся в жесткой оппозиции по отношению друг к другу». По его словам, если церковь ограничится церковными вопросами и не станет вмешиваться в политику, то процерковная фракция сможет взять верх.
Церковь, отвечал папа, вовсе не заинтересована в том, чтобы втягиваться в партийную политику. «Взгляните на Италию. Здесь тоже авторитарное правительство. И тем не менее Церковь может печься о религиозном просвещении детей и молодежи… Никто здесь не настроен антигермански. Мы любим Германию. И если Германия – великая и могущественная держава, нас это только радует. И мы не выступаем против каких-либо форм правления, если только при них католики могут жить в соответствии с принципами своей религии».
Фон Гессен осведомился, готов ли папа письменно подтвердить твердое намерение церкви оставаться вне политики.
Проблема состоит в том, отозвался Пий XII, уходя от прямого ответа на вопрос, что называть «политикой». Например, религиозное просвещение детей и молодежи не должно считаться вопросом политическим.
Затем фон Гессен затронул еще один болезненный вопрос в отношениях между Ватиканом и рейхом – широко освещавшиеся в прессе суды над немецкими священниками по поводу их «морального облика». Сотни священнослужителей обвинялись в преступлениях сексуального характера, в том числе в насилии над детьми. «Такие ошибки случаются везде, – заметил папа. – Некоторые остаются тайной, другими же спешат воспользоваться разного рода силы. Когда нам сообщают о таких случаях, мы сразу же вмешиваемся. Притом очень сурово. При наличии взаимной доброй воли мы можем исправить положение, когда речь идет о подобных вопросах… Как я уже говорил, такие инциденты, особенно в Церкви, прискорбны и не должны происходить. Когда они все-таки случаются, Церковь реагирует незамедлительно».
Годом раньше Государственный секретариат, тогда еще под управлением кардинала Пачелли, и в самом деле незамедлительно реагировал на такие случаи: сегодня это ясно из рассекреченных архивов Ватикана. В одной из папок, озаглавленной «Вена. Приказ сжечь все архивные материалы, касающиеся проявлений безнравственности среди монахов и священнослужителей», описывается решение на фоне происходящего полицейского расследования об уничтожении всех церковных документов, фиксирующих эпизоды сексуального насилия со стороны австрийского католического духовенства[138]. Прежде историки по большей части не рассматривали данные таких полицейских расследований сексуального насилия духовенства над несовершеннолетними при национал-социалистическом режиме, считая это лишь свидетельством антикатолической позиции режима. Вполне вероятно, что подобные преследования церковников мотивировались попытками оказать давление на церковь. Однако церковь оказалась уязвимой к такого рода шантажу не на пустом месте. Тот факт, что Ватикан никогда не открывал для исследователей собственные материалы, касающиеся случаев сексуального насилия со стороны священнослужителей, не позволял историкам выяснить, как с такими случаями разбирались в действительности. Лишь через много лет после войны немецкие церковные