Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оно и поднималось. Сначала на поверхности появились серебряные змеи. Они извивались, вертели треугольными мордами, тянулись к берегу. А потом из воды вышла албасты. На глазах у Августа уродливая старуха превратилась в юную красавицу. В иное время он бы, наверное, залюбовался тем, как мокрое платье облегает все изгибы прекрасного девичьего тела, но время закончилось. У него остался лишь один союзник.
– Долго ты, – сказал он, с нетерпением наблюдая, как албасты выжимает из мокрых кос воду.
– Как могла, старик! – Кажется, она наслаждалась. Как наслаждаются путешествием самые обыкновенные юные девицы. – Пока нашла путь, пока увидела свет. У тебя дурная кровь… – Острым языком албасты облизала пунцовые губы. – Дурная и горькая, как осина.
– Переживешь, – сказал он устало.
– Не переживу. Я мертва. – Она усмехнулась, потрясла головой. Капли воды с ее мокрых волос полетели во все стороны. Несколько упали Августу на лицо, и в тех местах он почувствовал боль, словно это были капли расплавленного железа. – Дальше я сама, старик. Ты мне больше не нужен.
На мгновение Август испугался, что албасты, сорвавшись с невидимой цепи, которая приковывала ее к Стражевому камню, бросит его одного на дне этого сырого оврага.
– Не брошу, старик! – сказала она, оборачиваясь через плечо. Снова прочла мысли?
Он вздохнул с облегчением, но облегчение это длилось недолго…
– …Вы опоздали, – послышалось за его спиной. – Уже слишком поздно!
Август развернулся всем своим толстым, неуклюжим телом, подслеповато моргая, уставился на Лизоньку. Тут, вдали от Свечной башни, тельце ее было почти прозрачным, едва различимым.
– Лиза… – выдохнул он, хватаясь за ноющее сердце.
– Вы опоздали, мастер Берг, – с упреком в голосе повторила она, наблюдая, как к подолу ее ночной сорочки тянется серебряная змея. – Одного из них уже не спасти.
Лизонька перевела взгляд со змеи на албасты, которая снова перекинулась в уродливую старуху.
– Не пугай ее, – прохрипел Август, обращаясь к албасты. – Не надо.
– Она не боится, старик, – отозвалась та.
– Я не боюсь. – Лизонька кивнула, а потом запрокинула голову к черному ночному небу.
Август тоже запрокинул да так и замер, не в силах пошевелиться от увиденного…
В небо рвался белый сноп света. Этот свет не мог произвести ни один осветительный прибор. Не в человеческих силах создать такое чудо. А воздух на дне оврага словно бы сгустился, завибрировал, как мириады туго натянутых струн, запахло воском, полынью и ладаном. Сияющий столб качнулся из стороны в сторону, словно пламя гигантской свечи от дуновения ветра. Лицо Августа обдало холодом.
– Что это? – прошептал он.
– Это Светоч, – отозвалась Лизонька.
– Какой Светоч? – В горле пересохло так сильно, что даже дышать стало больно. Август нагнулся, зачерпнул воды прямо из затона, сделал большой глоток, остатки плеснул себе в лицо.
– Светоч тьмы, старик. – Албасты тоже смотрела в небо. Ее ноздри жадно раздувались, словно у хищника, почуявшего кровь раненой добычи. – Мы и в самом деле опоздали.
– Вы его не спасли. – Лизонька коснулась рукой змеиной головы. От этого касания тело ее сделалось чуть более плотным, как будто змея поделилась с ней какой-то особенной формой материи, не-жизнью поделилась.
Август в отчаянии замотал головой. Он проделал такой длинный путь! Он взял себе в союзники бесчувственную нежить! И он опоздал… Потерял еще одного ребенка… Скольких детей он уже потерял?..
Он бежал по топкому берегу реки, прихрамывая, падая и вставая. Он бежал, не оглядываясь и не думая ни о чем, кроме своих потерь. Он опоздал, но в его силах сделать хоть что-нибудь! Хотя бы умереть достойно!
По склону оврага Август взбирался на четвереньках, цепляясь руками за торчащие из земли корни, рыча от ярости и бессилия. Взгляд его был прикован к столбу света. В свете этом ему чудилось метание теней. В ушах помимо гудения невидимых струн теперь стоял душераздирающий крик. Детский крик…
Он ворвался в распахнутые настежь ворота, не таясь, побежал по парковой дорожке прямо к Свечной башне, своему приемному нелюбимому ребенку. Вдоль дорожки едва различимыми стражами стояли тени. Не призраки, не такие, как Лизонька – другие. Он сразу понял, кто они.
Светочи… Светочи тьмы, тьму из себя исторгающие, тьмой питающиеся. Неприкаянные души тех, кого забрала Агния. Где-то среди них был и Леонид. Вот только не понять, которая тень – он, потому что Агния питалась и душами тоже, высасывала их до донышка, уничтожала сами проблески света, превращая их в сгустки чистейшей, концентрированной тьмы.
Они ему не мешали, не заступали дорогу, не пытались остановить. Темные силуэты, больше похожие на черное пламя свечи, чем на человеческие фигуры, были ему немым укором и наказанием. А крик в ушах делался все сильнее и сильнее.
Все стихло в тот самый момент, когда Август ворвался в башню. Он ворвался, и наступила тишина, враз показавшаяся ему невыносимой. Август прижался спиной к двери, дыша часто и сбивчиво, жадно хватая ртом пахнущий полынью, ладаном и кровью воздух. Нет, был еще один запах… Тошнотворно сладкий и одновременно дымно-горький. От него щипало глаза, а к горлу подкатывал колючий ком. Он пронизывал все нутро башни, делал воздух густым и плотным, ядовитым, непригодным для дыхания.
Август дернул головой, ударился затылком об оббитую железом дверь, обеими руками потер глаза. Ему важно дышать и важно видеть. Его самый последний, самый главный враг притаился где-то поблизости.
…Враг не таился.
Еще до того, как Август обрел способность видеть, он услышал плеск. Тихий, умиротворяющий плеск воды. А уже после – голос.
– Ты не успокоился, старик… Надо было убить тебя еще днем.
Стариком его обычно называла албасты, но в огромной ванне возлежала не албасты, а Агния… Полностью обнаженная, она была чудовищно прекрасна. Август знал, что красота может быть чудовищна по своей сути. Некоторые из его творений были такими же прекрасными монстрами – не живыми, но и не мертвыми.
Женщина, нежащаяся в ванне, была одной из таких монстров: не живой и не мертвой, чудовищной. На ее бледной коже играли блики от зажженных на постаменте свечей. Они дарили ей румянец и подсвечивали иллюзией жизни мертвенный взгляд. Ее черные волосы разметались по точеным плечам, исчезая в темной, с маслянистым блеском воде. Или это была не вода?.. На ее поверхности плавали серые хлопья, они кружились, как чаинки в чае, сталкивались между собой, задевали лоснящиеся борта ванны.
Август знал, что это. Знание родилось в его душе само по себе. Рождение это причинило боль,
