Моряки идут на лыжах - Еремей Лаганский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Переходите к нам!
Даже в эту грозную минуту командир отделения Переверзев не мог удержаться от привычной шутки:
— Вот и хорошо! Пошли, значит, ребята в Муурилу, раз приглашают. — Переверзев сделал широкий приглашающий жест в сторону Муурилы.
СЛАВА ПОГИБШИМ ЗА ДЕЛО НАРОДА
Взвились три ракеты. Низко пригнувшись, побежали лыжники через бывшее минное поле. Переверзев сразу же взял влево, прямо на проволоку. Густым частоколом темнела она над головой по крутому склону берега. Позади нее из снарядных воронок выползали на поверхность неуклюжие белые фигуры, размахивая винтовками. Раздирающе выкликали неизменное, тупо заученное заклинание: «Русс, сдавайса!».
— Гранаты! — ответил на вражеское предложение Переверзев. И посыпались через снежные сугробы гранаты. Вражеские крики в воронках смолкли. Но и с берега полетели ответные гранаты.
Лыжники уже проскочили под самую проволоку и методически забрасывали гранатами ее и воронкообразные убежища за нею. Переверзев, вырвавшись немного вперед, бросил одну гранату, другую. Он занес уже руку, чтобы швырнуть третью, как вражеский «Суоми» подрезал ему обе ноги. Взмахнув руками и обронив ушанку, Переверзев прыгнул в последнем отчаянном усилии достигнуть проволоки и упал на нее всем своим телом. Только тогда заметили, что висит Переверзев на необыкновенной странной проволоке-спирали, подвешенной на колышках над поверхностью земли. По этой спирали и проходил электрический ток. Чепрасов поспешил оттянуть от нее других смельчаков. Скомандовал:
— Бить по спирали гранатами! До полного разрыва.
И снова полетели гранаты, разрываясь в гуще металлических проводов, отрывая их от земли вместе с кольями креплений.
Образовались узкие проходы в проволочном лабиринте. Кое-кто из лыжников уже полз в эти проходы.
Моряки вступили на заветный каменистый неприятельский берег.
Белофинские укрепления. Спираль Бруно.
За ними к проволоке и берегу подтянулась небольшая группа особого батальона с командирами Далматовым и Грибовским. Несмотря на большие потери, морская пехота отчаянно дралась, продвигаясь и не отставая от своих балтийских соратников. В эту решительную и тревожную для него минуту противник ввел в бой все свои наличные живые и огневые силы. Неистовый монотонный грохот стоял в воздухе, не прерываясь ни на минуту. По выходящей к берегу горсти героев били с короткой дистанции станковые пулеметы, автоматы «Суоми», минометы, гранатометы и снайперы. Слева продолжал неистовствовать Бьеркэ. С точностью часового механизма работали батареи Савина и Шура-Буры по оборонительным позициям на берегу и по нагорной деревне Муурила.
После трагической и геройской гибели Переверзева командование взводом принял командир гранатометного отделения Пушкарев. Вражеский пулемет безумолку строчил по проволоке, по крутым выходам на берег. Гулко щелкали пули, певуче разлетаясь в стороны. Проклятый пулемет сковывал действия взвода.
— Мамонов! — обратился Пушкарев к своему гранатометчику, — достанете? Так заткните ему глотку…
Краснофлотец Мамонов, один из лучших наводчиков отряда, утвердительно кивнул головой.
— Точно, — сказал Мамонов: — угол 29, прицельная трубка 5.
Он подполз к гранатомету, направил его по сделанному расчету и выпустил гранату.
— В точку! — одобрил Пушкарев, когда вслед за далеким взрывом гранаты смолк надоевший пулемет.
— Я всегда так, — скромно отозвался на похвалу командира Мамонов.
Под защитой меткого огня Мамонова и других лыжники карабкались по взгорью. Белофинны, отчаянно защищаясь, покидали ближайшие укрытия в воронках, в ледяных гнездах и отходили к опушке леса, откуда по наступающим велся еще более сильный снайперский и пулеметный огонь.
ЛЫЖНИКИ СДЕЛАЛИ СВОЕ ДЕЛО
Несмотря на потери прекрасных балтийцев, неустрашимых бойцов, дух оставшихся не был сломлен. Еще большей яростью пылали их сердца.
Один из ДОТ линии Маннергейма, взятый частями Красной Армии.
Пусть только прикажут, и они пойдут открытой атакой и дальше на крутой берег под непрекращающимся ураганным огнем. Но командиры не хотели вести своих славных балтийцев на тяжелый риск, на верную гибель. Это было бы безрассудно. Лыжников надо было отвести, дать им передышку, подкрепить свежими силами, и тогда они смогут совершить свой последний героический прыжок, нанести по Мууриле последний, решающий удар.
Связисты донесли Лосякову и Чепрасову, что комбриг Денисевич приказал отвести лыжников в залив на отдых.
«Нецелесообразно, — сообщал комбриг, — подвергать людей бесцельному риску, потому что наличными силами им все равно успеха не закрепить. Панфилову же, получившему свежие подкрепления, — сменить балтийцев».
Когда потянулись к берегу свежие отряды панфиловского резерва, Чепрасов дал приказ лыжникам — отходить.
Старое пристанище их за ближним торосом оказалось разбитым вдребезги. Это постарались «десятки» и «шестерки» острова Койвисто-Бьеркэ. Пришлось уводить людей в сторону, подальше в глубь залива.
По безудержной силе и напору лыжного натиска и броска враг заключил, что имеет здесь дело с основной операцией и спешно стянул сюда все свободные резервы из других смежных участков оборонительной линии.
Этой ошибкой врага воспользовались части, расположенные по берегу и выше, и прямым штурмом взяли сильнейшие ДОТ, прикрывающие Муурилу с востока. Муурила пала, как созревший плод. Ее защитники в панике побежали и с берега и с горы, бросая снаряжение, амуницию, даже винтовки и лыжи.
Неприступная Муурила пылала. Балтийцы-лыжники взбирались на прибрежную кручу. Красная Армия входила в еще догоравшую деревню.
ДОМОЙ С ПОБЕДОЙ
В конце марта лютые морозы унялись. Ярким, солнечным днем празднично выглядел Кронштадт, морской город. По широким проспектам в одном направлении двигались толпы. От самой площади Революции до Ленинградской пристани — густые шпалеры красноармейских и флотских частей. По-весеннему холодный ветерок ласково полощет кумач приветственных плакатов. Сверкает на солнце яркая медь краснофлотского оркестра.
У пристани скопились тысячи людей, радостных, взволнованных и торжественных. Это — матери и отцы, сестры и жены, дети и друзья героев.
Они теснятся к пологому спуску на лед, часто всматриваются в однообразную даль зализа.
— Идут или не идут? Неужели опоздают? Ведь заждались!
— Идут!
На снежную пустынную гладь легли темные пятна ровных движущихся колонн.
— Идут!.. облегченно вздохнула толпа.
Лыжники скользят быстро, методично, сохраняя интервалы. Издали кажется, что даже не скользят, а плывут, ритмично перебирая по воздуху ногами. Приближаются! Можно уже видеть впереди командиров, слышать лыжный размеренный скрип.
И тогда, нарушая строгий порядок встречи, установленный церемониал, друзья и родные лавиной устремляются по спуску на лед.
Увязая в глубоком снегу, несутся навстречу. Слезы радости. Горячие объятия, рукопожатия. Молодые отцы, вскинув на руки детей, долгим счастливым взглядом смотрят на них и не наглядятся. Из перехваченного волнением горла не идут
