Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конфликт интересов?
– И фонтан у Биржи забабахали! Самый большой в Европе. На газовые денежки прямо из Невы бьёт… украсили самое красивое место…
– Умоляю вас! Я на экономический форум ездил – ни х… не видно вокруг! Ни Биржи, ни Петропавловки. Одна вода… стена воды до неба!
– Ха-ха, им, углеводородным олигархам, большой фонтан подавай, как всеобъемлющий образ ихнего изобилия! Нефтяной и газовый фонтаны, ха-ха, для них сливаются в фонтан долларовый. Вот и на нищих не жалко было потратиться, нищим подарили стену воды и музыкальное шоу, с цветной подсветкой!
– Как у Скрябина?
– Громче! Уши закладывает…
– Тому, из «Позы», ну, тому, который газпромовскими шоу из Надыма заправляет теперь, так в рыло хотелось дать, руки чесались…
– Ха-ха, ему дашь, его унгуровские бойцы из продюсерского центра крышуют…
– То-то обнаглел! Двухдверная спортивная BMW, ураган…
– «Позу» переформатировали уже?
– Без промедлений! Видели разворот о свадьбах черепах на Галапагосских пляжах?
– У черепах медовый месяц, а денежки Унгурову капают…
– Унгуров, пока за океаном черепахи е….я, зарабатывая ему на бензин, у себя на Сардинии гоняет на «Ломбардини»… Отчаянный, по горным дорогам… другой давно бы в пропасть свалился…
– Если в финансовую пропасть не ухнул, когда был кризис…
– Отчаянным везёт…
– Ваше здоровье. Как вы-то по Италии прокатились?
– Славно, с навигатором!
– Не барахлил?
– Нет, у меня американский…
– А мне не повезло, кормили паршиво… надоела их паста…
– Вишня в ликёре, вишня в ликёре…
– С оркестром и речами питомник вишнёвых саженцев заложили, прослезились, потом… безумец-изобретатель подвёл… саженцы вымерзли, а Шалодомов – денежки отмыл, вроде бы чистенький…
– Он, гуторят, дефолт готовил, помогал, кому надо, серые банки брать…
– Унгуров не устаёт удивлять, как вам последний его проект?
– Писатели на льду, в цирке? Унгуров – молоток! Внедрит эффектную антигеморройную профилактику! Вынудит писак оторвать зады от стульев, заставит потешить публику, на халяву теперь миллионы за «Большую книгу» давать не будут!
– Аксёнов, отрапортовали из-за океана купленные Унгуровым корреспонденты, не исключил своего участия…
– Вася не одинок! Многие писаки руки-ноги готовы переломать, лишь бы на виду оставаться…
– Шоу превыше всего… властителей дум превращают в массовиков-затейников!
– Как вам…? Чем не шоумен? Ух, как вверх попёр…
– Ещё бы, потомственный чекист, питерец…
– Ого! Опять есть биографию делать с кого…
– И ради чего сплотились, попёрли? И душат, душат…
– Умоляю вас! Спешат активы хапнуть, переделить…
– И всё же кто…
– Душитель свободы ваш Путин, вот кто…
– Побойтесь бога, кого он задушил? Всего-то отвадил Гуся, Берёзу и Унгурова ногами открывать кремлёвские двери…
– Руками – можно?
– Не всё сразу!
– Гуся с Берёзой так отвадил, что в бега куда подальше пустились…
– Умоляю вас, пора было еврейский капитал приструнить…
– Унгуров? Он свой, за страну болеет, и Патриархат в Кремле за него просил…
– Здоровья ему, богатырского…
– Умоляю вас, нам тоже здоровье не повредит!
– Блеск! Ещё подлейте…
– Вчера я во Франкфурте пересаживался, так Унгуров в ресторане подливал и подливал себе, в хлам накачался, когда его утихомирить хотели, на немца-официанта полез с кулаками, потом михайловский гимн запел…
– Я и говорю, что он свой…
– Если свой, то только наполовину! Отец у него мулле касимовскому прислуживал, точно знаю…
– Свой, свой в доску, мусульмане наши братья на век…
– А я говорю – душитель! И с диктаторскими замашками! Собрался на третий срок, предал великую идею свободы…
– Уверены, что собрался?
– Не сомневайтесь! Свобода медным тазом накрылась, но мы…
– Вы… вы – бесы, господа левые либералы! Всех через коленку согнуть хотите.
Иди, смотри… Старался не терять из виду Тиму; смотрел и слушал.
– Вы сами, вы сами, бравируя своим консерватизмом, смыкаетесь с демшизой!
