Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин

Глаз, мозг пасовали? Рехнулся, сошёл с ума?

Крах школы, окончательный пышный крах? А-у-у, Гуркин, а-у-у, Гаккель, шоу победило, выхода нет? Хотя… хотя Нешердяев, надо думать, отлично выглядел на лиссабонской презентации этого изобильнейшего шоу-бедлама. Балкончики, галерейки, коллекции сводиков, нагруженных плющём циркульных и – через одну – стрельчатых арочек, вроде бы всё привычно, вяло, эклектические фрагментики, как издавна повелось в эклектике, обходились без крепкого композиционного костяка, так и сяк беспечно сцеплялись: готикой прорастал ренессанс, классицизм обручался с конструктивизмом… изящно вырисованные контуры дверных створок, выводивших на ближайший, с тяжёлыми балясинами, балкон, где раскуривали сигары какие-то мордастые франты, вторили божественным крыльям бабочки, модерн. Однако нагромождение подёрнутых маньеристскими гримасами форм, которое только что смущало взор вкусовыми провалами, больше не раздражало, не отвращало! Ощущения опять поменялись. Вовсе он не рехнулся! Нет! Словно не было заведомо издевательских вкраплений в готику, барокко или классицизм пуризма, не было досадно-демонстративных в своих пластических щедротах глупостей, заставляющих кривить губы, проявлялось что-то иное. Да, да, – спешил, переча себе, доспорить с самим собой, – зрелище вдруг обнадёживающе дохнуло на него не распознанной досель энергетикой. Откуда что бралось? Да, проник в мощно оснащённое и – вялое, да-да, вялое при этом, внутренне-пустое, безыдейное время. Однако… Да, да, – твердил, – да, пышное бесстилье не смог бы, разобрав чудеса по косточкам, описать, однако уже не сомневался в наличии у мозга-инструмента, творца чудес, буйной выдумки и – по-своему! – обескураживающе-строгого мастерства… вот, к примеру…

За примером далеко идти не пришлось, чуть в стороне от воронки-кратера, откуда выплывали разноцветные воздушные шары, симулировала парение летающая тарелка – под круглую островную платформу в помощь таинственному двигателю, побеждавшему гравитацию, подвели для страховки почти невидимые, тонкие, как комариные ноги, стойки. Пародирование безвкусицы доводилось до совершенства! – под платформой дышали скрытым инфракрасным огнём грили «Жаровни», а на платформу, увитую коваными чёрными розами, вёл прозрачный эскалатор, по нему, меж двух рядов стилизованных под горящие факелы торшеров, бесшумно скользили приглашённые.

О, пародийно-юмористические изыски достигали апогея! – над заострёнными, словно раскрытые раковинки, стеклянными оболочечками, накрывавшими остров изощрённейших удовольствий и напоминавшими сиднейскую оперу в миниатюре, горело розовым по синему: «Пола-клуб».

– Илья Сергеевич, мы вас отыскали! – Света гордо изобразила книксен, отщипнув и отведя в сторону золотистую складку платья.

– Стол зарезервирован, вернёмся, побалуемся горяченьким, – добавил Тима.

– Но пока проглотим холодненькое, – загадочно засмеялась Алиса.

– Гарантируете райское наслаждение? – преодолевал подавленность, приятно было почувствовать себя защищённым.

– И не одно, не одно, вся ночь впереди, – заворковали Света с Алисой.

– Что такое «Нормандская дырка»? – вспомнил Соснин.

– Не будем забегать вперёд, – сохранил интригу Тима.

Дружно направились к эскалатору.

Тима вытащил карточку.

Их ждал круглый, накрытый слепяще-голубым стеклом столик.

Откупорили вино.

– Едва научились отличать устрицы от мидий, появилось уникальное меню, – Тима заскользил чутким указательным пальцем по строчкам на мелованной бумаге, пестревшим английскими и французскими словечками, – шесть видов деликатесных моллюсков из Бретани.

Но сперва поднялись на бесшумном эскалаторе в центр острова-круга, по дуге которого и были расставлены столики, их, по кругу же, охватывала собранная из стеклянных, цветов моря, панелей окантованная профилями из нержавейки стойка, что же до острых оболочечек, умиливших Соснина, то изнутри вогнутые сферки, как и подобало раскрытым створкам раковин, отблескивали розовато-сиреневым перламутром, с них свисали высохшими лохмотьями морские водоросли.

Пьяно помахал Марат, его безуспешно поджигала огненным взором пряная, с вьющимися волосами брюнетка. Марат нетерпеливо глотнул из фляжки и – задумчиво – поднял сжатую в кулак руку; на губах застыла джеймс-бондовская улыбочка.

