Третий раунд - Андрей Поповский

— Слышь, пацаны, с Владимировки есть тут кто, а? — перекрывая шум в фургоне, раздался сиплый прокуренный голос откуда-то сбоку.

— А ну бля, хайло свое поганое закрой, а не то я тебе сейчас быстро ребра посчитаю! — грозно рыкнул дюжий конвойный, оставшийся в фургоне, и для убедительности гулко стукнул кулаком по дверце боксика, из которого донесся голос.

— Все, все, начальник, не хипешуй ты так, я просто куревом хотел разжиться, — отозвался тот же голос.

— Бамбук кури. Не велика цаца, потерпишь, — успокаиваясь, буркнул конвойный:

— В камере еще так накуришься, что дым из ушей полезет.

Спустя двадцать минут тряской дороги, автозак, последовательно проехав через несколько ворот, оказался во внутреннем дворике СИЗО. Арестантов по очереди выгнали из фургона и завели внутрь угрюмого здания изолятора. После уже привычной процедуры обыска, Егора и остальных прибывших с ним парней заперли в тесной камере без удобств, расположенной на первом этаже.

— Ща, пацаны, нас отсюда всех на карантин кинут, а там, глядишь, через пару-тройку дней уже по хатам раскидают, — сидящий на корточках тощий скуластый парень лет двадцати пяти, одетый в синий спортивный костюм, в последний раз с наслаждением затянулся сигаретой и щедрым жестом передал ее сидевшему рядом толстяк:

— На, брателла, курни.

— Душевно, братуха, — посипел толстяк, и по голосу стало понятно, что это он в автозаке интересовался насчет закурить. Толстяк сделал пару длинных затяжек и протянул сгоревшую до половины сигарету стоящему рядом Егору, но тот отрицательно покачал головой.

— Спасибо, не надо, я не курю.

— Дай мне, — к толстяку за сигаретой потянулся молодой смуглый парнишка в поношенных джинсах и зеленой мастерке.

До этого этот парнишка безуспешно пытался разговориться с угрюмо молчащим Егором, представившись ему Хасаном. Егор беседу поддерживал неохотно, и вскоре Хасан отстал от него.

В этот момент в коридоре раздались уверенные шаги двух массивных мужиков, потом послышался щелчок отпираемого замка, и через пару секунд лязгнули двери соседнего бокса. Почти сразу же за стеной послышался приглушенный толстым слоем бетона грубый мужской голос.

— Что, блядь, гусь лапчатый, зенки свои похабные выпучил, не ожидал меня здесь увидеть?

Все парни, находившиеся в камере вместе с Егором, притихли, с интересом прислушиваясь к тому, что происходит у соседей за стеной. Но ответа на вопрос, заданный неизвестным мужиком никто из них не услышал.

— Что ты там бормочешь, — из-за стены опять послышался тот же уверенный голос, полный дикой, едва сдерживаемой злобы. — Ты свои вонючие извинения себе в жопу затолкай. Когда ты мою сестру своими грязными лапами трогал, тогда ты о чем думал? Когда ты, гнида поганая, ее насиловал, ты не ведь извинялся. А сейчас ты что думаешь, я тебя бить сюда пришел? Нет, ошибаешься, я тебя сейчас просто огуляю по полной. Был ты пидаром не проткнутым, так я тебя сейчас проткну.

— Фела, дай я ему за Залину врежу, — в разговор вмешался второй голос.

— Нет, не надо, не надо, пожалуйста! — из-за стены послышался плаксивый голос молодого парня, а затем послышались глухие звуки ударов и какая то возня.

— Бля буду, пацаны, — возбужденно прошептал тощий парень в спортивном костюме, — сто пудов, там мусора кого-то петушнуть хотят.

— Да тише ты, — возмущенно цыкнули на него двое парней, с интересом ловивших каждый звук из-за стены.

Егор отошел в дальний угол. То, что сейчас творилось в соседней камере, ему было настолько противно, что он не хотел быть даже невольным свидетелем разворачивающейся мести, но голоса из-за стены доносились и туда.

— Ну что, Фела, воткнешь ему? Девочка загнулась и уже готова, — снова послышался глумливый голос из-за стены.

— Да ну его, бля, в жопу, я себя не на помойке нашел, чтобы ему глину месить. Пусть эта гнида парашная пока не проткнутым живет. Я постараюсь — он, сука, у меня минимум десятку схлопочет, а на зоне его все равно потом кто-нибудь другой проткнет и кончит он свою поганую жизнь где-нибудь в петушином углу. От судьбы ведь не уйдешь.

За стеной опять послышались звуки ударов и приглушенные всхлипы, а потом дверь соседней камеры снова лязгнула, щелкнул запираемый замок и в коридоре послышались удаляющиеся тяжелые шаги.

