Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова

– Построю. – Оказавшись на постаменте, Август какое-то время стоял на четвереньках, собираясь с силами и духом. – Все, что скажешь! Любой механизм! – Он встал на ноги, покачнулся. Теперь от ванны, наполненной смесью воды, пепла и застывшего воска, его отделяло ничтожное расстояние. Над ванной клубился то ли туман, то ли дым. Обнаженная Агния куталась в него, словно в тончайшую мантию. Как же прекрасна она была! Скольких великих мужей она уже вдохновила на свершения? Как жаль уничтожать такую красоту…

О том, что это не его мысли, напомнило острое лезвие клинка. Август как можно крепче сжал костяную рукоять. Больше не было смысла ждать. Еще мгновение – и его способность противостоять ее мороку иссякнет, действовать нужно прямо сейчас!

Август набрал полную грудь воздуха, выдернул руку с ножом из кармана, замахнулся.

У него почти получилось. Если бы все зависело только от него, получилось бы наверняка. Но он совершенно позабыл, что имеет дело не с обычной женщиной, а с паразитом, веками паразитировавшим на шкуре человечества. Очень сильным и очень опасным паразитом…

Его занесенную для удара руку Агния сжала всего лишь двумя пальцами, словно играючи. В кожу вонзились острые ногти, вспороли плоть, пустили кровь, добрались до кости. Серебряный нож с костяной рукоятью упал на каменные плиты пола. Август взвыл от боли и отчаяния. А потом его оторвали от постамента и с силой швырнули на лестницу. Он ударился затылком об одну из ступеней. В глазах вмиг потемнело. Кажется, на какое-то время он лишился чувств, потому что, когда снова открыл глаза, Агния уже снова безмятежно нежилась в ванне на звериных лапах.

– Глупец, – сказала она с тенью легкой досады в голосе. – Я готова была подарить тебе целую вечность, а ты променял мои дары… На что ты их променял, старик? На какие-то глупые человеческие условности?

– Ты бы все равно меня убила. – Он знал эту правду уже тогда, когда Агния начала с ним торг. Такие существа, как она, не способны ни на что другое.

– Убила бы. – Она кивнула, отбросила с плеч влажные волосы. – Но это случилось бы еще нескоро. И смерть твоя была бы не такой мучительной, как сейчас. Теперь вини только себя, старик.

Вот он и стал снова стариком. Жаль только, что не справился, не совладал с этой прекрасной тварью.

– От тебя будет мало света. – Агния лежала с закрытыми глазами, длинные ресницы оставляли темные тени на точеных скулах. – Но мало, это лучше, чем ничего. Какая-никакая искра в тебе до сих пор сохранилась. Я ее заберу.

– Как? – спросил он. – Как ты это делаешь? Почему они так ярко горят? Ничто на этой земле не способно на такой свет…

– Ну почему же? – Не открывая глаз, Агния пожала плечами. – Мне доводилось быть музой не только у художников и поэтов. Однажды мне довелось вдохновлять химика. Очень талантливого, надо признать. Изобретенный им порошок горит, ярче любого костра. Ярко. Жарко. Дотла. Конечно, нужны заклинания, но я ведь говорила тебе, что с уважением отношусь к прогрессу? Магия и прогресс – это ли не истинная сила? Миром будут править те из нас, кто вовремя это понял. Жаль, что ты отказался, старик. Очень жаль.

Ему тоже было очень жаль. Эта жалость была особого рода. Он жалел не себя и даже не погибших по вине Агнии детей, он жалел, что сам лишен той волшебной магии, что позволила бы ему убить эту ненавистную тварь.

– Я знаю, о чем ты думаешь. – Агния по-прежнему лежала с закрытыми глазами. – Они все об этом думали перед смертью. Сожалели о собственной глупости, слабости и малодушии. Я тебя успокою. Меня невозможно убить. Никому из смертных это не под силу. Жизненный опыт и научный прогресс, старик. Такая досада.

Да, такая досада… Август покивал, сжал и разжал кулаки. Никому из смертных это не под силу… Никому из смертных…

Затылок сковало холодом. Сначала затылок, потом хребет, потом онемели кончики пальцев. Знакомое чувство, считай, уже привычное. Август вытянулся в струну, вытянулся сам, вытянул шею. С того места, где он оказался, постамент и ванна были как на ладони. И он видел!

Сначала это был крошечный водоворот у изножья ванны. Настолько незначительный, что Агния даже не открыла глаз. Потом на поверхность всплыла серебряная змея, и тут же следом показались костлявые руки, вцепились в борта ванны. Агния открыла глаза в тот самый момент, когда албасты встала в ванне в полный рост. Теперь в воде было две женщины. Одна прекрасная, вторая отвратительная в своем уродстве. Обе смертельно опасные, но одна опаснее и, наверняка, древнее другой.

Агния не успела ни удивиться, ни испугаться, когда одна из змей обвилась вокруг ее лодыжек, а вторая вокруг белоснежной шеи. Албасты обернулась к Августу, оскалилась своей чудовищной саблезубой улыбкой, прошипела:

– Не смотри, старик.

– Нет! – Он замотал головой. Он будет смотреть! Запомнит каждое мгновение этого противостояния, насладится увиденным. Да, насладится! И пусть его считают спятившим стариком! Он и есть спятивший старик! Он будет смотреть! Ему важно удостовериться, что все закончилось.

– Воля твоя.

Албасты пожала плечами, склонилась над вырывающейся из смертельной хватки Агнией, положила когтистые ладони ей на плечи, снова улыбнулась. А в следующее мгновение Агния с воплем ушла под воду…

Август обещал себе, что будет сильным и решительным, что будет смотреть, но не смог. Он зажмурился в тот самый момент, когда бурлящая вода в медной ванне окрасилась красным. Так и стоял, зажмурившись, а потом и зажав уши ладонями, чтобы не только не видеть, но и не слышать. Но полные ужаса и боли крики Агнии все равно прорывались через эту ненадежную преграду, заставляли кровь стыть в жилах, а волосы вставать дыбом.

Это длилось долго. Август пытался считать в уме, но ближе к тысяче сбился со счета. Сбился и открыл глаза…

От былой красоты Агнии ничего не осталось. Красота сошла с костей вместе с ошметками плоти, растворилась в воде, пролилась на постамент кровавой росой. На обезображенном лице живыми оставались только глаза. Они дико вращались в глазницах. Это вращение так некстати напомнило Августу об удивительных некогда автоматонах Антонио Солидато. Но в тех заводных статуях жизни было даже больше, чем в том существе, которое с довольным урчанием рвала на части албасты.

К горлу снова подкатил колючий ком, но на сей раз Август сдержался. На сей раз он запретил себе закрывать и глаза, и уши. Окровавленное