– Чтобы гарантировать стабильность, спонтанные позывы и прорывы свободы осталось взять в интеллектуальную раму… Не Арганов ли? Сошёл в рай с телеэкрана, пора выпить и закусить? О, не один Арганов сошёл, не один…
– Согласен, согласен! И всё-таки мы, замыкаясь в умозрительных схемах, постыдно не любопытны, не хотим замечать сколь естественно новизна прорастает снизу, из гущи народной, вот, к примеру, по пути сюда… – Соснин обернулся на голос Эккера, и он с экрана сошёл? – По пути сюда набрёл на площадку, где мило играли самодеятельные музыканты! Там стояла когда-то Шереметевская усадьба, шумели вековые дубы, но время, время… и вот дубовые пни заботливо обнесли чугунными столбиками с цепями, отвели в сторону шоссе, на петле бывшей дороги, огибающей пни, из бетона отформовали…
– Это там, где вечная теперь пробка?
– Да, да! – возбуждался Эккер, – и автомобильная пробка убедительнее, чем статистика, свидетельствует об укреплении среднего класса, все на машинах, средний класс – залог стабильности.
– Стабильность не в пробке у пней, а за кольцевой дорогою поищите!
– Что я за кольцевой дорогой не видел?
– Не видели, как народ живёт!
– И как же?
– Как в Африке! Только мёрзнет.
– Укрепление среднего класса? Стабильность? К взрыву идёт дело, господа либеральные мечтатели, к страшному кромешному взрыву.
– Личное мнение изволите излагать, Устам Султанович, или всего Исламского Комитета? – съязвил Арганов.
– К взрыву?! Оглянитесь по сторонам – мы собираем камни! Разве здесь, в «Плаза-Рае», не бросается в глаза благотворность и, подчеркну, общедоступность достижений цивилизации? Среднему классу гарантируется удовлетворение всех потребностей!
Арганов наклонил лысину, слушал, на губах Мухаммедханова, медлительно наливавшего «Боржоми», застыла глумливая улыбочка.
Светились постеры с чувственными бледно-розовыми губами… один, второй, третий. На четвёртом постере холодным огнём горели серые широко раскрытые глаза… где-то видел эти губы, эти глаза.
«Приглашаем провести ночь вдвоём с геем-гейшей»!
Порхали лазерные рекламки, порхали райские птички с подносиками… личики иных птичек и голые их животики при ближайшем рассмотрении были присыпаны серебряной, золотой, брильянтовой пыльцой, драгоценными микроскопическими веснушками. «Приглашаем провести ночь вдвоём с геем-гейшей», «Приглашаем провести ночь вдвоём с геем-гейшей»! – наперегонки летящие буквенные цепочки, сталкиваясь, свёртывались в пёстрое облачко.
Комплесное шоу-зрелище, какие могли быть к нему претензии? Возможно, пластическими вольностями, развесёлостью и пестротой своей оно вообще отвечало не столько специфике райской функции удовлетворения всех желаний, сколько глубинным запросам и свойствам своего времени, его авральному, при остановленных часах, ускорению, когда… когда маячит, если не случился уже, конец истории, а надо ещё столько всего успеть! Всё драматичное и трагичное, чем чревата жизнь, всё возвышенное, серьёзное, строгое, весомое пребывало, несомненно, и в этом застойно-авральном времени, где, как и в любом другом времени, рождались и умирали, однако выражалось всё это – здесь хотя бы, в мельканиях и замешательствах земного рая, – не концентрированно, как когда-то, в целостные эпохи, помеченные великими памятниками искусства, а дробно, почти распылённо. Слепленная из эфемерностей, мельтешаще-напористая среда органично несла в себе дисперсные содержания момента, да, дисперсные содержания во всей их совокупной, словно застывающей напоказ, словно позирующей, красе.
– Оча-а-арова-а-тельная шляпка! – кокетливо кинулась, отрабатывая рекламную акцию, эстрадная дива в многолепестковой шляпке-хризантеме, выплетенной из белой соломки, и синей свободной юбке до розовых, как у пластмассовых манекенов, щиколоток.
Кружил, кружил по площади.
– Внимание автомобилистов! Пробка на…
Это не форма, собравшая воедино много пространств и форм, – с дураковатой ухмылкой напоминал себе, – это формат, хотя пространства и безграничны, это искусство не компановки, но всеобъемлющей завлекательной упаковки. Надо же… уютные закутки для потех и утех кокетливо вгрызались в самые суровые и неприступные из обступавших площадь, сложенных из дымчато-рваных камней фасадов! Со второго этажа и до вписанной в крутую, с блестящими чешуйками стёкол, крышу мансарды – бизнес-центр высшего класса, внизу – слева и справа от массажных салонов с полуголыми азиатками-кудесницами и школ спортивного рок-энд-ролла, где дёргались пары в трико и атласных брючках – словно произведения гигантов-стеклодувов, полусферические витрины, за ними – приоткрытые для нескромных взоров, преувеличенные альковы, выстланные туркменскими узорчатыми половиками ручной работы! Какие радости сулила хотя бы задрапированная зелёным и оранжевым шёлком тахта для возлюбленных из рода Гулливера с тугими, белыми и коричневыми, игриво вышитыми подушками, на них воспроизводилась статичная акробатика Камасутры!