Парни в боксике зашевелились. Отвратительная сцена, только что произошедшая в соседней камере, оказала на всех угнетающее воздействие.

— О так вот, — подвел общий итог толстяк:

— Мусора, падлы, что хотят то и творят, хотя тот парнишка конечно тоже неправ, по всему видать, он сюда за мохнатый сейф залетел, а такое серьезными людьми нигде не приветствуется…

— Да пидар он по любому, если сам раком пред ментами загнулся, — презрительно сплюнул в сторону Хасан. — Мало ли что там было, послал бы их на хер и все. Всех-то дел, что они его не проткнули, а по звукам вполне могли бы…

Еще несколько часов томительного ожидания, и Егора вместе со всем этапом из Ленинского ИВС поместили в карантинную камеру. В любой тюрьме, из всех общих камер, карантинная камера имеет самый неприглядный внешний вид. Арестанты обычно здесь долго не задерживаются, поэтому они относятся к временному месту пребывания без особого уважения, не пытаясь никак облагородить его или как-то наладить свой временный тюремный быт. Карантинная камера во Владикавказком изоляторе представляла собой унылое помещение площадью около двадцати квадратных метров, с высокими закопченными потолками и основательно загаженными стенами, исписанными сотнями побывавших здесь людей. Надписи на стенах отнюдь не поражали глубиной мысли, в основном они сухо сообщали, что какой-нибудь Вован или Виталик были здесь, или делали грандиозное открытие типа «Все менты — суки поганые». Единственное зарешеченное окно камеры выходило во внутренний дворик тюрьмы, и сквозь него можно было увидеть только хмурое осеннее небо, плотно затянутое серыми тучами. В камере уже находилось с десяток арестантов, попавших туда немногим ранее, они сидели досках на грубо сколоченных деревянных нар, ничем не покрытых. Новички, вошедшие в хату, сразу же вызвали неподдельный интерес у формальных старожилов.

— Хас, дорогой, здравствуй! — один из парней, сидевших с самого края, с радостью двинулся навстречу тощему парнишке в зеленой мастерк:

— Ты какими судьбами сюда, братское сердце?

Хасан обнялся с приятелем и смущенно улыбнулся.

— Да вот, одна знакомая баба меня подженить на себе хотела, а когда я с крючка сорвался, она, сука, на меня мусорам заяву накатала, типа я ее снасильничал.

— Бывает. Ты, Хас, не менжуйся, тут наших с пацанов с Южного до хрена, так что в обиду тебя не дадим.

— Да я и не менжуюсь, — тут же осклабился парнишка:

— Я и сам за себя слово перед людьми скажу, чай не сирота.

Егор, войдя в карантинную камеру, сразу же увидел знакомого лысого мужика, который подмигнул ему лежа на полу в тот самый день, когда Егора доставили из Москвы в шестой отдел к следователю. Мужик сидел на нарах на самом козырном месте в камере, располагавшемся подальше от санузла и поближе к окну. Увидев Егора, он широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и снова ему подмигнул. Егор, не раздумывая, сделал несколько шагов, и не обращая внимания на изумленные взгляды остальных арестантов, подошел прямо к нему как своему старому знакомцу, первым протянув мужику руку для рукопожатия.

— Здорово, меня зовут Егор.

— Ну здорово, коли не шутишь, — ответил тот на рукопожатие, с силой стиснув его ладонь, и, хитро прищурившись, продолжил:

— А меня Антоном мамка назвала.

Несколько секунд с улыбкой глядя в глаза друг другу, они мерялись чья ладонь окажется крепче, а потом Антон, весело рассмеявшись, хлопнул парня по плечу.

— Крепкая у тебя рука, пацан, мое рукопожатие редко кто выдерживает. Я в молодости несколько лет вагоны разгружал, так что силушки хватает.

— Да я почувствовал, — кивнул Егор. — Слава богу, и у меня в свое время была возможность руки развивать.

— Давай падай рядом, чего стоишь? — предложил ему Антон, кивая на свободное место рядом с собой:

— Я так понял, что наши с тобой дела ведет один и тот же следак.

— Ага, — снова кивнул Егор, усевшись на нары:

— Марков Владислав Георгиевич.

— Вот, вот он самый, — покачал головой Антон. — Значит, мы с тобой, братуха, крепко попали.

— Да вроде нормальный мужик, мне даже понравился, — удивился Егор:

— Не орал, не пугал, бить не пробовал, просто по душам разговаривал.

— Ага, вот и я о том же. Это, брат, самый опасный важняк в шестом отделе, ему орать, бить и пугать нашего брата без надобности. Он чисто головой работает, а не руками, как остальные мусорские. Он колет чисто на фактах и доказательствах, и для него допросы ну прямо как шахматы, а он в них гроссмейстер, поэтому я и говорю, что наши с тобой дела не очень.