Хранители мира. Дорога домой - Мелисса Харрисон

Но едва друзья выбрались из-под куста, как над их головами просвистел огромный футбольный мяч и упал прямо посреди клумбы. Они пригнулись и кинулись было назад, под прикрытие веток, но тут услышали чей-то голос.

Говорил Бен, брат Майи. Мох помнил его сперва младенцем на руках у родителей, потом щекастым малышом, который ковылял по саду и вечно совал в рот камешки и улиток, затем сорванцом, который обожал прыгать на батуте и гонять мяч. Бен никогда не обращал внимания на странное дупло у корней старого ясеня или на весенние трели дрозда и уж точно не замечал маленьких человечков, живших у него в саду, – до этой минуты.

– Ух ты! – сказал Бен, глядя прямо на них. – А вы ещё кто такие?

17. Начало положено. Мальчику Бену открывают важную тайну

– …И он пригласил нас зайти завтра. Тогда он расскажет, что получилось! – закончил Чердак, слегка запыхавшись от волнения.

Смеркалось. Друзья сидели вокруг небольшого костра в саду Ро и обсуждали богатый на события день.

– Погодите-ка, – сказал Вереск. Он, похоже, был не в лучшем настроении, но ничего не объяснял. – Значит, этот мальчик, Бен… он вас видел, а его сестра не видела?

– Да, – дружно закивали Мох и Чердак.

– Хм. Падуб, а ты что скажешь? Ведь в этой твоей школе, или как её там, всегда полно детей. И что – одни тебя замечают, а другие нет?

– Почём я знаю, – буркнул Падуб. Это было первое, что сказал их гость за целый вечер.

Лихач слетал к школе и от имени Мха позвал его на ужин. Падуб сразу же отклонил приглашение. Горе и одиночество часто заставляют раненую душу отказываться от самого лучшего лекарства – общества других людей. Ведь тот, кто пережил утрату или предательство, боится снова испытать боль. Скворец задействовал всё своё обаяние, но улетел со школьного двора, не зная, придёт Падуб в гости или нет. Поэтому друзья очень обрадовались, когда он всё-таки появился.

– В общем, завтра мы снова пойдём к соседям, – сказал Мох. – Спросим у мальчика, удалось ли поговорить со взрослыми и как они восприняли наши просьбы.

– Какие, например? – спросил Вереск.

– Ну пока мы ещё не собрали пожелания всех жителей сада. Так что решили начать с маленького пруда, грядки луговых трав и кормушки для птиц. А там посмотрим, как пойдёт.

Вереск ничего не сказал – лишь с угрюмым видом подкинул веточку в костёр.

– По-моему, отличный план, – одобрил Щавель. – Вы двое просто молодцы. Рассказать вам, что делал я?

– Да, пожалуйста, – сказал Мох. Он начал подозревать, что Вереск потерпел крупную неудачу.

– Так вот, – начал Щавель. – Сначала я думал построить нам дом на дереве и всё утро искал подходящую крону. Для такого домика нужна платформа: достаточно высоко, чтобы не залезли кошки, но не так высоко, чтобы по ночам весь дом трясся от ветра. А ещё надо, чтобы вид был хороший, но сам дом при этом не бросался в глаза. Короче говоря, ничего пригодного не нашлось.

– А нельзя нам просто пожить в птичьих домиках? – спросил Вереск.

– Но ведь они нужны воробьям, – заметил Щавель. – Так вот, мне пришла в голову блестящая идея. Я построю нам… подземный дом!

Повисла озадаченная пауза.

– Это как? Вроде норы? – спросил Чердак, которому не понравилось блуждать в барсучьих лабиринтах. – Там же будет темно!

– А вот и нет! Там будут окна – в потолке. Сами увидите!

– Под землёй сыро, – сказал Вереск. – Терпеть не могу сырость. У меня от неё кости ломит.

– И сыро не будет, обещаю. Положитесь на меня. Кто у нас тут изобретатель?

– А долго придётся строить? – спросил Мох. – Раз уж мы решили не впадать в спячку этой зимой, хорошо бы иметь уютный, тёплый домик – такой, чтобы разместиться вчетвером.

– Хорошо вы всё придумали, – вырвалось у Падуба.

