Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Август писал о четырех тайниках. В одном из них, вероятно, до сих пор хранится письмо Августа. В другом череп Агнии и шкатулка. Что спрятано в остальных? Тайники не делаются просто так, в них прячут что-то весьма ценное. Можно ли из этого сделать вывод, что все богатство Горисветовых до сих пор находится в Свечной башне?
Мирослава задумалась. Этот вопрос неминуемо рождал следующий. Знал ли кто-нибудь из потенциальных наследников о существовании тайников? У Агнии не было потомства, на родню покойного мужа ей было плевать. Она планировала жить если не вечно, то очень долго, она делала запасы. О тайниках, помимо нее, знали Август и Леонид. Август написал о них в своем дневнике. Леонид тоже мог проболтаться. Он был молод и честолюбив, наверняка, ему хотелось похвалиться своей причастностью к чему-то великому.
Был и еще одни человек. Инженер Виктор Серов, ее далекий предок. В дневнике Августа о нем упоминалось лишь вскользь, как о создателе осветительного механизма башни. Но, судя по хранившимся в их семейном архиве документам, Август Берг и Виктор Серов, несмотря на разницу в возрасте, были дружны. Могла ли эта дружба стать гарантией сохранения тайны Свечной башни? Мог ли Виктор знать о существовании тайников?
Мирослава предположила, что мог. Вероятнее всего, Виктор был в курсе. Вполне возможно, что спустя годы, если не десятилетия, информация эта стала достоянием одного из его потомков, перешла вместе с личными бумагами, набросками и чертежами. А потомок – это она, Мирослава Мирохина. Теперь она, а до этого – бабуля. Бабуля, всю свою жизнь проработавшая в сельской библиотеке, бережно хранившая тайны не только своего рода, но и рода Горисветовых. Так уж вышло, что с течением времени ветви и корни этих родов переплелись, и Мирослава едва не совершила самую страшную в своей жизни ошибку, выйдя замуж за Славика Горисветова.
Эта мысль больше не вызывала холодного, какого-то отрезвляющего удивления. Она рождала в душе лишь брезгливость и почти детскую радость, что Мирославе удалось избежать того, за что расплачиваться, возможно, пришлось бы уже не только ей, но и ее будущим детям. Но, как ни крути, а ветви переплелись. Могла ли бабушка, которая, несомненно, знала очень многое, поделиться этими знаниями с Всеволодом Мстиславовичем? Юный и пылкий мальчик, рвущийся к истокам своего рода. Бабушку всегда воодушевляли такие порывы. И само возвращение к истокам казалось ей правильным. Пускай даже это были не совсем те истоки…
Как бы то ни было, а такое допущение Мирослава сделала. Да, бабушка могла передать тогда еще юному Севе Горисветову все имеющиеся у нее документы, касающиеся усадьбы. Вероятнее всего, она понятия не имела, что отдает в чужие руки ящик Пандоры. Она была умна, добра и в чем-то идеалистична. Она верила, что этот мир можно спасти добрыми поступками. Мирослава ее не винила. Сама она была совершенно другой, но свято верила, что все самое хорошее, самое светлое досталось ей от бабушки.
Теперь, если принять допущение за данность, становилось понятно особенное отношение к ней Горисветова старшего. Вероятно, он считал себя обязанным бабуле, потому и поддерживал Мирославу с самого ее детства. Какого рода была эта поддержка, она узнала сегодня днем, а бабуля, к счастью, не узнает никогда. Но факт остается фактом: Всеволод Мстиславович мог знать о существовании тайников в Свечной башне. Вот откуда эта страсть не только к усадьбе, но и к башне. И вот откуда эта нескрываемая досада. Тайники, устроенные в башне, могли быть любого размера, от очень маленьких, до весьма внушительных. Вполне вероятно, что именно тот тайник, в котором Агния спрятала клад, был наглухо замурован в одну из стен. Или в пол… Или в постамент…
Как бы то ни было, а добраться до него, не нарушив общую целостность конструкции, было невозможно. В противном случае, Всеволод Мстиславович не продлевал бы договор аренды. Пытался ли он самостоятельно найти тайники? Мирослава не припоминала, чтобы хоть раз видела его в стенах Свечной башни. По крайней мере, при свете дня. Мог он поручить поиски Славику?
Мирослава вспомнила лежащее у подножья башни тело Лёхи и скрежетнула зубами. Славик был садистом и социопатом, которого даже к управлению семейным бизнесом допускали с великой осторожностью и неохотой. Стал бы Горисветов старший доверять ему такую серьезную тайну? Мирослава была почти уверена, что никогда и ни за что. Не потому ли тринадцать лет назад Всеволод Мстиславович пригласил в усадьбу Максима Разумовского? Кому, как не профессиональному реставратору, можно доверить такое деликатное дело, как поиск тайника? Кто, как не профессиональный реставратор, сумеет не только отыскать тайник, но вернуть помещению первозданный вид?
До сих пор все происходившее в Свечной башне и за ее пределами виделось Мирославе достаточно логичным. Она знала своего шефа, пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было. Терпения ему было не занимать. Терпения и решительности. Вода камень точит, любил он повторять, когда Мирославе казалось, что какая-то сделка слишком затягивается, а очередной бизнес-партнер проявляет раздражающее упрямство. Шеф умел ждать, и почти всегда судьба вознаграждала его за долготерпение.
Что же случилось со Свечной башней? Что случилось с Разумовским? Почему из славного парня из профессорской семьи он превратился в маньяка-убийцу? И вот тут Мирослава снова ступала на зыбкую почву ничем не подкрепленных предположений. А неподкрепленные предположения – это всего лишь фантазии. Значит, придется напрячься, чтобы попытаться отделить факты от догадок. Чтобы хоть как-то утвердиться на этой опасной зыби.
Итак, факт первый! Убийства начались в Горисветово ровно тринадцать лет назад. Это неоспоримо! Четыре убийства за три летних месяца. Четыре убийства и два покушения на убийства. И если в случае с Лехой можно было винить во всем злой рок и несчастный случай, то на нее напали. Ее почти убили. Нет, ее убили, а потом вернули. Если бы не вернули, было бы ровно пять жертв.
Мирослава рассеянно погладила обложку прихваченного с собой дневника Августа Берга. Там что-то было… Что-то связанное с цифрами.
Оперативная память снова не подвела, ей даже не пришлось перелистывать дневник. Агния Горисветова говорила о двенадцати детях, двенадцати жертвах, необходимых для того, чтобы завершить какой-то цикл. Скольких она убила тогда? Шестерых, считая Леонида Ступина. Лизоньку, покончившую жизнь самоубийством, наверное, не стоило включать в этот скорбный список. Со смертью Агнии цикл прервался. Или
