Кровавый пакт - Дэн Абнетт

Когда Эйл вошел в зал, Бэр кончиком своего ритуального ножа срезал желтый жир и полупрозрачную плоть с грудной клетки, чтобы вскрыть ее. Эйл предложил ему больший, похожий на нож мясника консервный нож, и Бэр страстно принял его. Он начал отламывать ребра, как мясник. Он залез в полость, которую открыл, и вытащил один из гротесков.

Эйл взял тяжелую железную маску и повернул ее в руках. Из особенного дизайна сердитого взгляда и воющего рта, он опознал, что она принадлежала Жонасу, но Жонас Катогор был одним из тех, кто не пережил гибернацию. Маска останется неиспользованной. Ее нужно будет ритуально уничтожить, чтобы умиротворить Жонаса и его покровительствующих духов.

— Найди мою, — сказал Эйл.

Самус уже нашел ее. С испачканными кровью руками, он протянул серебряную маску дамогора. Глаза Самуса были белыми, и у него было идиотское выражение лица. Много лет Эйл знал Самуса по его плотскому имени, Безов. Самус было именем его покровительствующего духа, особенно шумной твари, которая постепенно заняла место в душе Безова. После этого, Безов настаивал, чтобы его звали по имени его духа, и личность, которую знал Эйл, скрылась за молочными глазами, дрожащими тиками и животными звуками.

Эйл радовался, что его товарищ был отмечен таким благословением Высших Сил. Он взял свою серебряную маску. Он скучал по ее холодному весу.

Ведьму отвели в сырую комнату на чердачных уровнях здания. Кэйлба Сирдара, другого старшего Эйла, приставили присматривать за ней.

— Сколько? — спросил он Эйла, когда дамогор зашел на верхний этаж.

— Шестеро не выжили, — тихо ответил Эйл.

— Труп бога!

— Жонас один из них.

Кэйлб покачал головой и снова выругался.

— Остаются тридцать четыре. Мы сможем сделать дело с тридцатью четырьмя.

— Конечно. Но шесть. Шесть!

— Они были десятиной, — сказал Эйл своему старому другу. — Они были кровавой платой, чтобы провести нас в сердце врага нераскрытыми.

— В этом есть истина. Когда выдвигаемся?

— Как только сможем. Как только она скажет нам. Она готова? — Кэйлб посмотрел в дверной проем позади себя. В темной комнате, они могли видеть, как Леди Ульрике Серепа фон Эйл ходит туда-сюда под изорванными и поблекшими воодушевляющими плакатами Лиги Хенотиков. Она все еще была одета в вуаль и траурное платье. Она разговаривала сама с собой.

— Я разберусь с ней, — сказал Эйл своему сирдару. — Иди вниз, вооружись, помоги Кархунану с ритуалами. — Кэйлб кивнул, обнял своего командира, а затем исчез на гниющей, предательской лестнице.

Эйл вошел в комнату.

— Сестра?

Ульрике остановилась и посмотрела на него. Эйл мог чувствовать ее взгляд за вуалью.

— Мне не нравится это место, — сказала она.

— Мы знали, что оно нам не понравится, сестра, — ответил он.

— Мы все здесь умрем, — заявила она.

Эйл кивнул. Она никогда не ошибалась, и, кроме как смерти на Балгауте, он не ожидал ничего другого. Это, на самом деле, не имело никакого значения.

— Анарх умрет? — спросил он.

— Ты знаешь, что есть только одна вещь, которую я не могу увидеть, — ответила она. Ее руки суетились под длинными кружевными манжетами траурного платья.

— Тогда скажи мне, что ты можешь увидеть, — сказал он.

Она вздохнула. — Я устала. Я не хочу делать это. Я голодна. Скоро снова пойдет снег. Мне не нравится это место.

— К черту снег, и позже будет время, чтобы поесть и отдохнуть, — ответил снег. — Ты знаешь, что я хочу знать.

— Я устала! — обидчиво ответила она. — Правда заставляет мое сердце болеть. Предсказания утомительны. Не заставляй меня делать это.

Внезапно Эйл оказался перед ней, его руки, как проволочные ловушки, сомкнулись на ее запястьях. Она издала звук от удивления и боли.

— Не заставляй меня делать тебе больно, — тихо сказал он, смотря прямо на вуаль. — Не заставляй меня делать больно моей собственной крови. Это твое предназначение. Вот почему кровавые маги нашего Кровного Родства создали тебя. Вот почему они вырастили и заколдовали тебя.

— Клянусь душой, — ответила она, — хотела бы я, чтобы они этого не делали.

— Я знаю.

— Я, на самом деле, хотела бы, чтобы они этого не делали.

— Шшш, — произнес он, отпуская ее запястья.

— Ты хочешь знать, где фегат? — спросила она.

— Ты знаешь, что хочу.

— Ты что-нибудь принес мне?

Эйл кивнул. Он залез в карман плаща, и вытащил аккуратно сложенную карту Внутреннего Балополиса и Олигархии. Это было еще одно требование от Валдюка. Она лежала в конверте на ящиках с боеприпасами.

Эйл разрезал печать на карте, раскрыл ее, и положил на почерневший от копоти старый стол под темными потолочными балками. Он разгладил ее.

Она подошла, посмотрела на карту, и пробежалась пальцами по бумаге, ведя их по линиям улиц и магистралей отрывистыми стремительными жестами.

Холодный ветер задувал в комнату сквозь окна без стекол, и хлопал свисающими краями карты.

Она вздрогнула, и произвела низкий стонущий звук, звук кошки, побитой и загнанной в угол. Эйл держал ее плечи, мягко, но крепко. Он мог чувствовать ее холод сквозь перчатки.

Ее тяжелое дыхание паром появлялось за вуалью. Его собственное дыхание тоже начало парить.

Без предупреждения, она вырвалась, и побежала к окну, черный силуэт на фоне белого неба.

Эйл закричал, думая, что она собирается выпрыгнуть, и рванул за ней так быстро, как позволял его улучшенный метаболизм.

Он поймал ее у окна, схватившись за черный шелк длинного платья, но она совсем не собиралась прыгать.

Он отпустил. Она стояла на подоконнике и смотрела на Имперский город. Он был бледным, словно кость, в зимнем свете, а небо было цвета замерзшего озера.

Он услышал ее вздох. Она потянулась и