– Есть устрицы, которые попискивают, когда их глотают? – листала меню Алиса, – я глотала, но писка не слышала.

– Скоро ещё раз проверишь!

Морские водоросли, только свежие, окаймляли продолговатые, чуть наклонно выставленные в витринке серебряные подносы, где в колотом льду…

– Илья Сергеевич, сеанс начинается! – щекочуще зашептала Света.

Свет погас, вернее, мёртвый бело-голубой свет сменился сине-зелёным, будто «Пола-клуб» накрыла волна, – в миг перекраски смазанно промелькнули трое неразлучных аналитиков, прервавших ради познавательного гастрономического удовольствия свой жаркий политико-идеологический спор; официанты расступились, под звуки голоса невидимого конферансье, – слово главному консультанту департамента морепродуктов «Сон»-«Сони»… – состоялся выход франтоватого сморчка-Венякова, он торжественно поклонился публике, с пружинистой старческой молодцеватостью начал прохаживаться по дуге, вдоль стойки. С лекторской непринуждённостью остановился у витринки с подносами, указки, правда, у него не было, зато в руке подрагивал микрофон…

А пистолет не дрогнул.

У Соснина пересохло горло, поспешно отпил вина.

Веняков нажал потайную кнопку на стойке, голубое ковровое кольцо, на котором стояли столики, плавно поплыло по кругу.

– Многовековая культура потребления устриц, издревле называемых морскими фруктами, сравнима лишь с изысканным миром вин и сыров, – объявил надтреснутым голосом, одолев астматический кашель, Веняков и обрушил на нетерпеливых слушателей суховатый вал неоценимых исторических сведений! – О, античные гурманы, особенно знавшие толк во вкусовых нюансах скользких морепродуктов римляне, были без ума от… и потом, потом, в утончённейшей Венеции, устрицами подкреплялся перед любовными подвигами сам Казанова. Слушатели также узнали, что плоские круглые устрицы, Plate – Тима немедленно отыскал их в меню – водятся по всей Европе, вкусовой и весовой кондиции достигают к двум-трём годам, подаются, чаще всего, по три: одна устрица подаётся в натуральном виде, другая с базиликом и томатом, третья – с карпаччо из говядины. Трио устриц, глазированных в сабайоне из шампанского, подаётся и на горячую закуску. Нередко в устрицах, выловленных на отмелях Аркашона, попадаются настоящие жемчужины, настолько маленькие, что их можно смело глотать. Чтобы понять давно ли устрицы выловлены, надо постучать раковинами одной о другую, если звук звонкий – воды мало, устрица… а если звук глухой – устрица свежая, только из моря…

– Так смотрите на этого жилистого старикашку, так слушаете… вы его знали раньше? – склонилась чувствительная Алиса.

Дёрнулся от неожиданности. – Да-а, он был в моей школе учителем физкультуры.

– Культурные учителя раньше были, – мечтательно протянула Света, – наш физкультурник такое убожество, мужлан.

Веняков пересыпал речь с явным удовольствием произносимыми им французскими и английскими словечками, – второй тип устриц, Deep… с ними подаются обжаренные сардины по-португальски с конкассе из томатов, медальоны из тунца с имбирём и соей…

Лектора-гурмана проводили аплодисментами.

Официанты торопливо разнесли…

– Ну, первая устрица – нечто головокружительное, как прыжок с парашютом!

Слюнки текут! – Алиса и Света зажмурились в предвкушении и…

Соснин не без испуга проглотил сырой скользкий комочек, писка не услышал, увидел счастливый лик Эккера, свершившего аналогичный глоток.

Даже Мухаммедханов, казалось, расставался со скепсисом.

– Разве трогательная гастрономическая лекция интеллигентнейшего старичка из бывших не свидетельствует о… – очнулся от удовольствия Эккер.

– Не тратьте порох! – оборвал Мухаммедханов и бабахнул шампанским, – кабы вы знали, где и кем служил в своей прошлой жизни интеллигентнейший…

– И знать не хочу, вы готовы облыжно очернить…

Тима подливал белое бургундское; райское наслаждение номер…

– Как вам устрицы, Андрон Сергеевич? – обернулся к соседнему столику Арганов, блеснув ярким, лазорево-жёлтым галстуком.

– Неплохи как будто, Орест Залманович, их, если не врут, ранним утром выловили в Бретани, – пожал плечами режиссёр с мировым именем и, пантомимически изобразив, что постучал у уха раковинами друг о дружку, ловко выдавил на моллюска сок из лимонного ломтика.