– Ой! Так мы и тебя позовём, – быстро сказал Мох. – Щавель, ведь там же хватит места и для Падуба?

– Не суетись, я просто так сказал, – буркнул Падуб. – Не больно-то и хотелось с вами жить.

– Э-э-э… Вереск, а у тебя как прошёл день? – спросил Чердак, заглаживая неловкость. – Вы с Лихачом нашли рябину и тис?

– Почти. Лихач усмотрел две черноплодки по краям дороги для колесниц. Черноплодка из того же семейства, что рябина. Но настоящих рябин пока нет, а уж тисов – тем более, – сказал Вереск.

– А кстати, где Лихач? – спросил Чердак.

– Сказал, что заночует у зябликов, – ответил Вереск. – Мне кажется, он скучает по сородичам. Сегодня опять вспоминал про скворцовый балет.

– Балет? – удивился Мох.

– Это когда сотни скворцов зимой сбиваются в огромные стаи и танцуют в небе на вечерней заре, – объяснил Чердак. – В Улье тоже так плясали, но перестали где-то с полсотни кукушкиных лет назад.

– Интересно, может, они до сих пор танцуют на зимней конференции, куда Лихач летает каждый год? – сказал Мох. – Разве ему ещё не пора на восточное побережье?

– Я спрашивал его сегодня, но он сказал, что останется тут и будет нам помогать, – сообщил Вереск. – Вот что значит настоящий друг! Надо будет хорошенько заботиться о нём зимой. Бывают птицы-одиночки, но это не про скворцов. Им нужна компания.

– Ну, я пошёл, – сказал Падуб, вставая и делая шаг в темноту. – Спасибо за ужин, было съедобно. Да, пока я ещё тут: вы спрашивали про человеческих детей. Среди них есть наблюдательные, а есть и не очень. На школьном дворе живёт один дрозд, Жабус – дальний родственник вашего приятеля Боба. Вы же знаете, каждую весну дрозды добавляют к песням новые трели, чтобы завлечь невест. Так вот, у Жабуса получается очень похоже на звуки из тех плоских чёрных штуковин, что люди везде таскают с собой. Кое-кто из детей это заметил, и им понравилось. Теперь они узнают Жабуса и радуются, если он прилетает. Но многие другие не видят его в упор – будто никаких дроздов во дворе и нет. Даже песенку его не слышат. Наверное, и с нами выходит точно так же.

– Жабус. Смешное имя, – заметил Мох, сдерживая ухмылку.

– Это я его так назвал! – раздражённо сказал Падуб. – И было за что!

С этими словами их гость растворился в темноте.

На следующее утро Мох чувствовал себя удивительно бодрым. Настроение у него поднялось впервые с тех пор, как друзья покинули Улей. Тоскливый страх за Дождевика по-прежнему мучил его – как и всех остальных. Но, по крайней мере, теперь они занялись настоящим делом, и от этого на душе становилось легче. Мох радостно предвкушал новые встречи с людьми. Надо же! С ними можно говорить, как с птицами и животными. До чего странно!

После завтрака Щавель и Вереск отправились каждый по своим делам, а Мох с Чердаком перелезли через забор в соседний сад и обошли всех его жителей, которых удалось застать: попугаев, белок, дроздов, завирушек, червей, уховёрток и серых домашних мышей. К тому времени, когда люди проснулись и сели завтракать, Мох с Чердаком уже составили длинный список пожеланий, требований и просьб. Многие из них противоречили друг другу, чего и следовало ожидать. Но оба хранителя природы знали (хоть никогда и не сказали бы вслух), что одни живые существа должны есть других. Так уж устроен Зелёный Мир. Главное – добиться равновесия, создать устойчивую пирамиду: съедобной мелочи должно быть очень много; тех, кто ею питается, – чуть поменьше; тех, кто питается ими, – ещё меньше, и так до самых верхних «этажей», которые занимают хищники вроде пустельги. Их много не нужно.

Через некоторое время из дома вышел Бен в красной шапочке и варежках, волоча за ухо потёртого синего зайца. Чердак подул в свою белую флейту, и мальчик тут же помчался на звук. По просьбе двух друзей он постучал в калитку Ро и позвал девочку играть. Вскоре все четверо забрались под батут, чтобы взрослые не увидели их из окон.

– Классный у вас батут, –