В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли

мозга. Многие нейрофизиологи считали его непрофессиональным. Гленнер учился в Университете Джонса Хопкинса и сразу заинтересовался развитием болезней на клеточном уровне, а поэтому решил специализироваться по патологии. В частности, Гленнера очень занимал амилоид, который он называл «дьявольски мерзкой субстанцией»2. Вскоре доктор Гленнер преисполнился не менее дьявольской решимости выяснить, что же это такое на самом деле.

История Гленнера – наглядный пример уверенности в том, что главная надежда медицины – изучение бляшек. На самом деле никто не знал, вызывают ли они болезнь и когда именно формируются – до или после того момента, когда нейроны начинают гибнуть. И никто не знал, в какой степени они повинны в образовании клубков, которые находят внутри нейронов. Тем не менее бляшки в тканях наличествовали, и это требовало объяснений, и доказать, что они не играют важной роли, было не менее важно, чем доказать, что они и есть главная причина болезни. Получив в свое распоряжение морозильные камеры, набитые образцами донорских мозговых тканей – это был один из первых «банков мозга» для изучения болезни Альцгеймера, – Гленнер принялся за работу. Он механически нарезал и измельчал каждый образец, извлекал кровеносные сосуды, отсеивал соединительную ткань, а все прочее химически распылял, пока не оставалось ничего, кроме амилоида. Через год, в мае 1984 года, Гленнер сумел наконец выделить белок, из которого состоят ядра бляшек. Он назвал его бета-амилоидом – и этот термин не сходит с языка нейрофизиологов вот уже 30 лет3.

А затем Гленнер осуществил квантовый скачок. В исследовании Хестона отмечалось, что в семьях, где есть болезнь Альцгеймера, часто встречался и синдром Дауна. Более того, врачи приходили к убеждению, что практически каждый человек с синдромом Дауна, доживший до средних лет, погибал от деменции, до жути, напоминавшей болезнь Альцгеймера. Связь налицо – но какая именно?

Синдром Дауна – генетическое нарушение, возникающее при возникновении аномальной дополнительной копии двадцать первой хромосомы. Кроме болезни Альцгеймера, это единственная известная болезнь, при которой в мозге накапливается большое количество амилоида. А когда Гленнер стал изучать амилоид в мозге больных с синдромом Дауна, он обнаружил, что он состоит из того же белка, что и в пробах мозговых тканей при болезни Альцгеймера4. Напрашивался совершенно неожиданный вывод. Вероятно, у некоторых людей есть «ген Альцгеймера», и таится он где-то в двадцать первой хромосоме.

Поэтому, как только стали известны результаты Гленнера, ученые начали собирать пробы ДНК в семьях, где, вероятно, наблюдалась наследственная форма болезни Альцгеймера, которую так и назвали – «семейной» болезнью Альцгеймера. Обширный материал предоставила большая семья канадцев британского происхождения, предки которых эмигрировали в Канаду в 1837 году; всего за восемь поколений болезнь Альцгеймера была зарегистрирована у 54 человек! В одном немецком семействе было 20 случаев за 6 поколений. В одном русском – 23 случая за 6 поколений. В огромной итальянской семье, члены которой перебрались и во Францию, и в США, за восемь поколений было 48 случаев.

Семейная форма болезни Альцгеймера проявляется точно так же, как и более распространенная ненаследственная форма, во всем, кроме возраста дебюта: при ней симптомы возникают гораздо раньше, обычно на шестом, пятом, а иногда и в конце четвертого десятка. Открытие семейной формы болезни Альцгеймера стало революционным не только потому, что доказало, что болезнь может иметь генетическую природу, но и потому, что ее генетическая природа стала первой настоящей подсказкой для ученых, как проявляется обычная форма болезни с поздним дебютом. Отталкиваясь от определенного гена, ученые получили бы возможность выяснить, с какими еще молекулами он взаимодействует, и тем самым мало-помалу составить биохимическую причинно-следственную сеть. Словно детективы, которые, пришпилив на доску фото какого-нибудь мафиозо, понемногу составляют схему целого преступного синдиката.

К 1986 году на основании находок Гленнера несколько групп американских исследователей успешно расшифровали последовательность ДНК, отвечающую за бета-амилоид5. Этот ген окрестили предшественником бета-амилоида. Теперь у ученых, они же «детективы», появился «подозреваемый». Но самого по себе предшественника бета-амилоида недостаточно. Ученым предстояло выяснить, виновен ли ген, а для этого установить, есть ли в нем необратимые отличия от нормы. То есть выявить мутацию.

Кэрол Дженнингс – высокая, темноволосая, с тонкими, немного птичьими чертами лица и узкими проницательными глазами, – была женщиной чрезвычайно ответственной и сразу понимала, когда сталкивается с настоящей проблемой. Ее отец Уолтер был старшим из пятнадцати детей, родившихся в протестантской семье из рабочего класса. По профессии Уолтер был молочником, а во время войны служил на флоте; честный и порядочный, он души не чаял в Кэрол. Уолтер отличался добродушием и разговорчивостью, а также дотошным вниманием к семейным финансам: он скрупулезно записывал расходы и доходы и прилежно собирал ежемесячные взносы у членов жилищного кооператива в Ноттингеме.

Однако к 58 годам Уолтера словно подменили: он стал тихим, замкнутым и, как ни странно, утратил способность управлять деньгами. Иногда он пасовал перед самыми обычными задачами: в магазине то и дело брал с полок ненужные товары и складывал их в чужую тележку. Родные показали его врачу, а тот сказал, что у Уолтера деменция, а возможно, болезнь Альцгеймера. И не стал обсуждать ни возможные причины, ни совершенно не соответствующий диагнозу возраст больного.

Но Уолтер был не один такой: четверо из его младших братьев и сестер, достигнув возраста под 60 лет, стали жаловаться на такие же симптомы. Как ни парадоксально, многие из них не видели в этом ничего необычного, ведь в семье было много таких ранних случаев болезни Альцгеймера. Однако Кэрол так не считала. Вскоре ее письмо благополучно дошло в больницу Святой Марии. А там в лаборатории работала Элисон Гоути, молекулярный генетик двадцати восьми лет.

Гоути входила в большую рабочую группу, изучавшую мутации, сопровождающие болезнь Альцгеймера.

– Все понимали, что иногда в семьях наблюдается разновидность болезни Альцгеймера, очевидно, имеющая генетическую природу, – рассказывает мне Элисон со своим мелодичным заокеанским акцентом. Я позвонил ей в Нью-Йорк, где теперь она работает директором Исследовательского центра болезни Альцгеймера при больнице Маунт-Синай. – Но такие семьи встречаются очень редко, поэтому в те времена никто особенно не задумывался о роли генетики в болезни Альцгеймера.

История Кэрол произвела сильное впечатление на сотрудников больницы Святой Марии, и они сразу ответили, что хотят узнать больше. Созвали консилиум, чтобы расспросить родственников Кэрол и взять анализы крови. Тогда Кэрол обзвонила всех родных и пригласила к себе,