Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сдержался, не отдернул руку, не отшатнулся сам. Остатками своей бедной души он понимал, что перед ним стоит ребенок. Несчастный, заблудившийся между мирами ребенок. И этому ребенку нужны ответы.
– Я не знаю, девочка, – сказал он просто. – Наверное, я особенный.
– Он тоже так говорил. – Лизонька убрала руку, и Август полной грудью вдохнул сырой ночной воздух. – Он говорил, что вы особенный, и вы непременно придете.
– Я пришел. – Август потер виски. В голове шумело, как после дичайшего похмелья.
– Вы опоздали. Лени больше нет. Меня больше нет.
– Но остались другие. – Почему-то ему было важно оправдаться перед этой маленькой призрачной девочкой. Или не перед ней, а перед самим собой? – В усадьбе есть и другие дети.
– Она их заберет. Одного за другим. – Лизонька покачала головой.
– Когда?
Нужно было спросить «как», но сроки были важнее. Время сейчас стало его единственным союзником.
– Скоро. Наверное, следующей ночью.
– Что она делает? – Август обернулся, окинул притихший парк долгим взглядом. – Что она с ними делает, Лизонька?
– Она играет. – Лизонька поежилась, как от холода, а Август некстати задался вопросом, чувствуют ли призраки холод.
– Во что? – спросил он вместо этого.
– В прятки. Она играет с ними в прятки. Это так забавно, мастер Берг.
– Что именно?
– Она так выбирает следующего Светоча. Она выбирает, а они, каждый из них, старается попасться первым, старается, чтобы она поймала именно его.
– И ты? Ты тоже… Светоч?
– Я?! – Лизонька усмехнулась. – Я не одна из них! – сказала твердо. – Я не хотела, чтобы она меня нашла, а она все равно…
– Она поймала тебя? – догадался Август.
– Да. Поймала, запятнала, сказала, что я очень особенная девочка, что я стану одной из лучших. Вы чувствуете, как от нее пахнет? – спросила вдруг Лизонька и поморщилась. – Сейчас я уже ничего не чувствую, но тогда, когда я была еще живой… – Она прикрыла глаза, будто вспоминая. – Такой тяжелый запах… Так пахнет на кладбище. Я знаю. Мой папа был кладбищенским сторожем. Я выросла среди могил. От нее всегда пахло смертью. Иногда сильнее, иногда почти неразличимо, но я чувствовала этот запах. А вы?
Горечь полыни, ладан, свечной воск…
– Я чувствую. – Август кивнул, и Лизонька открыла глаза, посмотрела на него совершенно недетским взглядом. Да и можно ли считать это существо ребенком? Есть ли возраст у неприкаянной души?
– Что ты сделала, чтобы не стать одной из них?
– Я убила себя, – сказала она и улыбнулась такой улыбкой, от которой у Августа исчезли все сомнения. Ребенок не может так улыбаться, ребенок не может так просто рассуждать о жизни и смерти. – Было больно. – Лизонька потрогала свою тонкую шею. – Нужно было выбрать другой способ, но у меня не осталось времени. Даже сейчас мне иногда кажется, что мне не хватает воздуха. Смешно, правда?
Августу не было смешно. Августу самому не хватало воздуха от этих страшных слов. А ведь ему еще предстояло узнать многое! Если Лизонька захочет с ним разговаривать, если сочтет достойным, после того, что он сделал. Или, вернее сказать, не сделал.
– Я думала, что меня не станет, и все закончится. – В голосе Лизоньки послышалась грусть. – А ничего не закончилось. Я не стала одной из них, но и не ушла навсегда.
– Тебе страшно? – шепотом спросил Август.
– Мне скучно, – так же шепотом ответила она. – Мне скучно и не с кем играть. Даже поговорить не с кем.
– Лиза, – Август сделал шаг к ней навстречу, добровольно вступил в кокон окружающего ее холода. – Лиза, что она с ними делает?
Теперь отступала она, пятилась назад, мотала головой. На мгновение Август снова увидел перед собой маленькую напуганную девочку.
– Лизонька, – повторил он мягко, но настойчиво, – чтобы помочь, мне нужно знать.
– Вы не поможете. – Она продолжала пятиться и делаться все бледнее и бесцветнее.
– Почему? – Это тоже был важный вопрос. Он не боялся убить и не боялся умереть сам. Он вообще ничего не боялся.
– Потому что она сильнее! – Лизонька перестала пятиться, рванула вперед, прямо к Августу. От неожиданности он не удержался на ногах, рухнул на спину. А Лизонька – или уже не Лизонька? – приземлилась ему на грудь, вцепилась маленькими ледяными пальцами ему в шею. – Потому что она уже давно не человек! – Ее голос теперь звучал прямо у Августа в голове.
– Она сделает меня одним из них? – Воздуха в груди почти не осталось, и сердце с каждым мгновением замедляло ритм. Успеет ли он получить ответ на свой вопрос до того, как оно окончательно остановится?
– В тебе есть искра, но ты слишком стар. Она пожирает детей, старик!
На мгновение Августу показалось, что с ним разговаривает не Лизонька, а албасты. Наверное, это умирающий мозг решил сыграть с ним на прощание такую злую шутку.
– Что?.. – просипел он, из последних сил удерживаясь от того, чтобы не оттолкнуть от себя нежить. – Что она с ними делает?!
– Что? – Лицо нависшего над ним существа менялось, угасающее сознание видело в нем череду знакомых и незнакомых лиц. – Ты хочешь знать, старик?
– Да… – Сил осталось только на это коротенькое «да». А на сколько хватит его самого?
– Я покажу. Смотри…
Стало холодно. Так холодно, как не может быть на земле. Если только в Нижнем мире. Если только на том свете… Август больше ничего не видел. Как он будет смотреть? Зачем ему, мертвому, эти знания?.. Он устало закрыл бесполезные глаза, приготовился умереть…
…Он и умер! Умирал десятки раз долгой и мучительной смертью. Он проклинал ту, что причиняла ему боль, и проклинал себя, за то, что согласился, за то, что поверил в собственную исключительность и собственные силы. Не было никаких сил. Не осталось ни капельки. Каждая из пережитых им смертей забирала свою дань. Когда все закончилось, Августа почти не осталось…
Он лежал под старой липой в высокой, мокрой от утренней росы траве. Где-то над головой в густой кроне чирикала какая-то птаха. Он был все еще жив, но хотел умереть. Многие знания – многие печали. Теперь он знал все, но не знал, что делать с этим знанием. Осознание собственной ничтожности было едва ли не больнее недавних смертей. Он никчемный, ни на что не способный старик, взваливший на свои плечи непомерный груз.
Захотелось напиться! Так сильно, что от желания
